Чудовища рая

Не доезжая метров десяти до Даниэля, мужчина остановился, слез с велосипеда и принялся копаться в плечевой сумке.

— Добрый день, — поздоровался Даниэль на немецком. — Не в курсе, здесь можно ловить рыбу? — Он указал на бурлящий поток.

Велосипедист поднял на него взгляд и ответил:

— Наверное, можно.

Чертами он здорово смахивал на монгола — выступающие скулы, маленький нос, низкий и широкий лоб. Маленькие глаза у него были ярко-голубыми. Еще он напомнил Даниэлю какую-то породу кошек, только название вылетело у него из головы.

Велосипедист тем временем натянул странную рукавицу из невыделанной кожи, что достал из сумки.

— Я на днях рыбачил дальше по долине, — продолжал Даниэль. — Только успевай вытягивать. Но здесь-то, пожалуй, не так хорошо будет?

— Пожалуй что и нет.

Тележка слегка дернулась, и из ящика донеслось доскребывание, а затем несколько пронзительных визгов. Даниэль уставился на прицеп. В нем явно находилось живое существо. Мужчина, однако, в лице не переменился.

— Что у вас в ящике? — спросил Даниэль.

Незнакомец молча ослабил пару ремней на одной стенке ящика и осторожно сдвинул откатную дверцу. Наружу немедленно вырвался сущий вихрь из перьев и бьющих крыльев.

Мужчина повернулся к Даниэлю. Теперь на руке у него восседал сокол. На голове у птицы был надет кожаный клобучок, увенчанный пучком перьев, а на одной лапе висел бубенец. На уровне глаз клобучок слегка выпячивался, что придавало соколу вид гигантского насекомого.

— Разве он не прекрасен? — проговорил незнакомец.

— Еще как, — восторженно кивнул Даниэль.

Птица сидела на руке мужчины неподвижно, как будто утрата главнейшего чувства ввергла ее в летаргию. Впрочем, она поворачивала слепую голову направо и налево, но в такой механической манере и с такой жутковатой размеренностью, что движения скорее походили на остаточные рефлекторные конвульсии мертвого тела.

— А я‑то решил, будто у вас в ящике рыболовные снасти, — рассмеялся Даниэль.

— Рыбалке я предпочитаю охоту, — ответил мужчина. — А это древнейший способ охоты. Без оружия. Огнестрелы — не мое.

Он поднес сокола к губам, словно собираясь поцеловать его, но вместо этого закусил зубами пучок перьев на клобучке и рывком стянул его.

По всему телу птицы пробежала дрожь, и она разом ожила. Даниэля поразили соколиные глаза — большущие и блестяще-черные, словно мокрые камни. И на вид в них не заключалось ничего хищнического. Глаза эти словно бы принадлежали некой сказочной твари из темного леса или бездонного озера.

— Она видит в семь раз лучше любого человека, — сообщил незнакомец.

Он поднял бьющего крыльями сокола, и птица тут же взмыла вверх и стала подниматься кругами по воздушным течениям, все выше и выше, словно по невидимой винтовой лестнице. Трезвон бубенчика постепенно растворялся в небе.

— Безмолвная и прекрасная, — произнес мужчина, следя за полетом птицы. — Мы должны учиться у животных.

Какое-то время сокол парил в небе, затем вдруг, подобно штурмовику, устремился к земле. И почти сразу же вернулся к хозяину, сжимая в когтях что-то маленькое и серое. Бросив добычу в правую руку незнакомца, птица вновь уселась на левую в рукавице.

Добычей, увидел Даниэль, оказалась маленькая птичка, раненая, но все еще живая. Она в ужасе мигала глазками и подергивала одним крылом, однако двигаться была уже не способна.

Незнакомец бросил ее на землю и какой-то незаметной командой разрешил соколу полакомиться своей жертвой. Крыло птички так и продолжало подергиваться, пока хищник вырывал куски из ее грудки.

— Природа изумительна, правда? — произнес мужчина.

Даниэлю определенно стало не по себе.

— Изумительна, — с содроганием повторил он.

Внезапно раздался колокольный звон, приглушенный и дребезжащий, словно отражающееся от горных склонов громыхание далекого завода. «Пивная Ханнелоры» скоро откроется.

Даниэль поднял руку в прощальном жесте.

Мужчина никак не отреагировал, зато сокол уставился на него своими ониксовыми глазищами, способными видеть в семь раз лучше любого человека. С клюва птицы, словно черви, свисали окровавленные потроха.

