Пираты Балтийского моря

Мужчиной был купец Фридрих, возвращавшийся с городского рынка Митавы вместе со своей дочерью Марией и двумя работниками. Свинцовым карандашом он аккуратным почерком записывал на серой грубой бумаге результаты своих последних сделок. Купец очень гордился новоприобретёнными писчими принадлежностями, которые он выторговал у заезжего немецкого купца. Цену, конечно, тот заломил непомерную, но Фридрих считал, что затраты того стоили, ибо карандаши позволяли вести подробный учёт доходов и расходов в походных условиях, не требуя возни с пером и чернилами. «Строгий учёт – самый короткий путь к богатству. В своём хозяйстве нужно учитывать всё, вплоть до самых мелочей! В противном случае – разорение и нищета!» – так говорил ещё его отец, зачинатель их семейного купеческого дела. Повозку время от времени резко раскачивало на ухабах лесной дороги, но это никак не могло отвлечь Фридриха от подсчётов. Он так увлёкся, что не сразу понял, что лошадь остановилась.

– Почему мы стоим? – наконец заметив это, крикнул он батракам, ехавшим впереди. – Через пять часов начнёт темнеть, а нам с последними лучами надо успеть проехать городские ворота. Пошевеливайтесь, если не хотите заночевать в чистом поле у стен Риги. Стража с нами даже и разговаривать не будет. Не успели – значит, не успели. У нашего бургомистра шибко не забалуешь!

– Хозяин, тут бревно на дороге лежит! – опасливо озираясь по сторонам, неуверенным голосом ответил работник, который был постарше.

– Ну и что?! Что нам теперь, стоять возле какого-то поваленного ветром старого дерева да смотреть на него?! Живо слезайте с повозки и уберите это бревно с дороги!

– Боязно как-то, хозяин, – неуверенно откликнулся младший батрак.

– Чего вам боязно?! Накануне непогода была, вот ветер и повалил дерево на дорогу! – крикнул хозяин нарочито твёрдым голосом, чтобы подбодрить своих батраков.

Однако на сердце у самого Фридриха стало почему-то совсем не спокойно, и он непроизвольно стал прислушиваться к окружающему их лесу. Но вокруг стояла абсолютная тишина, только одинокий дятел лениво постукивал по сосне. Пичуга искала корм. Купец ещё раз настороженным взглядом обвёл ближайшие кусты, но всё было тихо. Ни одна веточка не шелохнулась. Только по макушкам деревьев ходил ветер, но даже он не проникал вглубь леса.

Фридрих напряжённо прислушивался, но ничего подозрительного в лесных звуках не находил. Вокруг было полное спокойствие. Он уже было хотел дать отмашку батракам, уверив их, а больше самого себя, что всё в порядке, как вдруг ближайший куст затрясся. Мария громко ойкнула и, прижав от страха правую руку к впечатляюще округлой груди, кубарем скатилась с лавки, мигом забилась в самую глубину повозки под брезент и затихла. Фридрих же остался на месте, но одной рукой схватился за вилы, что лежали у него под ногами, с опаской посматривая на ходящие ходуном кусты.

– Кто там? – громко крикнул он. – А ну выходи! Я не шучу! Нас много, и вам с нами не совладать!

Ветки кустов тут же замерли, будто сидящий там лиходей испугался грозного окрика купца. Даже неугомонный дятел перестал стучать по дереву, уселся высоко на ветке и с любопытством наклонил голову, чтобы получше разглядеть, кто это там так расшумелся. Вокруг снова воцарилась полная тишина.

– Ну-ка, возьмите вилы и посмотрите, кто там такой смелый затаился в кустах! – крикнул Фридрих работникам.

Те нехотя вдвоём слезли с телеги. Вооружились вилами и опасливо озираясь по сторонам, они подошли поближе к подозрительному кусту. Остановившись в пару шагах от него, батраки стали нервно тыкать вилами в самую гущу зелёных ветвей. Некоторое время ничего не происходило, но потом куст вновь вздрогнул, а один из батраков замертво свалился на землю. В груди у него торчал нож с костяной рукояткой. Второй, испуганно озираясь по сторонам стал быстро пятиться, беспорядочно размахивая перед собой вилами, а следом за ним из кустов с гиканьем вывалилась пятёрка разбойников, одетых кто во что горазд. Один из них, верзила с взлохмаченной чёрной бородой, наклонился над убитым батраком и, уперев в безжизненное тело ногу, вытащил из него нож. Не спеша вытер лезвие об одежду покойника и, прищурившись, посмотрел на его товарища, у которого предательски начали намокать штаны на причинном месте. Заметив это, разбойники, уже обошедшие его с двух сторон, громко расхохотались.

