Страница 71 из 71
— Что, пойдешь и сдашь меня? Если что, награды за мою голову не предлагают.
Герман ударил по столу:
— Прекратите оба! Рене, твои шутки неуместны. А если ты говорил серьезно, то предупреждаю, со мной тебе тоже придется иметь дело. Мы прояснили этот вопрос?
Его речь была вознаграждена благодарным взглядом Стефании. Она вынужденно пояснила:
— Я хочу вернуться в Виндштейн с армией и отвоевать свой мир.
В повисшей паузе было почти слышно, как все напряженно думали. Пока Рене не рассмеялся:
— Ой, не могу! Ой… С армией? Ты украдешь чью-нибудь армию? А кормить ее чем будешь? Обещаниями сладкой жизни в ваших вечных сугробах?
— Рене.
— Что Рене? — он ткнул в девушку пальцем. — Где она таких идиотов найдет? Упс…
— Я надеюсь, что вы будете на моей стороне, — тихо проговорила Стефания и опустила голову.
Берт неловко заелозил на стуле и поднял руку:
— Я понял, Фанни хочет, чтобы мы ей помогли. Я согласен.
Герман не стал ему возражать, хотя Альберт просто не представлял, на что подписывается. Зато Рене просто не мог пропустить такие слова мимо ушей. Он крутанулся, разворачиваясь лицом к юноше:
— Кста-а-ати. Может, пора покопаться в еще одной корзинке с грязным бельем. Герман, не скажешь ли ты нам, наконец, кто такой Альберт? Не думаю, что короткая биографическая справка сильно навредит нашему беспамятному другу.
Ходить вокруг да около не было смысла, и все же прямолинейность Рене заставляла Германа злиться:
— Зачем тебе все это нужно, Рене?
— Информация — это сила, тебе ли не знать, — он подмигнул Герману. — Ладно, мне просто интересно, во что я теперь замешан. И все же, мы ждем ответа. Кто такой Альберт?
Герман посмотрел на Альберта и четко произнес:
— Старший наследник трона Ландри.
— Вау! Наш красавчик принц, что ли? Не похож что-то, — Герман недоверчиво покосился в сторону Рене, а тот что-то потыкал на своем браслете, и в воздухе над запястьем появился прозрачный экран. — Я тут на досуге навел справки. Знакомьтесь — Люциус-старший, король Ландри. На кого похож?
У Германа внутри все похолодело. С полупрозрачного экрана на него смотрел харизматичный мужчина с длинными вьющимися волосами теплого каштанового цвета и карими глазами. Даже улыбка — широкая и добродушная, у них с Германом была одна и та же, если бы Герман чаще улыбался. Присутствующие напряглись
— Ну знаешь, — прошипел Герман, пытаясь развеять голограмму. — Это уже слишком! Если прикидываешься идиотом, делай это до конца!
Рене сжалился и убрал изображение:
— Совершенно не похож на Альберта. Так кто из вас настоящий принц?
— Берт, — хмуро ответил Герман. Сам виновник дискуссии растерянно хлопал глазами и не решался ничего сказать. — Я не имею никакого отношения к этому человеку.
— Да у вас лицо одно, — усмехнулась Ситри. Стефания напряженно молчала.
— Колись, умник.
Герман молча смотрел на Альберта, а Альберт смотрел на него и ничего не понимал.
Историю своей матери — первой красавицы на деревне — Герман пытался забыть едва ли не со дня своего рождения — мало приятного родиться безотцовщиной, еще хуже — родиться бастардом. Участь их, как правило, была туманной. Дворяне для улучшения рода иногда наведывались к хорошеньким крестьянкам, детей же потом забирали у матерей и воспитывали в благородных семьях, либо как прислугу, либо, что гораздо реже, как своих собственных детей.
Но у Германа совсем другая история. Юный и горячий принц Люциус, улыбчивый и кудрявый, по глупости своей влюбился в хорошенькую девушку, что носила каждый день в летний королевский дом свежие овощи с огорода. Ответные чувства не заставили себя ждать, а итог у их короткого романа, который удалось скрыть от всей деревни, матушка назвала совсем не крестьянским именем — Герман.
К его рождению Люциуса успели женить на какой-то белокурой принцессе, Герман слышал, что бурную свадьбу играли в летнем доме, а матушка, будучи почти на сносях, помогала готовить угощения. Иногда он даже думал, что свою силу впервые испробовал именно тогда, забирая у матери всю боль, отчаяние и страдание, которые она испытывала, помогая любимому мужчине жениться на другой.
После свадьбы принц Люциус переехал в столицу и в деревню не возвращался. Никто не узнавал в Германе отличительных королевских черт, да и не любили его. Деревенские женщины присматривались к нему, выискивая черты своих мужей. Они боялись, что рано или поздно одинокая красавица явится в их дом и заявит свои права. Хотя сам Герман не видел в их страхах совершенно никакой логики.
И всего этого Герман так и не произнес вслух.
— Прошлое моих родителей не имеет ко мне настоящему никакого отношения, — отрезал Герман и повернулся к Берту. — Я скрывал это от тебя лишь потому, что не хотел неприятностей ни для тебя, ни для нас с матерью. Наша дружба итак вызывала слишком много вопросов.
— Значит, ты — мой брат? — наконец, ожил Альберт и сжал кулаки. Герман вздохнул — тот, кажется, пропустил его оправдания мимо ушей.
— Щас кто-то по лицу схлопочет, — тихо выдала предположение Ситри, но прогадала.
— Я так счастлив! — взвыл Альберт и бросился Герману на шею, обволакивая розовым липким облаком.
— Итак, у нас тут собралась интересная компания, — заключил Рене. — Принц, от которого почему-то захотела избавиться легендарная террористическая организация КРАС, принцесса, от которой тоже пыталась избавиться все те же КРАС, и королевский бастард. Хоть книжку пиши. Кстати, как принца на самом деле зовут?
— Альберт Теодор Люциус-младший.
— Что?
Герман вздрогнул и обернулся на голос резко побледневшей Стефании. К слову, после выписки она и без того выглядела не лучшим образом.
— Альберт Теодор Люциус-младший — мой жених. Мы были обручены сразу после моего рождения. Я знала, что обручена, но имя узнала совсем недавно.
— Офонареть можно! — воскликнул Рене, и Герман был готов треснуть ему по башке. — И правда книжку можно писать. Из жизни венценосных особ. Какие еще секреты кроются в этой комнате?
Но никто не спешил ему отвечать. Берт устало рухнул на стул и потер веки. Герман же закрыл глаза, чувствуя как внутри все покрывается тонкой корочкой льда, как холодеют легкие, как становится тяжело дышать. Стефания разглядывала сцепленные перед собой руки. Герман догадывался, о чем она думала — о том, что поддалась слабости тогда в больнице, позволила себе больше, чем могла позволить, желала забыть. Он стиснул кулаки, глядя прямо на девушку, и так яростно желал, чтобы она, наконец, посмотрела на него, что Стефания повиновалась. Голубые глаза были слишком холодными для такого необычно солнечного дня и очень грустными.
— Я не откажусь от своих слов, — сказал он, обращаясь только к Стефании и никому больше. Он с самого начала знал, что все его геройство и эта розовая чушь не более чем иллюзия. — Так и знай.
— Эй, что здесь происходит? — обиженно возмутился Рене и тут же был схвачен за ворот форменного кителя.
— Что, наигрался в дознавателя? — прорычал Герман и с силой тряхнул. — Понравилось вытаскивать на свет чужие тайны? Понравилось, да?
И не в силах сдержать эмоции, занес кулак. Только ударить не успел — дверь с грохотом отворилась, и влетела Дзюн.
— Дженаро! — она глубоко вдохнула. — Он убит.