Страница 10 из 23
В это же время раздался ещё один мощный взрыв. Это взлетел к небу железобетонный мост. Взлетел вместе со всей техникой, проходящей в этот момент по мосту. Даже танк Т-26 взмыл в воздух, словно не имея веса. И там, подлетев на десяток метров в воздух, рванул его собственный боекомплект. Танк разлетелся на части, калеча падающими кусками всех, кому выпало несчастье находиться на месте падения обломков. Ствол танка, раскуроченный в месте отрыва от башни, перекрутился в воздухе и вонзился прямо в кузов полуторки, разбив вдребезги карданный вал. На какое-то время люди потеряли возможность слышать, оглохнув от взрыва. Не успевшие добежать до моста видели, как взмыло вверх месиво из людской плоти и военной техники, возвращаясь на землю единой массой. Выгребали к берегу немногие уцелевшие в воде, и к ним уже бросились на подмогу, забегая в воду и вытягивая их на берег.
Седовласый майор, а может быть, он казался седым из-за пыли, обильно осыпавшей его голову и форму, поняв, что произошло, пытался взять командование на себя и организовать оборону. Люди плохо его слушали. Часть солдат, побросав оружие и сняв сапоги, пытались вплавь отправиться на другой берег. Но это тоже было небезопасно. Самолёты противника постоянно прошивали пространство около моста, включая береговую зону, очередями из пулемётов. И некоторые пловцы беспомощно застывали, уронив лица в воду. Они медленно покидали место своего последнего боя, для них война уже закончилась.
Женщина лет тридцати пробилась к майору и закричала:
– Вы здесь старший? Мне надо на тот берег!
– Не кричите! Я не глухой!
– Извините, это я оглохла от взрыва. Ничего не слышу. Мне надо на тот берег.
– Всем надо.
– Да, но у меня дети.
– И что прикажете делать? Как я вас переправлю? Самолёта у меня нет, лодки тоже.
– А что мне делать?
– Возвращайтесь. Вы гражданское лицо, может и обойдётся.
– Понимаете, мне некуда идти. Мы не местные. И мы евреи. Они уничтожат нас…
– Понимаю. Но ничем вам сейчас помочь не могу. У меня своих людей осталось пять человек. А мне ещё оборону нужно организовать. А уничтожить они нас и так уничтожат, невзирая на национальность. Так что, извините, но я сейчас не могу заниматься вашим вопросом. Вот, возьмите, – майор достал из кармана круглую маленькую жестяную баночку с леденцами, – деткам возьмите.
– Спасибо.
Больше эту женщину майор не видел. О её будущей судьбе можно было только догадываться. Конечно, было жаль её с малыми. Но и остальных тоже жаль не меньше.
Теперь же следовало думать о деле. И майор снова начал пытаться организовать бойцов.
Несколько человек бежали прочь мимо размахивающего руками майора. Майор дал своим людям команду открыть огонь по дезертирам. После того, как трое, сражённые выстрелами, упали навзничь, остальные стали что-то соображать и встали в шеренгу.
Наконец, вражеские самолёты закончили свою адскую работу и скрылись вдали. Понемногу устанавливалась тишина. Конечно, тишиной в полном понимании этого слова её назвать было нельзя. Со всех сторон разносились крики и стоны. Раненые кричали от боли и призывали на помощь. Гражданские разыскивали близких, а военные пытались хоть как-то организовать построение, чтобы получить представление об уцелевшем контингенте и попытаться организовать из этих остатков разных родов войск подобие боевой единицы.
Кое-как удалось построить полторы сотни бойцов. Было в наличие даже два танка с полной заправкой соляркой и частичным боекомплектом. Три сорокапятки, три ручных пулемёта, пара противотанковых ружей – это и было всё тяжёлое вооружение. Винтовки, являвшиеся стандартным вооружением пехоты, и пистолеты у офицеров не были значительной силой. Тем не менее, поскольку отход на другой берег был невозможен из-за взорванных мостов, следовало организовать хоть какую-то оборону и продержаться, пока не подойдут собственные войска, чтобы потом вместе гнать врага на Запад. Метрах в ста от реки было решено укрепить огневой рубеж. Здесь было несколько холмов, за которыми расположили танки. Времени вырыть для них углубления не было, использовать их как атакующую силу было невозможно в таком малом количестве. Но как артиллерийская сила они годились.
