Страница 31 из 35
– Да это отличный бизнес, – уверил ее Пружина. – Разве вы не видите, как Густафссон становится знаменитостью? Он еще будет звездой века. О нем будут говорить, как о Рокфеллере, Повеле Рамеле и других знаменитостях.
– Вы меня не поняли, господин Фредрикссон. Мне хочется знать, какая от этого польза?
– Какая польза в том, чтобы зарабатывать деньги? Да это вам любой коммерсант объяснит! Польза? Чертовская польза, простите за выражение, хозяюшка. Деньги к нам скоро потекут рекой, Я только тем и занят, что налаживаю связи… Правда, устроители пока осторожничают, не дают окончательного ответа. Но дайте срок, скоро им придется платить нам по двойной ставке!
– Но ведь это еще нельзя назвать бизнесом?
– Нет, это бизнес! Продать можно все, что угодно, только одно продать легко, а другое – трудно. За примером далеко ходить не надо: я продавал эликсир для волос… Сперва я продавал средство от моли и комаров – смесь керосина с денатуратом, – но денег мне это не принесло. Тогда я смешал розовую эссенцию с касторовым и миндальным маслом и назвал это эликсиром для волос против перхоти и облысения… Эликсир для волос «Французское Домино» – вот как я назвал эту смесь, она предназначалась и для мужчин и для женщин. Дело у меня шло – лучше некуда.
– Жаль, что вы перестали этим заниматься, – вздохнула Ингрид.
– Видите ли, возникли неожиданные трудности; один дуралей взял да и облысел от моего эликсира. Он обратился с жалобой в газету, там взяли «Домино» на анализ и потом написали, что это снадобье не только огнеопасно, но и угрожает жизни. Это уже была наглая ложь, я сам пользовался им раза два. Но люди испугались и перестали его покупать. Однако вам, хозяюшка, бояться нечего. Густафссон не опасен с любой стороны, ха-ха. От него одна только польза.
– Вы так меня и не поняли, господин Фредрикссон. Мне интересно, кто счастлив от того, что ему приходится показывать себя за деньги? Будет ли Пер счастлив? И мы тоже?
– Счастливы? Дайте ему набрать силу. По новой дороге, пока она не наезжена, всегда трудно ездить. Густафссон как новая дорога. Ему нужно набраться опыта. Газеты нам с ним не страшны. Его на анализ не отправят. У него цвет натуральный. Не линяет.
– Это я знаю, – вздохнула Ингрид.
– И пресса нас поддерживает, – с воодушевлением продолжал Пружина. – Утром я звонил в «Квелльсбладет», просил, чтобы они написали о его предстоящем выступлении в Флеминге, Знаете, что они мне ответили? «Спасибо, – ответили они. – Мы уже напечатали сегодня статью о господине Густафссоне». Как вам это нравится? Мы еще попросить не успели, а они уже написали. Будто он король или представитель высших кругов. А эту газету читают все. Видите, какой на него спрос.
Ингрид охватило отчаяние. Она была в каком-то оцепенении, глаза у нее затуманились, руки упали на колени. Пружина наблюдал за ней.
– Это вас так удивило, хозяюшка? Признаться, меня тоже. Я сам еще не читал, что они там написали. Купил газету по пути к вам. Замечательная газета. Сейчас принесу, она у меня в пальто.
Когда он вернулся в гостиную, Ингрид по-прежнему сидела, закрыв глаза и опустив голову.
– Где же эта статья? – бормотал Пружина, листая страницу за страницей, – В театральном отделе нет. На странице юмора – тоже. Может, в торговом разделе? Где-то должна быть, они же мне твердо сказали, что материал помещен в сегодняшнем номере. Поищите вы, хозяюшка.
Он протянул Ингрид газету. Она взяла ее усталым жестом, бросила взгляд на первую страницу, перевернула ее и остолбенела:
– Да вот она!
– Действительно. Кто бы мог подумать! Сколько о нем накатали! Так пишут только о премьер-министрах или крупных преступниках. Густафссон на верном пути. «Зеленый Густафссон» – такой заголовок сразу бросается в глаза. Отличная газета. Ее все читают.
И Пружина углубился в статью. Вдруг он вздрогнул. Открыл рот. Лицо его вытянулось,
– Что за чертовщина! – воскликнул он.
