Страница 4 из 8
Девушка попыталась сделать шаг назад и натолкнулась на холодные ладони, легшие ей на горло лапами чугунной тяжести. Её крепко сжали и к спине вплотную прижался, своею жесткой угловатой грудной клеткой, убийца. Появился удушливый запах мясной мухи, выросшей до размеров взрослого человека. Ледяные пальцы нащупали девичий подбородок и задрали его в потолок. Её взгляд заметался испуганной птицей по комнате и споткнулся о синюю замыленную поверхность старого зеркала. То, что вначале она приняла за окно теперь отражало жуткое по своей невозможности, отражение. Она видела себя вытянувшейся в струнку, стоявшей на цыпочках, а её руки парили на расстоянии десяти сантиметров от собственного горла. Больше за её спиной, сбоку или даже спереди никого видно не было. Не успела Марина осознать несуразность происходившего в зеркале, как болезненной стрелой пронзило её левую сторону шеи.
Виктор, пользуясь своими, как по волшебству заострившимися зубами, словно пилой сделал несколько надпилов кожи добираясь до сочного молодого мяса. Широко раскрыв рот, он прильнул губами к раскуроченной ране и стал, захлёбываясь с голодной жадностью, причмокивая и брызгаясь, сглатывать тёплую кровь. Боль, мучавшая девушку в начале укуса, как-то сразу отступила. Ей стало хорошо и даже по сексуальному приятно, глаза закрывались сами собой. На этих накатывающих волнах ложной безопасности, испытывая усыпляющее смертельное удовольствие, она опустилась в темноту. Отпущенное ей время на земле окончилось.
Вампир бросил высосанное до капли тело на другое такое же безвольно лежащее на кровати женское туловище, уже успевшее окоченеть в когтях смертельной судороги. Весь его костюм был запачкан уже тогда, когда он спускался за Мариной. Только применяя гипноз он скрывал до времени пятна от своей второй на сегодняшнюю ночь жертвы.
Из шкафа Виктор достал рулон целлофановой плёнки, отрезал портняжными ножницами от него два больших куска (свои прочные, как сталь ногти острые, как бритва он приберегал для более благородных дел). Завернул в плёнку трупы. Снял с себя всю грязную одежду с презрением отбросив окровавленные вещи в угол. Взвалив, сразу оба тела себе на плечи, как был в чём мать родила, так и понёс их на первый этаж. Там подойдя к камину, нажал на панель невидимой пружины. Камин плавно отъехал в сторону. За ним открылся, ведущий в подвал, прямоугольный провал, по форме совпадающий с дверным. Открытая массивная сейфовая дверь, нависающая над провалом, показывала ровные зубы серых бетонных ступеней, образовывающих спуск в тёмную неизвестность подвала.
Включив освещение лестницы, Виктор начал спускаться. Сам он свете, как таковом, он не нуждался, просто вампиру нравилось электрическое освещение его подземной спальни, он находил в нём по-своему что-то романтичное и для него недоступное, потерянное навсегда, имитирующее смертельный для него солнечный свет. Оказавшись под домом в обширном помещении, вампир направился к его середине. В центре подвала стоял стол. Подойдя к светившемуся хромовым покрытием хирургическому столу, он положил на него мёртвых женщин. Швейцарские часы на запястье Виктора, показывали пять утра. Вампиру пора укладываться спать. Свет в подвале погас.
Утром, покинув свою спальню с третьего на второй этаж дома спустился второй его обитатель. Молодой человек тридцати лет от роду. Он отличался от большинства современных городских жителей плотно сбитой, накаченной фигурой бодибилдера профессионала. Из-под облегающей мускулистое тело футболки, из её коротких рукавов на всеобщее обозрение были выставлены зверски накаченные руки культуриста мирового уровня. Рост – метр девяносто. Вес – сто сорок кило чистого филе.
Вырастающую из мощной груди бычью шею мужчины венчала голова с квадратным лицом военного наёмника безжалостного к крикам о пощаде и мольбам о помощи. Плотно сжатые губы рта, короткий прямой нос с широкой медвежьей переносицей. Серые глаза защищали массивные надбровные дуги неандертальца. Прическа – армейский американский ёжик.
