Страница 27 из 95
Алехин меня убеждал: такая ситуация в информационном мире от того, что боевики открыты для прессы, а мы молчим даже там, где нужно трубить во все трубы, делаем военную тайну из любой мелочи. В общем, убедил меня. И на следующий день, 25 февраля, мы во Владикавказе такую пресс-конференцию провели. Народу была тьма. Я подробно ответил на все вопросы журналистов. Присутствовали на ней и непосредственные участники боя генерал-майор Приземлин и полковник Еремеев. Нам, судя по последствиям, удалось избежать худшего, а общество узнало правду о событиях в Ингушетии.
Руслан Аушев. Штрихи к потрету
В марте 1993 года Аушев был избран президентом Ингушетии. За него проголосовали более 95 процентов избирателей. В республике, несмотря на свежие раны после трагических событий осени 92-го (когда разразился вооруженный осетино-ингушский конфликт), царил душевный подъем. Инаугурация обещала стать всенародным праздником.
Он появился в зале не в своей любимой генеральской форме, а в обычном костюме, но со звездой Героя Советского Союза. Первоначально сценарием предусматривалось, что текст президентской клятвы он будет произносить по-ингушски, положив руку на Коран. Однако в последний момент решили «не дразнить гусей». Все речи выступавших звучали на русском языке.
Зал был забит до отказа. Вдруг с шумом распахнулись двери… и присутствующие расступились, сжавшись как пружина. Вошел Джохар Дудаев. Он проследовал по «живому коридору», поднялся на сцену, оборвав своим появлением речь официального представителя российского правительства (тот безропотно сошел с трибуны), обнялся с Аушевым и резко начал говорить. Говорил по-чеченски минут пятнадцать, эмоционально жестикулируя. Зал завороженно слушал чеченского лидера и, когда тот закончил, взорвался истерической овацией.
Аушев светился счастьем. Сейчас ему было не до посланника Москвы – тот униженно дожидался окончания ритуала где-то у кулис… С той поры отношения президентов соседних республик походили на крепкую дружбу. Кстати, позднее и с Асланом Масхадовым у Аушева сложились особые отношения.
Эпизод второй. Весной 1998 года, в антракте между двумя чеченскими кампаниями, в Назрани состоялась встреча двух министров внутренних дел – Сергея Степашина (МВД России) и Казбека Махашева (МВД Ичкерии) – при посредничестве Руслана Аушева. В тот период Чечня уже окончательно превратилась в «черную дыру» России, где бесследно исчезали люди, деньги, общественное и личное достояние наших сограждан, процветала преступная торговля людьми. Степашин пытался как-то решить эти проблемы с помощью чеченских властей. Встреча эта в конечном счете ничего не дала. Но бросалась в глаза одна любопытная деталь финальной сцены.
Из президентского дворца вышел Махашев в сопровождении Аушева. Руслан Султанович бережно придерживал (или приобнимал) его за спину, что-то говорил ему, улыбаясь, а сзади, в двух метрах, одиноко семенил российский министр, словно забытый двумя «державными» мужами. Толпа зевак наблюдала эту трогательную картину расставания. Через несколько минут президентский кортеж машин уже сопроводил Махашева до административной границы с Чечней.
Эпизод третий. История эта довольно старая. Но тем более любопытная, потому что говорит о хроническом симптоме.
В ту пору Руслан Аушев только что стал Героем Советского Союза, приехал в родные края в отпуск из Афганистана и отмечал высокую награду Родины (полученную действительно заслуженно). В их доме в Грозном – в районе «Березка», собралось много гостей (один из них и посвятил меня в некоторые подробности), в том числе были старейшины – уважаемые люди. Они обычно сидят за столом своим кругом, без молодежи, а тем более – без женщин (такие нравы). Обслуживает стол младший в семье мужчина. Им в тот день оказался Руслан, поскольку его младший брат Багаутдин отсутствовал. Виновник торжества подавал блюда сам, не присаживаясь к столу. То есть все шло, как и предписано вековыми традициями. Однако потом решили: а почему бы не сделать единственный раз исключение, ведь событие эстраординарное – впервые в истории ингуш стал Героем Советского Союза.
– Садись с нами, Руслан! – пригласил один из старейшин.
Герой-афганец, стоя в дверях, ответил:
– Для меня обычаи наших предков важнее даже самой высокой награды Родины. Поэтому сесть за ваш стол я не могу, – извинился виновник торжества и скромно продолжил подавать блюда на стол.
Красиво сказал, гости были довольны.
За буквальную точность слов не ручаюсь, но смысл фразы был именной такой: дескать, Родина (то есть Советский Союз) с ее наградами – это одно, а национальные традиции – нечто другое. И советский офицер выбрал то, что сердцу ближе. Ближе оказались обычаи предков.
То, о чем я веду речь, – материя тонкая. Сразу и не разберешься. При других обстоятельствах такого рода нюансы можно было бы и опустить. Но в том-то и дело, что во всем, что делает и говорит Руслан Аушев ныне, что делал и говорил в последние годы, постоянно, вольно или невольно, присутствует этот нюанс. А именно: дистанцирование, разделение чего-то общего (советского, российского, федерального и т. п.) с чем-то помельче, но зато кровным (вайнахским, ингушским, родовым и т. п.). А вместе с этим неизбежно приходит необходимость выбора, альтернативы. Во всех упомянутых эпизодах просматривается выбор его в пользу голоса крови. Ничего дурного в этом в общем-то нет, если бы не одно обстоятельство: Аушев – государственный деятель и слушать должен не только подсказки сердца, но еще и голос разума.
Не хочу принижать больших личных заслуг президента Ингушетии в решении многих социально-экономических, культурно-национальных проблем. Он немало доброго сделал для республики. Кто бывал в последние годы в Назрани или в Магасе, мог в этом убедиться. Однако некоторые действия Аушева для меня остаются необъяснимыми.
Взять ту же проблему беженцев. Известно, что в лагерях в Ингушетии проживают немало родных и близких тех, кто воюет с оружием в руках против «федералов» в отрядах Басаева и Хаттаба. Известно, что гуманитарная помощь (продукты, одежда, медикаменты), поступающая сюда со всей страны и из-за рубежа, зачастую прямиком идет к боевикам. Известно, что непрерывная миграция, когда беженцы курсируют из Чечни в Ингушетию и обратно, серьезно осложняет поиск террористов и прочего отребья. Известно, что возвращение беженцев на места постоянного проживания способствовало бы скорейшему восстановлению разрушенной войной республики, известно, насколько это серьезная социально-экономическая проблема для самой Ингушетии.