Расположили веером противотанковые сорокапятимиллиметровые орудия. В наличие было полтора десятка ящиков со снарядами. По три ящика на пушку, каждая пушка, если не будет уничтожена раньше времени, произведёт по пятнадцать выстрелов. Противотанковые ружья расположили на некотором удалении от пушек, чтобы работали по флангам. Ручные пулемёты не очень далеко друг от друга, чтобы у пулемётчиков была возможность подносить друг другу пулемётные ленты, в случае выхода из строя одного из пулемётов. Пулемёты были старые, системы «Максим», сверху ствола была отвинчивающаяся крышка, сняв которую, заливали воду для охлаждения. У двух из трёх пулемётов были утеряны в ходе недавнего авианалёта защитные щитки. Предварительная проверка показала, что пулемёты в рабочем состоянии. Распределили ящики с пулемётными лентами. По шесть ящиков досталось пулемётам без щитков и восемь со щитком. Предполагалось, что он дольше других сможет продержаться, имея защиту, и поэтому на него возлагали больше надежд. По четыреста пятьдесят патронов в каждой ленте при скорострельности шестьсот патронов в минуту обеспечивали огневое прикрытие меньше чем на восемь минут беспрерывной стрельбы. Но после нескольких лент пулемёт следовало хотя бы немного охладить, чтобы обеспечить правильную работу, но в условиях боя все инструкции нарушались, и время на остужение равнялось времени перезарядки. Выстреливание нескольких лент подряд обычно пулемёт выдерживал, но мог внезапно заклинить и выйти из строя.
Пехота понемногу окапывалась. Определились с управлением. Его взял на себя полковник пехоты, чьей специальностью и было сооружение таких рубежей обороны. Его заместителем стал седой майор. Полторы сотни бойцов разбили на шесть взводов, назначив взводными лейтенантов, одного капитана и двух сержантов. Выбрали место для наблюдательного пункта. Привлекли для откапывания траншей тех из гражданских, кто мог держать в руках лопаты. Женщин с детьми постарались отослать от линии возможного боя. Но идти им было особенно некуда, многие уже стали возвращаться в город. Как ни хотелось этого делать, но всё-таки в городе у многих было жильё, в котором можно было хотя бы попытаться жить и при чужой власти. А здесь, в открытом поле, на берегу реки, которую не могли перейти даже военные, что могли сделать беспомощные женщины, держащие за руки своих напуганных детей. И старики ничего не могли. Их даже к рытью траншей не допустили. Отхаживай их потом, себе дороже. Они уже почти сорганизовались в колонну и двинулись в обратный путь. Выделенные пять бойцов направляли их параллельно основной дороге, на которой наиболее вероятно ожидалось появление противника. И они ушли в низину, метров на триста левее. Вскоре все, кто хотел вернуться в город, понемногу исчезали вдали. Скрылась с глаз и женщина-еврейка, просившая помощи у майора. Ей тоже ничего не оставалось делать. Рассчитывать всерьёз на то, что эта разрозненная мини-армия кого-то может защитить, не приходилось. Непонятно было другое, куда девалась наша непобедимая и легендарная Красная армия?
Где наши доблестные сталинские соколы, которые должны разбомбить фашистскую гадину? Где сотни и тысячи наших танков, которые будут гнать врага через всю захваченную часть страны, Польшу, половину которой успел освободить от фашистов прозорливый товарищ Сталин, через Германию, до самого столичного Берлина, в котором и следовало уничтожить всю верхушку врага, включая, разумеется, и самого главного врага – Адольфа Гитлера? Где, наконец, наши солдаты? Неужели эти полторы сотни с тремя пушками и двумя танками и есть вся ударная сила Красной армии, которой следовало остановить врага?
Да вот же они, сталинские соколы! Летят! Летят с востока на запад! Пять троек в боевом порядке. Ну, сейчас они и вдарят по врагу! Костей враг не соберёт. И уже взлетели вверх солдатские пилотки, приветствуя свои самолёты. И даже гражданские женщины, возвращавшиеся в свои, возможно, уже разбомбленные дома, снимали с голов косыночки и махали ими со слезами на глазах. Дайте им прикурить, родные вы наши, за наши слёзы, за разбомбленные дома, за честь нашу поруганную, за подлый обман, за нападение без предупреждения! Да за всё! Бей их! И мальчишки прыгали от радости вверх, торопя матерей быстрее возвращаться, чтобы успеть посмотреть на настоящий бой! Да какой там бой! Устоят разве немцы перед нашими соколами? Да ни в жисть! А хошь на спор? Да кто спорить-то будет, знамо дело, проиграешь, и к гадалке не ходи. И пролетали уже над позициями вестники надежды, и казалось бойцам, что видели они сквозь суровые взгляды лётчиков добрые улыбки. И оттого на душе становилось теплей и не так страшно. На миру и смерть красна! Не одни мы, братцы! И не брошены вовсе! Не паниковать, если самолёты наши на врага летят, то командиры наши и сам товарищ Сталин знают, что происходит. Значит, нам чуток продержаться, пока наши подойдут. Значит, всё не так страшно и сначала нестройное, а потом настоящее солдатское многоголосое «ура» раскатисто летело над частично отрытыми траншеями. Да и надо ли отрывать их дальше, если мы сейчас без пяти минут перед наступлением? И уже побросали в воодушевлении лопаты, руки потянулись к винтовкам, в бой, товарищи!