Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 8

В тот раз мне вынесли вердикт: замершая беременность. Врачи выполнили то, что считали нужным, и отпустили меня домой.

А через 2 дня боль нахлынула снова. Моя врач была в отпуске. Из больницы меня выписали. Ещё через 3 дня подруга созвонила меня со своим гинекологом, который принял меня «полевому». Снова анализ крови и УЗИ. Врач всё изучил и сказал: «У меня нет оснований не доверять моим коллегам (в больнице)». Поэтому выписал мне сильные обезболивающие и сказал ждать, когда возможное воспаление после процедуры в больнице пройдёт.

А ещё через неделю, закончив проект на работе, я вызвала скорую. Вот закончила последний чертёж стоя (сидеть уже не могла) и, меряя шагами кабинет (стоять я уже тоже не могла), набрала номер скорой. Не могла сидеть уже и в машине. Шофёр хотел ругаться, но посмотрел на меня, выдержал паузу и сказал держаться за все поручни. И мы поехали.

В приёмном той же самой больницы снова ждала час. Приехал муж, которому я сообщила сразу после звонка в скорую, привёз выписку из больницы за первый раз и держал меня этот час за руку, ошалевшую от боли и страха. Меня распределили в палату, оттуда направили на УЗИ.

Как во сне добрела до нужного корпуса, вошла в фойе перед кабинетами, оглядела толпу ожидающих женщин, заняла очередь, прислонилась к стенке. Через 5 минут вышла медсестра и громко назвала мою фамилию. Наверное, вокруг возмущались, когда я втекала в кабинет. В этот раз диагноз поставили сразу: внематочная беременность. Размеры, примерные сроки, рекомендация на срочную операцию. Обратно в палату везли на кресле. И это было так хорошо – не шевелиться, не думать, попробовать замереть, чтобы боль стала хоть немножко меньше.

В палате ко мне пришла новая врач, заведующая отделением. Посмотрела выписку, сравнила с результатами последнего УЗИ, после паузы выдавила: «Где вам ЭТО делали?» Через всю боль я первый раз позволила эмоциям подняться. Я не врач, я должна верить и доверять, мне просто ничего не остаётся. Мои эмоции мне не помогут. Но озвучить факт я могла себе позволить: «В вашем отделении, доктор».

На что готовы люди ради жизни? А ради своих идей?

Врач ласковым голосом стала объяснять мне, что трубу можно вырезать. Но в моём возрасте шансы забеременеть снова станут намного меньше. А можно попробовать экспериментальное лекарство, которое удалит плод, но оставит мне трубу…

На ком проверяют новые лекарства? Кто те доблестные добровольцы? А на ком проверяют новые препараты, которые рассасывают сгустки в маточных трубах? На бездетных отчаявшихся женщинах. И только тогда, когда и выбора у них почти нет. Как-то так.

Я ведь ещё могла терпеть, я даже что-то соображала сквозь весь этот сон. Поэтому я согласилась и подписала бумаги. И вырубилась после уколов с обезболивающим.

Санда

Когда я очнулась, на койке рядом появилась соседка. Молодая девушка, тонкая и, кажется, очень красивая. Она сидела и сушила светлые длинные волосы большим махровым полотенцем. Разговор в палате как раз шёл с ней и о ней. Девушку звали Санда. Моё сознание медленно выплывало из тумана лекарств и цеплялось за девушку. А ум почему-то отводил глаза в сторону, словно не хотел её видеть. Сознание снова фокусировалось на ней, ум снова тянул от неё.

Психологи предлагают множество техник, чтобы увидеть реальность. Но истина в том, что мы изобретательно находим множество способов не смотреть. Чтобы не видеть эту самую реальность.

Наконец ум и сознание совместили свои данные, договорились и согласились воспринять то, что было. У Санды не было правой руки. Тут она закончила сушить волосы, вскочила и попрыгала к тумбочке, взяла там расчёску, ловко вернулась на койку и стала причёсывать волосы. Правой ноги у Санды тоже не было.





Палатный разговор шёл о её истории. Как он мог начаться, я не представляю. Хотя, возможно, очень просто. Кто-то спросил, а кто-то решил ответить. Просто удивительно (хотя почему удивительно?) Санда рассказывала о себе – спокойно, легко, абсолютно без горечи. От неё вообще веяло такой добротой, что становилось как будто светлее в палате.

Каждый день она принимала душ и мыла свои длинные волосы. Это был её обязательный пункт. Так она держала себя на своей планке. Санда попала в автомобильную аварию, когда ей было 3 года. Отец после этой трагедии ушёл, оставив их с матерью вдвоём. Но мама встретила человека, который полюбил и её, и девочку. Мать с отчимом подняли и вырастили её без сетований, в любви и радости. Но Санде довелось жить в ином мире. Как я узнала, существует целый параллельный нам мир – мир людей с ограниченными возможностями. Она училась в таком интернате. Где обучают не только математике и языкам, но где обучают приспосабливаться к жизни таким, каков ты есть. Она получила профессию. И получила работу. В этом своём мире она встретила вторую половину, и они поженились. Её муж тоже инвалид, тоже работает. И они оба мечтают о ребёнке. Авария не затронула другие органы, и Санда легко забеременела. Но она просто упала. На работе. Потеряла равновесие и упала. Случился выкидыш.

Когда она рассказывала нам это, кажется, у нас всех перехватило дыхание, хотя у каждой было своё горе. А Санда сидела и спокойно говорила об этом и о том, что они попробуют снова. И она будет очень внимательна. И они смогут. И у них обязательно будут дети.

Бывают такие светлые люди, что им можно желать только добра. Может быть, поэтому никто не пустился в рассуждения, не стал муссировать эту тему. Кто-то из женщин в палате нашёл и сказал ей очень тёплые слова, а мы все только поддержали. День тихо перешёл в вечер, а вечер – в сон.

Утром, проснувшись, я попыталась встать в туалет, но всё просто плыло, а сил не было совсем. Соседки сообразили быстрее меня и вызвали сестричку. Та, только глянув, привела врача. Врач, после совсем небольшой паузы, резко дала команду готовить операционную. А меня – к операции.

Через час я лежала под софитами в маске и анестезиолог говорила мне считать до десяти… Один, два три, четыре…

Очнулась в совсем другой палате. Санды там не было. Моей соседкой теперь оказалась пожилая женщина, у которой после опущения удалили всю матку. Она рассказывала, как с детства работала на селе. Тяжёлая работа. Тяжести и нищета. Поэтому после нескольких родов так с маткой и получилось. Когда я смогла вставать, то клала мешок катетера в карман халата и ходила по коридору отделения. Но Санду больше не встретила.

Да и что бы я ей сказала? Или что бы спросила? Разве можно было получить ещё больше от этой встречи в жизни? Пример огромного мужества хрупкой девушки со светлыми чистыми волосами, которая как может будет строить счастье своей семьи. Она так и всплывает в моей памяти каждый раз, когда мне кажется, что жизнь со мной несправедлива. Тогда мне изо всех сил нужно собраться. И вымыть голову.

Мама

Уже после второго посещения больницы наконец еду в Н-ск – домой, к маме. Сидим с ней на кухне. Мы так давно не виделись.

После долгих отсутствий смотрю на нашу квартиру с удивлением. Всё давным-давно знакомое теперь выглядит иначе. Так бывает, особенно в детстве, когда приезжаешь домой из летнего лагеря через месяц и обнаруживаешь, что подоконник опустился к твоему пупку, а земля за окном стала намного ближе. Пробуешь сесть на диван, а тот оказывается ниже, чем ты помнишь его месяцем раньше. Это выросли ноги! А диван так и не вырос.

Сейчас, сидя на кухне, мне кажется, что ниже стали и столы, и табуретки, а кухня и комнаты стали теснее. Вещи изменились. Мама стала совсем седая. Даже глаза у неё посветлели. Новые морщинки, слабый голос…

Набираюсь храбрости: мама, у меня была внематочная. Лицо у мамы – открытая книга. С момента встречи это была радость и гордость: её девочка живёт в большом городе, замужем, интересная работа. Большая и самостоятельная.