Цвет надежд – зеленый

«Наверно, их просто выкупали в краске», – подумал доктор Верелиус. Разве можно так мучить животных?

– Их выкрасили? – спросил он у стоящего рядом мужчины.

– Нет, – ответил тот. – В том-то и дело, что их не красили. Они такие и есть. Такими вылупились. Им что-то ввели, пока они были еще в зародыше. Об этом писали в газетах.

Верелиус зашел в магазин. Он купил два шоколадных яйца и марципан. Снаружи людей было больше, чем внутри, и ему представилась возможность поговорить с хозяином.

Он узнал, что цыплята и в самом деле такими родились. Хозяин магазина приобрел их в инкубаторе, где яйца особым образом обработали, зародышам была сделана инъекция красящего вещества Цыплята и внутри тоже были цветными. Даже мясо было у них синее, фиолетовое, красное и т. п. Если такой цыпленок убежит, его легко найти и вернуть владельцу. Он купил их ради оригинальной пасхальной витрины.

– Похоже, им это нисколько не мешает, – заметил Верелиус.

– Конечно, мучительством это нельзя назвать. Цыплята нормально растут и развиваются. Они ничем не отличаются от обычных, с таким же аппетитом клюют зерно и так же отлично его переваривают.

– Интересно, а сами они видят, что не такие, как все?

– Почему? В любом курятнике есть черные, белые и рябые куры. Боли окраска не причиняет. Вы же не думаете, – хозяин похлопал Верелиуса по руке, – что альбиносам причиняют боль их белые волосы и красные глаза. Если их что и мучает, так только внимание, которое они к себе привлекают. Белой вороне или белой золотой рыбке не больно от их цвета. Так и моим цыплятам. Они живут в обычном курятнике, разве что их курятник почище других.

Неожиданно хозяин магазина исчез из сна, вместе с ним исчезла песчаная тропинка, трава и тюльпаны, одно мгновение цыплята еще клевали зерно, потом их засосало вращающееся колесо всех цветов спектра, оно вращалось все быстрей и быстрей. Наконец все цвета слились в одно ослепительно белое сияние, проникшее сквозь закрытые веки доктора Верелиуса, он даже ощутил, его прикосновение. Приподнявшись во сне, доктор громко произнес одно слово, потом он проснулся и снова воскликнул:

– Вертотон!

Вертотон. Обычному человеку это слово ничего говорило, для доктора же означало юношеские мечты и великое открытие, реформу, которая должна была в корне изменить всю нашу систему правосудия. Нечто новое. Выдающееся.

Доктор окончательно пробудился. Оказывается, он уснул, не погасив лампу, и, когда повернулся на другой бок, свет ударил ему прямо в лицо.

Было около четырех. Он мог бы поспать еще несколько часов, вероятно, так и следовало поступить. Но легче сказать, чем сделать. Мысль о вертотоне завладела им без остатка. Тело его реагировало быстрей, чем сознание. Еще не приняв никакого определенного решения, он уже сел в постели, нашарил тапочки, вышел из комнаты, миновал прихожую, вызвал лифт, нажал на верхнюю кнопку и почувствовал, как этаж за этажом лифт заскользил вверх.

3

Каждое существо – это коллекционер воспоминаний. Большая часть воспоминаний хранится в бесчисленных клетках головного мозга и в подходящую, а порой и неподходящую минуту извлекается оттуда. Некоторые воспоминания хранятся в записных книжках и фотографиях, в перевязанных локонах, брелоках, кубках или тряпье. Человек смотрит на старую фотографию и заново переживает пору своей молодости, ему на глаза попадается давно забытый фрачный жилет, и в красном винном пятне он вдруг видит картину неудачно закончившегося ужина; он берет в руки старую серебряную медаль и перед ним под аккомпанемент ружейного залпа его же приятелей появляются движущиеся мишени.

Но главное воспоминание доктора хранилось в большом конверте в толстой папке.

Не так уж часто доктор Верелиус заходил в свой чулан на чердаке. Он отпер дощатую дверь, стукнулся ногой о старый домкрат и сам удивился, зачем он хранит эту вещь. Сонно мигая, он глядел на гору старых кухонных табуреток, потертый чемоданчик которым пользовался когда-то, посещая больных, и стопку иностранных журналов. Подобно большинству людей, он за свою жизнь собрал множество подобных предметов – слишком старых, чтобы ими пользоваться, и еще достаточно хороших, чтобы их просто выбросить на помойку.

Сидя на старом табурете, он просмотрел два чемодана с бумагами и наконец нашел то, что искал. Это была аккуратная связка, лежавшая между двумя большими стопками бумаги. На ней было написано: «Вертотон». Усилием воли доктор заставил себя покинуть чердак, там было слишком холодно, чтобы сидеть в халате.

Лифт все еще стоял наверху. Дом спал. Через несколько минут доктор разложил бумаги на письменном столе. Здесь было все: формулы и опыты, отзывы тюремного управления, медицинских и социальных ведомств – удивительно осторожные, словно люди, писавшие их, пытались сесть сразу на два стула от страха, что один из стульев может проломиться. И наконец решение правительства: «Утверждается… при условии, что заключенный в присутствии свидетелей выразит твердое желание… временно разрешается…»

Верелиус осторожно провел рукой по шероховатой пожелтевшей бумаге с печатями и подписями, два или три десятилетия прошло с тех пор, как он получил ее, в те времена он был еще энтузиастом.

Он нашел и свои собственные записи, касающиеся того события. Сначала казалось, будто правительство встретило в штыки его предложение, все – премьер-министр, и референты, и все собравшиеся «фыркали и хихикали», как презрительно передал ему его доверенный. Лишь министр финансов сидел, закрыв глаза и опустив голову, будто спал. И немудрено было уснуть – выступавшие говорили вяло и монотонно.

Неожиданно министр финансов встрепенулся. Его ухо уловило несколько слов.

– Расход на содержание заключенного в настоящее время составляет двадцать пять крон в сутки или примерно десять тысяч крон в год. Расход на необходимую дозу вертотона при рациональном использовании составит всего восемь крон двадцать три эре.

– Повторите, пожалуйста, – попросил министр.

Цифры повторили.

– Сколько у нас в стране заключенных? Две тысячи триста или немного больше. Если выпустить две тысячи, можно сэкономить восемнадцать миллионов, – сказал министр.

– В пятидесятые годы десять тысяч крон еще считались хорошим годовым доходом. Весь годовой бюджет государства укладывался в девятизначную цифру.

Через несколько минут заседание кабинета пришло к единогласному решению: предлагалось провести опыты с вертотоном.

Однако никто не пожелал стать подопытным кроликом. Очевидно, в этом были повинны средства массовой информации. И отчасти доктор сам вызвал такую реакцию. Он согласился дать представительную пресс-конференцию, не сомневаясь, что вертотон вызовет всеобщее одобрение.

Он просматривал свои заметки, сделанные специально для пресс-конференции. Отрицательные стороны существующей системы заключения: изоляция половые извращения, депрессия, трудности снова приспособиться к жизни в обществе – лучшие заключенные на воле оказываются худшими, гласит старое правило. Дальше шли выгоды вертотона: для общества – сокращаются расходы на содержание заключенных, благодаря тому, что многие тюрьмы можно будет просто упразднить. Для заключенного – он не будет разлучен с семьей и друзьями сможет работать в полную силу вместо того, чтобы шить почтовые мешки и клеить конверты, сможет учиться, гулять… одним словом, сможет жить почти обычной жизнью.

На другой день в газетах, появилось сообщение о пресс-конференции, которое можно было бы назвать вполне удовлетворительным, если не считать, что переврали несколько цифр и исказили фамилию врача.

А еще через день это сообщение было прокомментировано в передовицах: «Возвращение к колодкам…» «Заключенные – подопытные кролики…» «Безумный эксперимент…» «Заражение крови как способ наказания…» «„Реформа" без гарантий…» «Такие безумные проекты приходят в голову только идеалистам…» «Остановить глупость!»