Страница 4 из 7
Так зябко бывает на исходе осеннего дня, что хочется сесть поближе к костру, подбросить в жадный огонь ярко вспыхивающий хрустящий хворост, закутаться поплотнее в плащ, протянуть к пламени ладони, ощутив кожей исходящее тепло костра. Хочется беспечно дремать, пригревшись, а не таращиться бессмысленно во тьму. Так что службу свою сторожа исполняли неохотно. Вот и попали как кур во щи.
Теперь хан Сокал был уверен в том, что у него всё получится, в своей вечно сопутствующей удаче и своей победе. Разве могут русские князья сравниться с ним, у которого ум лисицы, хватка волка и сила медведя? Коварство и сила, бесстрашие и отвага.
Половцы вышли к месту атаки с той стороны, где вольготно раскинулись шатры переяславского князя Всеволода и его людей. Задумано было так, или это была лишь случайность, трудно сказать. Другая часть орды намеревалась атаковать расположение мирно дремлющих киевлян.
Ночь уже давно перевалила за середину, и всё унялось, как на земле, так и на небе, только звёзды сделались крупнее и ярче, да луна круглым жёлтым блином таращилась с высоты. Спят утомлённые вожди и отважные солдаты, сытые кашевары и хмурые обозники, спят умудрённые опытом бояре и храбрые кмети. Всё уснуло, и все уснули, только часовые устало вглядываются во тьму, да и то взгляд их скользит лишь поверхностно, больше по привычке. Всё одно ничего не разглядеть, хоть глаза лопнут от напряжения. «Что может произойти в этакой тьме? Вот взойдёт солнце, и будем готовиться бить супостата, а сейчас терпи, не спи», – подбадривают они себя.
Уж скоро утро. Скоро начнёт светать. Только вот не всем суждено дожить до рассвета.
Около измученного борьбой со сном часового незаметно скользит тень; удар клинка, короткий хрип – и вновь тишина предрассветная, хрупкая, тонкая, нежная. Кто-то из более бдительных стражей разрушит её, успев гаркнуть зычным голосом: «Тревога!» Но будет уже слишком поздно.
Незаметно подведя свою орду как можно ближе к расположению русских полков, Сокал стремительно атаковал их, своей беспощадной конной лавой. Ночь и здесь была ему в помощь.
Как барсы лютые, кинулись поганые на русский лагерь. Стража не поспела толком взяться за оружие, а её уже смяли, опрокинули, втоптали в опавшую сухую листву. Тех, кто выжил после первого натиска, вязали – побитых и израненных, ещё не понимавших толком, что же всё-таки произошло.
Переяславцам досталось опять больше других. Не понимая, кто на них напал, и откуда вообще взялся противник, внезапно свалившийся на их голову, и сколько их, они потеряли всякую уверенность. А когда творится беспорядок, то хорошего не жди. Построиться и образовать общую линию обороны времени не было: всадники уже ворвались в лагерь и секли всех без разбора, не давая даже создать очаги сопротивления.
Всеволод уже один раз неудачно дрался с половецким ханом, вторая попытка не придала ему уверенности. Видя, как его воины падают под клинками врагов, Всеволод кинулся бежать с теми, кто был у него под рукой, создавая дополнительную суматоху и панику. Спасая свою жизнь, он сделал первое, что пришло ему в голову, показавшееся разумным. Князь кинулся в лагерь брата, надеясь найти укрытие от врагов там.
Но стан Изяслава уже тоже подвергся атаке орды. Там ситуация развивалась похожим образом. Ни сам князь Изяслав, ни Коснячко не проявили решительности и героизма. Неожиданная атака вогнала Изяслава в ступор. Киевский князь, привыкший встречать опасность грудью, растерялся и полностью потерял управление ситуацией. Будто оторопь на него напала! Принимать скорые решения Изяслав не был приучен. Сейчас в киевском стане каждый был сам по себе. Те из дружинников, кто успел взять в руки оружие, теперь рыкали, как туры, закрывая своей широкой кольчужной грудью князя и умирая от калёной сабли налетевших на них в утренней мгле ратников неведомого края. Они дрались до конца. Но это не помогло: ни воевода, ни Изяслав так и не сумели ни построить свои войска, ни воодушевить, ни прекратить панику. Те, кто мог драться, дрались и умирали в одиночку. В итоге под слаженным напором половцев русские полки были раздавлены и побежали, устилая дорогу телами погибших.
Оставляя всех позади, первыми бежали князья. Бежали молодцы без оглядки, так, будто за ними гнались волки серые. Скакали, губя и загоняя коней, теряя по дороге отставших дружинников, мчались с бешеным отчаянием, не задумываясь, что ждёт их теперь впереди. Не останавливаясь. Колобком откатываясь в более спокойное и надёжное место, спасая свои жизни.
Таким печальным образом оба князя, задохнувшись от быстрого бега, оказались в Киеве, во владениях старшего брата Изяслава.
Общее бегство братьев решило исход схватки довольно быстро.
Святослав, чьи полки стояли отдельно, не стал ввязываться в безнадёжно проигранную схватку и отступил со своими войсками в Чернигов. Святославу удалось почти полностью сохранить свою дружину. Изяславу и Всеволоду досталось больше, чем ему, в этом бою.
Теперь лишь багровое солнце, взошедшее над Альтой, напоминало о пролитой здесь недавно русской крови, что впиталась в песок, окропила траву, запеклась на камнях у реки.
После такого постыдного бегства некому стало защищать Русскую землю в поле – вот тогда рассыпались половцы по всей земле и стали её разорять. Теперь им больше никто не угрожал и никто не мог их остановить. Вся Русь лежала беззащитная перед свирепым неведомым народом. Такого не бывало ещё никогда! Надеяться больше было не на кого! Оставалось лишь искать укрытие от беды.
Вновь застонала под натиском злодеев родная земля, в очередной раз вспоминая прежние поры и князей давно минувших лет!
Почти тридцать лет никто не смел хозяйничать на Русской земле, никакому врагу это было не по силам, никакому супостату не по зубам. Да и в тот памятный раз, когда под Киев пришла беда, старинные противники Руси, печенеги, собрали воедино всю свою силу, какая у них была, и только тогда дошли они до русской столицы. Но и в тот памятный раз шли враги, твёрдо зная, что князя Ярослава в городе нет. Это был лишь горький, трагический эпизод. Событие из ряда вон, кои в прежней истории Руси по пальцам пересчитать. Не одно поколение детей превратилось во взрослых мужей, пока стояла Русская земля нетронутой, и тут – такая напасть. Киев – это не граница, не порубежье.
Киевляне встретили своего князя нерадостно. Стоявшие по краям дороги люди перешёптывались да хмуро переглядывались. Сразу было понятно: недоброе что-то случилось. Они нутром чуяли перемены, в своё время больше других нахлебались от дележа верховной власти между Ярославом Мудрым и Святополком Окаянным, таскавшим на родную землю печенегов. А когда киевский князь возвращается в город, как побитая собака, добра не жди.
С этого самого момента посыпались на Изяслава Ярославича одни беды и горести.
В городские ворота он въезжал на измотанном дорогой жеребце, растерянный, растрёпанный, весь в немыслимой дорожной грязи. Одним словом, представлял собой печальное зрелище. Брат Всеволод приехал с ним вместе и выглядел ничем не лучше. Следом за ними подтягивалось постепенно разбитое войско, ни о каком порядке и дисциплине речи уже не шло. Пешие и на конях, гуртом и в одиночку, униженные и обозлённые, они шли домой, туда, где были их семьи, туда, где раньше них уже обосновались их князья.
Обогревшись и подкрепившись, оба князя всё ещё водили вокруг удивлёнными, непонимающими глазами. Что произошло, как случилось? Никто из приближённых бояр не хотел торопить их вопросами, помня об испытаниях, выпавших на их долю и видя их состояние. Наконец выйдя на сени, к ближним боярам, Изяслав внимательно выслушал их тревоги и выдал в ответ свои заверенья, что всё будет в порядке. Как будто, создав видимость мира, можно спастись от беды. Однако князь не мог не видеть, что его слова не успокоили никого, что бояре недовольно судачат промеж собой, возможно, говоря друг дружке: «Что за игра идёт здесь на истрёпанных нервах наших! Лучше бы князь за место своё покрепче держался… лучше бы меч крепче в руках держал… Давно русские богатыри такого сраму не испытывали, и вот довелось…»