17

Как и в большинстве старинных местечек, планировка деревушки не отличалась упорядоченностью и прямотой улиц, и Даниэлю пришлось потратить какое-то время на поиски коричневого пряничного домика. Блуждание по улочкам выявило весьма скромные размеры поселения. Тем не менее оно могло похвастаться кафешкой и несколькими магазинчиками, ассортимент которых, впрочем, снаружи разглядеть ему не удалось.

В прошлый раз Даниэль посещал деревушку уже затемно и тогда счел ее старой. Теперь же, при свете дня, по определенным деталям — фундаментам зданий, водостокам, оконным рамам — у него сложилось впечатление, что большинство домов здесь построили относительно недавно и лишь придали им видимость почтенного возраста.

Этим вечером Коринна блистала в амплуа официантки, а не певицы, однако также была одета в дирндль[1]. Она подошла к нему и стала дожидаться заказа, нетерпеливо и как-то растерянно теребя в руках полотенце. Их глаза встретились, и девушка ответила улыбкой, посыл которой Даниэль определить затруднился.

Он попросил меню.

— Брось эти свои шуточки, — выпалила Коринна и шлепнула его полотенцем. — Чего тебе? Как обычно?

— Да, пожалуйста, — ответил Даниэль, надеясь, что «обычное» вполне отвечает его вкусам.

Ему подали рёшти[2] с яичницей, маринованными луковичками и солеными корнишонами и большую кружку пива. Покончив с едой, он заказал еще пива и принялся за чтение.

В зале было довольно темно, и когда Коринна заметила его старания вчитаться в строчки, она подошла к его столику и зажгла свечи в массивном канделябре. Он был изготовлен из какого-то черного металла, и с него свисали листочки из красного, желтого и оранжевого стекла, которые при зажженных свечах тут же замерцали словно угольки. Изделие, несомненно, было красивым, однако с функцией источника света справлялось так себе. Позабыв про книгу, Даниэль созерцал вспыхивающие листочки, чуть подрагивающие от тока нагретого воздуха.

Девушка в основном пропадала на кухне, но время от времени показывалась в зале, чтобы обслужить клиентов. Даниэль украдкой бросал взгляды на ее треугольное лицо и узкие глаза. Раз, проходя мимо его столика, Коринна вдруг провела рукой по его волосам от затылка и бросила:

— Ты подстригся, что ли? Тебя прямо не узнать.

Она исчезла прежде, чем он смог додуматься до какого-либо ответа. Прикосновение ее было таким мимолетным и легким, что другие посетители вряд ли что и заметили, однако приятное щекочущее ощущение на голове не оставляло Даниэля еще долгое время после ухода девушки.

Он принялся гадать, какие отношения связывают Коринну и его брата, а затем и забавляться мыслью, как бы ему воспользоваться ситуацией. Пусть это будет запоздалой местью за ту девушку в Лондоне. Макс ведь просил занять его место — ну так он и выполнит просьбу со всей основательностью.

Вот только ни в жизнь он так, конечно же, не поступит. Ничего не подозревающая женщина не должна служить игрушкой в их старом братском соперничестве. Именно это больше всего и расстроило его в той лондонской истории, именно этого он и не мог простить брату.

Вдруг он снова почувствовал на затылке ласкающую руку, которая мгновение спустя нещадно вцепилась ему в ухо. А Коринна в это время, увидел Даниэль, находилась в противоположном конце зала. Он ахнул от боли и попытался обернуться, однако против стальной хватки оказался бессилен. Мучитель склонился к нему, и низкий женский голос — или же высокий мужской, поди разбери в таком состоянии — рявкнул:

— Дилетант!

Затем послышался смех, и ухо получило свободу. Рядом с Даниэлем с пивной кружкой в левой руке стоял мужчина средних лет, стройный и подтянутый, с нелепой мальчишечьей челкой на волосах неестественного темно-рыжего оттенка. Изобразив другой рукой клацанье ножниц, незнакомец осведомился:

1

Женский национальный костюм немецкоговорящих альпийских регионов, состоящий из блузы с корсажем или облегающим лифом и широкой юбки с ярким фартуком. — Здесь и далее примеч. ред.

2

Швейцарское национальное блюдо, напоминающее русские драники. Лепешки из тертого картофеля с добавлением сыра, бекона или лука.