23
То, что случилось с Густафссоном, многие знаменитости испытали на себе, когда средства массовой информации запустили в них свои когти. Сперва вы – знаменитость, звезда, светило. У вас все особенное – от чулок до прически, от звуков, вылетающих из вашего горла, до пищи, которую вы поглощаете. Но со временем известность оборачивается проклятием. В один прекрасный день с вас срывают навешанные на вас покровы и вы остаетесь голым у всех на глазах.
Густафссон еще не знал об этом. Первый удар принял на себя его менеджер.
Стоит ли терзать поклонников Пружины подробным пересказом этой статьи? Достаточно того, что он сам и еще несколько сотен тысяч человек прочитали ее. С болью в сердце мы ограничимся тем, что приведем несколько выдержек:
«…Нельзя забывать, что это все-таки наказание… Попытка не оправдала себя… Унизительно, когда используют слабый характер… Позорит правосудие… И грустно и смешно… Долго думали, прежде чем решились это опубликовать… Своей попыткой вылезти в национальные герои Густафссон сам приковал себя к позорному столбу…»
Пружина читал вполголоса, он выделил лишь слово «национальный герой». Ингрид слышала не все. Но и того, что она слышала, было предостаточно. Она закрыла руками лицо, словно ее ударили.
– О-о-о! – простонала она.
Пружина вскочил. Скомкал газету. Он заикался:
– П-позор, пишут они. А ли-лишать человека хлеба насущного – не позор? А мой вклад как менеджера? Кто мне за это заплатит? Я подам на них в суд! Точно. Завтра же поговорю с адвокатом. У меня есть один знакомый крючкотвор, он просто ухватится за это дело.
Ингрид сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, Раньше она была, как в тумане. Теперь туман рассеялся. Она была тверда и решительна.
– Ни в какой суд вы не подадите! Слышите? Мало вам того, что случилось? Мало вы причинили нам горя?
– Я? – Пружина был оскорблен до глубины души. – Это я написал, да? Грязная стряпня! Это не журналисты, а гангстеры! – Неожиданно его охватило ледяное спокойствие. – Густафссон не должен об этом знать.
– Нет, должен!
– Только по сейчас, хозяюшка. Это повредит его карьере. Понимаете, его раздавит. Нокаутирует. А менеджер должен перечь своих подопечных. У нас контракт. Нарушение контракта стоит больших денег. Он обязан выступать. Ни слова о статье.
– Это не годится, так нельзя…
Но Пружина уже снова был хозяином положения:
– Эта газетенка не пользуется никаким авторитетом. Утренние газеты разнесут ее, они всегда так делают. У них это называется дебатами. А кроме того, газету купил я, и вас, хозяюшка, не касается, что в ней написано. Не теряйте хладнокровия. Эту газету никто не воспринимает всерьез. Пожалуйста, молчите!
– Я не могумолчать! Не могу отпустить его после всего этого!
Пружина схватил Ингрид под руку и силой вывел в переднюю.
– А вы уйдите из дома. Скажете, что вам что-нибудь понадобилось.
– Это верно. Я должна привести дедушку. Она ушла, и Пружина успел вернуться в гостиную, прежде чем дверь спальни распахнулась и на пороге показался Густафссон.
– Кто ушел? – спросил он. – Ингрид? Куда это она так заторопилась?
– За кем-то пошла. Кажется, за стариком.
– А почему вдруг такая спешка? Просто она меня избегает. Меня теперь все избегают.
– Глупости. Тебя все очень любят. Вспомни, как тебя принимает публика. Люди скоро будут штурмовать эстраду.
– Люди? Люди говорят, что я не в своем уме.
Пружина заподозрил что-то неладное. Неужели выступила еще какая-нибудь газета? Он попытался отбросить эту мысль.
– Все хотят тебя видеть, – повторил он.
Но Густафссон был настроен мрачно.
– Как-то мне довелось читать о теленке, которого все хотели увидеть, – сказал он. – Потому что у него было две головы. Он был не такой, как все. Ненормальный. Вот и я тоже…
В отчаянии он сжал руки. Потряс ими, потом расцепил у самых глаз. И вдруг замер.