Ночью этот воин, свирепый сторожевой пёс, наперсник Виктора обычно спал, если, конечно, не имел особого приказа хозяина. Прошлая ночь не являлась исключением. Толстые стены и хорошо звуконепроницаемая дверь его спальни обеспечивали ему спокойный беспробудный сон. Так, что криков, музыки и прочего шума вечеринок хозяина он никогда не слышал. А сейчас как, впрочем, почти каждое утро ему предстояло заняться самым неприятным для него делом, а именно, уборкой. Но сначала нужно позавтракать. Затем убрать комнату для гостей. Почистить и постирать вчерашнюю, пришедшую в негодность одежду Виктора. Заменить пастельное белье. Подготовить новые вещи для будущей вечерней прогулки хозяина. И самое главное и паршивое, спуститься в подвал и избавиться от главных улик прошедшего пира.
Он, как и подобает настоящему мужчине, ни о чём и никогда не жалел в своей жизни. К числу подобных вещей относилось и то решение, которое он принял два года назад. Но для того, чтобы понять, что его подвигло к этому решению надо вернуться во времени на три года назад. Звали его Владимир Пахомов. С самого детства, Вова активно занимался различными видами спортивных единоборств. В этом списке значился и бокс, и самбо, и вольная борьба. В школе его обходили стороной даже самые буйные хулиганы, которых всегда в учебных учреждениях великой страны хватало с избытком.
Перед самой армией Пахомов влюбился в качалку. Занимался железом самозабвенно, с упоением, как и всем тем, за что брался в своей жизни. И так всегда отличаясь крупными габаритами, Владимир неистово качаясь быстро вырос до размера профи. Он стал походить на машину для пробивания стен. Как иногда называли его коллеги по спортзалу – Стенолом.
Отслужив в армии в пограничных войсках, полагавшиеся тогда два года, вернулся домой. Через месяц записался в милицию, в подразделение подмосковного ОМОНа. С девушками у него и в школе, и после всегда был полный порядок. В наследство от бабушки Володя получил квартиру на Проспекте Мира. Зарплата с премиальными устраивала. Ненормированная работа крушить бандитские челюсти и вышибать двери притонов ему откровенно нравилась. Боевая подготовка тоже. Жизнь представлялась сплошным нескончаемым удовольствием.
Беда, как всегда, пришла нежданно–негаданно. На работе Владимир стал смертельно, до звёздочек перед глазами, уставать, терять вес. За два месяца похудел на двадцать пять килограмм. Обследование показало – рак щитовидной железы. Последняя четвёртая стадия. Ощущение безнадёжности прочно прошило насквозь могильной стёжкой его жизнь. Ведя всегда здоровый образ жизни, не куря и не бухая, он спрашивал себя. – " За что мне всё это? "– И не получал ответа. С работы пришлось, конечно, уволиться. Последний месяц на ней он и так бюллетенил. Да и вообще в таком плохом состоянии он вряд ли бы вообще смог выезжать на задания или даже просто держать твёрдо в руках автомат.
Лекарства не помогали. Метастазы будто боясь куда-то опоздать стремительно поразили один за другим все главные органы. Пахомов всего через месяц после получения результатов анализов стал двуногой ходячей опухолью. Потом, в одну летнюю удушающую ночь, пришла боль. Это стало началом конца. Как он выяснил у своего лечащего врача, если ранее болезнь протекала без ярко выраженных симптомов, то страдать он начнёт только перед самой смертью за две – три недели до неё костлявой и беспощадной старухи.
Пахомова стали преследовать навязчивые мысли, водворившиеся в его голове вместе с невыносимой мукой. Каждую секунду своего бытия он терпел физическую боль и мытарства духа. Что стало для него более выматывающим – страдания тела или болезнь души, он сказать не мог. Да и никто бы на его месте не смог.
Вес тела стремительно продолжал падение вниз. Родственников у Пахомова не осталось. Поэтому возражений против пребывания в хосписе у него не имелось. Там хотя бы за тобой присмотрят и за обезболивающими бегать не придется. Ближайший хоспис находился неподалёку от метро Алексеевская. Все свои накопленные за несколько лет службы в органах сбережения он отдал за то, чтобы ему предоставили отдельную палату. Надежды у него не оставалось даже в глубине души. Ужас перед скорой могилой и страх перед вечной тьмой на вторую неделю пребывания в палате отступили на второй план перед нарастающей дёргающей, грызущей, ломающей весь организм болью. Обезболивающие уколы, практически перестали помогать. Кому он только не молился, кого он только не призывал. И на фоне страданий, звал настолько отчаянно и громко, что его услышали.