Главарь перевёл свой взгляд на Фридриха.

– Ну, здрасте, господа проезжие, – щерясь беззубым ртом, произнёс он. – Чем поделитесь с честной компанией?

Лениво почёсывая волосатую грудь сквозь рваную рубаху, разбойник словно нехотя цедил слова. Из-под его видавшего виды серого холщового колпака выбивалась давно не мытая шевелюра.

Купец нервно оглянулся. Где-то за его спиной пряталась в повозке дочь. Он покрепче сжал в руке вилы.

– Ты там не балуй! – глядя на остро заточенные вилы, рявкнул главарь и кивнул двум подельникам.

Те быстро подбежали к Фридриху и без церемоний выволокли его на землю, поставив на колени перед главарём.

– Ты это чего, не уважаешь нас, что ли? – усмехнувшись, спросил тот, зайдя купцу за спину и резко наклоняясь, чтобы приставить к горлу жертвы лезвие всё того же ножа, которым воспользовался парой минут ранее. – Ежели ты к нам безо всякого уважения, то и мы тоже могём тебя запросто зарезать!

– Отец! – раздался из повозки девичий крик. Марта резко отдёрнула шторку и с ненавистью смотрела на дурно пахнущего верзилу. – Отпусти моего отца, рвань!

– О, гляди, какая у нас тута цаца появилась. А мы безо всякой женской ласки по лесу бродим, яко волки сирые! – произнёс с ухмылкой главарь и распрямился, убрав нож от горла Фридриха.

– Немедленно отпустите моего отца, или я пожалуюсь городским стражникам, и бургомистр устроит на вас облаву! – снова возмущённо закричала Мария.

Раздался заливистый хохот главаря, которому дружно вторили остальные четверо оборванцев. Верзила, утирая лапищей проступившие от смеха слёзы, довольно произнёс:

– Никто ещё меня так не веселил! Тебя непременно надо у нас оставить! Будешь нас и днём, и ночью развлекать, а мы тебя иногда будем за это кормить!

Разбойники снова захохотали, а батрак, увидев, что на него никто не обращает внимания, бросил вилы на землю и рванул по дороге в сторону Риги. Но не успел он пробежать и пяти шагов, как ему под левую лопатку воткнулся нож главаря.

– Тощий, сходи-ка принеси мой ножичек. Да оботри его получше! – рявкнул верзила стоявшему рядом с ним подельнику. – Не советую вам петушиться, господа хорошие, не то я могу и осерчать, а ежели я серчаю, то всем плохо бывает! Правда, Тощий?

Подельник кивнул головой и тоже, подражая главарю, ощерился, глядя масляными глазками на Марию, но тут же получил от него затрещину.

– Зенки-то свои не таращь! Не по чести товар-то! Она моя, будя!

Верзила медленно подошёл к повозке и протянул к Мария немытую лапищу. Та вся сжалась от страха и омерзения. Главарь схватил её за руку и бесцеремонно потащил к себе. Девушка завизжала так, что у злодея заложило уши, и он тут же другой рукой врезал ей по уху. Голова Марии мотнулась, как у тряпичной куклы, из уха потекла кровь, и она потеряла сознание. Здоровяк взял её на руки и, вытащив из телеги, опустил на землю. Жертва лежала без чувств, вьющиеся каштановые волосы были растрёпаны, а рот с мягкими пухлыми губами чуть приоткрыт. Блузка на округлой груди девушки разорвалась, и из-под неё виднелось белоснежное тело.

Оглядев добычу получше, главарь цокнул языком, подозрительно покосился на подельников и заявил:

– Хороша девка, да не ваша! Моя она! Я её первый пользовать буду! Давно у меня бабы не было! А вам, – верзила исподлобья осмотрел свою шайку, – и думать не моги! Что заподозрю – убью! Поняли, остолопы бестолковые?!

– Мария! – глядя на дочь, в ужасе закричал Фридрих, попытавшись подняться на ноги и броситься на главаря шайки, который с противной ухмылкой развязывал на своих грязных портках тесёмку.

Тот остановился и, оглянувшись на подельников, приказал: