Страница 6 из 109
Всё-таки не позвонил, а после «рогачки» сам завернул к нему в Совет ветеранов. Как-никак лучше поздравить лично, тем более от дома до горисполкома десять минут пешком. Александр Тимофеевич моему появлению обрадовался, а заодно обрадовался коробке шоколадных конфет и бутылке коньяка. От спиртного напитка я отказался, и тот убрал бутылку в ящик стола, а конфеты мы ели вприкуску с чаем. По ходу дела Шульгин расспрашивал меня о моих успехах. Только допив чай, наконец перешли к делу.
— Знаю такого поэта, — важно покивал полковник в отставке в ответ на мой вопрос. — То есть стихи его читал, даже на память что-то могу продекламировать. Зовут его, кажется, Михаил, отчества не помню. Но вроде бы он в Ленинграде живёт. У меня когда-то сборник его стихов был…
— А стихотворение «Снегири» наизусть не помните?
— Ещё как помню! Прочитать?
— Давайте вы прочитаете, а я на бумаге запишу. А то я уж думал в библиотеку идти, вдруг у них сборник его стихов есть.
Так что теперь текст лежит передо мной, а музыку на гитаре я ещё вчера вечером подобрал, благо что пальцы левой руки уже вполне способны бегать по ладам, и в плече неприятными ощущениями эти движения не отзываются. Но всё равно желательно связаться с автором слов, поставить его в известность. Вдруг не захочет сотрудничать, в позу встанет. Антонов в те годы, когда исполнил песню впервые, уже был звездой, а кто я? Может, он обо мне и не слышал.
— Вот как мы поступим! — заявил председатель Совета ветеранов. — Я сейчас же, как ты и предлагаешь, позвоню товарищам в ленинградский Совет ветеранов, попробую через них что-то узнать. А ты пей чай, давай ещё горячего подолью.
Звонок оказался удачным, вскоре Александр Тимофеевич уже записывал на листке бумаги номер телефона Михаила Александровича Дудина. А я, придя домой, через межгород набрал поэта, три года назад, как оказалось, ставшего Героем Социалистического труда. А подобные награды так просто не раздаются.
— Алло? — раздался на том конце провода слегка искажённый помехами голос фронтовика.
— Михаил Александрович, добрый день! С наступающим вас Днём Победы!
— Спасибо, а с кем имею честь?
— Это вас из Пензы беспокоят. Меня зовут Максим Варченко, мне ваш телефон дали в ветеранской организации.
— Варченко, Варченко… Что-то знакомое…
Я мысленно вздохнул, как и предполагал, собеседник обо мне даже не слышал.
— Ну не суть важно, я, если что, песни сочиняю, Пугачёва и Ротару их поют, да и у меня свой коллектив со своим репертуаром. В котором, кстати, есть песня «Никогда он уже не вернётся из боя»… А ещё книгу написал «Остаться в живых», не читали?
— Как же, читал-читал, замечательная книга, очень правдивая, хоть и с элементами фантастики! — оживился Дудин. — Вот откуда мне ваша фамилия знакома! Так, значит, вы её автор… Приятно лично познакомиться, хоть мы и не видим друг друга… А по какому делу мне позвонили?
— Михаил Александрович, у вас есть стихотворение «Снегири». Я хотел бы написать к нему музыку. Если вы, конечно, не против.
— Музыку? Хм… Как-то неожиданно.
— Собственно говоря, она уже написана, пока, правда, не знаю, как сделать так, чтобы вы услышали песню.
— Может, напоёте в трубку?
Я собирался ответить фразой Раисы Захаровны из ещё неснятого фильма «Любовь и голуби»: «Не думаю, что это выход из положения», но тут же подумал – почему бы и нет? Понятно, что искажения и всё такое, но попытаться-то можно. Альтернативы всё равно не видно.
— Не кладите трубочку, Михаил Александрович, одну секунду.
Я притащил аппарат из прихожей в свою комнату, поставил на стол, трубу развернул к себе и взял в руки гитару. Короткий проигрыш на пару тактов, и я запел, старясь придать голосу лирическую окраску:
Когда закончил, отложил гитару в сторону и снова взял в руки трубку, с волнением ожидая вердикта возможного соавтора. В трубке тишина, может, отошёл куда, а для кого я тогда тут пел?
— Алло! Михаил Александрович?
— Да-да, Максим, я здесь… Просто задумался.
— Как вам песня? — осторожно спросил я.
— Вы знаете, мне понравилось. Может быть, это просто первое впечатление, но недаром говорится, что оно самое верное.
— Спасибо большое, для меня было главным заручиться вашей поддержкой. Значит, вы не будете против, если я буду исполнять её на концертах?
— Нет, конечно, я буду только рад. Но я так понимаю, вам нужно официальное подтверждение?
— В принципе хотелось бы, так надёжнее, чтобы если вдруг начнут придираться…
— Я вас понял, Максим. Продиктуйте ваши паспортные данные, я оформлю документ у нотариуса, и копию его отправлю вам.
Так вот быстро разрешился вопрос, а в моём репертуаре появилась ещё одна песня. А вечером 6-го мая я в какой уже раз садился в «Суру», чтобы утром следующего дня выйти на Казанском вокзале. Мою поклажу составлял лишь дипломат, костюм для выступления обещали подобрать перед концертом. Виктор Михайлович, когда я пришёл к нему на смотрины в костюме, досадливо поморщился, мол, для Кремля не ахти. И очень быстро решил вопрос, договорившись, что меня нормально оденут уже на месте. Надеюсь, это будет не фрак с бабочкой.
А пока я был одет в фирменную джинсу и кожаную куртку, купленную за 200 целковых в «комке», а в дипломате помимо рукописей и предметов первой необходимости покоились ещё и пензенские сувениры: три бутылки «Золотого петушка» и столько же коробок шоколадных конфет.
Меня, как и обещал в последнюю нашу встречу начальник Управления культуры, вручая билеты на поезд, на вокзале встречал сотрудник Министерства культуры СССР. Вернее, сотрудница – дама бальзаковского возраста в очках «кошачий глаз» и клубком жёлтых волос на макушке, представившаяся Ольгой Вячеславовной.
— Давайте, молодой человек, чуть живее, — торопила она меня. — Нам нужно успеть высадить вас в гостинице и мчаться в «Домодедово», встречать Магомаева с зарубежных гастролей.