Бумер-2

Через минуту Пыж оказался на хозяйственном дворе, прошел вдоль высокой поленицы дров, и оказался на задах кухни, длинного, вросшего в землю барака на фундаменте из силикатного кирпича. Тут нагородили разных пристроек: хлеборезку, комнату дежурного, комнату отдыха и еще черт знает что. Но Бурмистров мог найти дорогу в кромешной темноте с завязанными глазами.

Перед тем, как подняться на две ступеньки крыльца, он замер, осмотрелся по сторонам. Показалось, под чьим-то сапогом захрустел шлак, которым посыпаны дорожки возле кухни. Или это дождь шуршит по крыше? Вода, стекая по желобам, льется в бочку, стоящую на углу барака. Пыж выбрал ключ без бирки, вставил его в скважину врезного замка и, дважды повернув, приоткрыл дверь. В нос шибанул запах кислой перестоявшей капусты и порченой рыбы. Пыж подумал, что приговоренные к смерти Цика и Васька Гомельский не самые плохие люди на земле, хоть и суки.

Они прижились при кухне, нажрали морды на хозяйских харчах, но у них можно выменять теплые кальсоны на пару пачек индюшки, да еще получить в придачу стакан махорки. А хлеб бери задаром. Впрочем, об этих персонажах теперь надо говорить в прошедшем времени. Были не самыми паршивыми людьми, — вот так правильно.

Пыж думал, снимать ли сапожки у порога. И решил не разуваться. Мягкие истертые подошвы сапог неслышно ступают по полу, будто по доскам босиком ходишь. Касаясь стены рукой, Бурмистров медленно двинулся вперед, считая двери справа от себя. Волнения не было, но наступившей тишине сердце молотилось где-то у самого горла. Он сказал себе, что бояться нечего. Охрана далеко, в кухне на ночь остаются только два этих чмошника, которым кум подписал приговор, да повар Тарасов. Его закуток в дальнем конце коридора, у сортира. Кроме того, Тарас туговат на левое ухо и спать горазд. Ему в пожарники идти, а он стал фармазонщиком.

Остановившись у четвертой двери, Пыж обратился в слух. Слышно, как похрапывает Цика, Васька Гомельский едва сопит, не поймешь даже — дрыхнет он или дурака валяет. Пыж, вытащив масленку, нашарил дверные петли, капнул солидола, чтобы не скрипнули, обработал замочную скважину, вставил ключ. Запирать комнату изнутри по здешним правилам не положено, замок совсем паршивенький, накладной, такой гвоздем открыть — раз плюнуть. Цика мысленно еще раз осенил себя крестным знамением и осторожно толкнул дверь. Темнота почти полная, только из окна, занавешенного марлей, пробивается луч прожектора, и в небе затеплился серый, едва заметный свет первой зорьки. Комнатенка метров семь.

Цика спал на железной кровати у левой стены. Одетый в нижнюю рубаху на завязках, он сбросил с себя одеяло и повернулся на спину. Пыж переложил сапожный нож в правый карман куртки. Затем разорвал резинку, вытащил из рукава заточку, снял пластиковый колпачок.

Подкравшись к кровати, взял со стола матерчатую рукавицу, кем-то оставленную тут. Главное, чтобы Цика не закричал, не разбудил своего дружка. Целя в сердце, каптер поднял руку, крепко сжал рукоятку ступера. Он воткнул заточку под пятое ребро, целя в левый желудочек сердца, но попал ниже. Задел сердечную перегородку. Вытащил заточку и снова ударил, на этот раз разорвал аорту. Цика дернулся, открыл рот. В следующее мгновение Пыж грудью навалился на хлебореза, заткнул его пасть рукавицей и горячо зашептал в ухо, будто умирающий мог разобрать слова.

— Тихо, тихо ты, падаль, — шептал Пыж. — Ну, ну… Вот так… Тихо, тварюга… Не дергайся… Так, так…

Пыж чувствовал, как горячая кровь, фонтаном ударившая из груди, пропитывает его куртку, брызги попадают на лицо, но лишь плотнее зажимал рот Цике, засовывая рукавицу в самую глотку. И не двинулся с места, пока хлеборез не затих. Стало слышно, как на столе тикал механический будильник. Пыж медленно сполз на пол, сел между кроватей, ощущая дрожь в ногах. Тишина. Только дождь скребет по подоконнику и этот хренов будильник тикает. Гомельский спит, как сурок.

Фу, ты… Все получилось, почти все. Больше полдела сделано, остается немного. Сколько же было крови в этом гомосеке? Ведро, не меньше. А то и все полтора. У Пыжа вся куртка насквозь мокрая и штаны тоже, хоть выжимай.

Он поднял с пола заточку, встал на ноги. Гомельский лежал на боку, накрывшись одеялом до шею. Пыж потянул одеяло вниз, надо видеть, куда бьешь. Неожиданно Гомельский открыл пасть, хрюкнул, перевернулся на спину. Попытался натянуть на себя одеяло, но ничего не получилось. В следующую секунду он открыл глаза. Увидел склонившегося над ним Пыжа, его бледную морду, забрызганную кровью. Красноватые кроличьи глаза. Из полуоткрытого рта сочилась слюна.

— Ты чего? — прошептал еще не проснувшийся хлеборез. Он еще не успел испугаться, не успел ничего понять. — А? Чего ты?

— Ничего, — тихо ответил Пыж. — Ничего. Ты спи.

— Как же это: спи? — Гомельский вырвал одеяло, словно хотел прикрыть жирную бабью грудь. Он попытался сесть. — Как это…

Пыж промедлил с ударом. Заточка вошла не в сердце, куда он метил, а значительно ниже, проткнула желудок и поджелудочную железу. Пыж попытался вырвать заточку из тела, но петля соскользнула с запястья. Гомельский, не издав ни звука, сбросив ноги на пол, рванулся к столу, дотянулся рукой до алюминиевой тарелки. Пыж успел вытащить сапожный нож и нанести колющий удар в горло сидящего на кровати человека. Короткое лезвие задело край трахеи. Гомельский поперхнулся кровью, зашелся кашлем.

Но, коротко размахнувшись, наотмашь ударил Пыжа краем тарелки по груди. Справа и слева. В следующую секунду Гомельский выронил свое оружие, боком повалился на пол, прижимая руки к горлу. Рукоятка заточки торчала из живота, но раненому было не до этого. Пыж выдернул заточку и, размахнувшись, всадил ее по самую рукоятку в ухо Гомельского.

Пару минут Пыж, привалившись спиной к кровати и обхватив ладонями колени, сидел на полу, набираясь сил. Но силы почему-то не приходили, напротив, к горлу подступила тошнота, а руки сделались холодными, какими-то ватными. Надо пересилить эту слабость, выйти отсюда. А дальше действовать по плану. Утопить одежду в сортире и вымыться в бочке с дождевой водой. Времени еще много. Серенький рассвет едва брезжил. Да, времени — вагон и маленькая тележка. Уцепившись за железную спинку кровати, Пыж поднялся на ноги.