Страница 33 из 36
ЦМВК просуществовала до 1 октября 1920 г., когда приказом РВСР на ее кадровой и материальной основе был создан отдел Востока при Политуправлении РВСР[367]. К моменту расформирования Центромус укомплектовал две татарские стрелковые бригады – 1-ю и 2-ю (2-я позднее переименована в 68-ю, а затем в 69-ю)[368], а также ряд более мелких частей и подразделений.
Кроме ЦМВК, занимавшейся фактически только вопросами татар, из народов, относимых к «восточным», «своими» комиссариатами обзавелись, как уже отмечалось, башкирский, а также калмыцкий и киргизский (казахский) народы. Особое внимание именно к этим трем народам можно объяснить большими поголовьями лошадей и скота в их распоряжении, возможностью заготовки крупных партий мяса, жира, кожи, шерсти, а также перспективами привлечения местного населения в кавалерию, интенсивное развитие которой развернулось во второй половине 1919 г. Сущностно эти военкоматы походили на ЦМВК, поскольку распространяли свои полномочия не на территории, а на этносы, где бы представители таковых ни проживали[369]. Они были наделены большими полномочиями в области формирования национальных частей, назначения командного состава и применения вооруженной силы. Комиссариаты формировали верные Советской России воинские части, организовывали местную военную власть, учет населения и лошадей и их мобилизацию. Им же передавались военнопленные из белых и национальных антисоветских формирований для использования на укомплектование советских частей[370].
Киргизский и башкирский военкоматы имели статус «центральных», что означало их подчинение не окружному военному комиссару, а непосредственно Всероглавштабу. Они отличались большой активностью и производили обширную переписку, отложившуюся в архивных фондах РГВА и ГАРФ.
Кроме татарских и казахских (киргизских), также активно восточные части формировались из калмыков, башкир, узбеков и ряда других народов. Мобилизуемые контингенты местных жителей использовались преимущественно на своей территории. Национальные военкоматы прилагали все усилия к тому, чтобы использовать мобилизованных граждан в пределах своих республик. Например, из 3033 человек, мобилизованных в течение 1918–1919 гг. Калмыцким центральным комиссариатом по военным делам, 689 человек было направлено в Калмыцкую дивизию, 2142 человека оставлено в распоряжение улусвоенкомов, 90 человек – в местных сотнях[371]; то есть почти все остались в пределах своего региона.
В ряде случаев восточные формирования подолгу воевали вдали от дома. Например, 1-я и 2-я отдельные татарские бригады больше года действовали в составе Туркестанского фронта[372], Башкирская кавалерийская бригада воевала на Западном фронте. Далеко не все военные руководители считали практику сведения местных жителей в национальные части и оставление их для службы по месту жительства удачной идеей, поскольку те «среди своих родных аулов с трудом привыкают к правилам военной дисциплины»[373]. С другой стороны, попытки игнорирования национального компонента и грубого администрирования приводили к разложению национальных частей. Например, в декабре 1918 г. Калмыцкий военный комиссариат был расформирован и присоединен на правах отдела к Астраханскому комиссариату. Направленный им в Калмыцкий кавполк русский командный состав, не знавший калмыцкого языка, «быта и нравов степных номадов-калмыков, не сумел подойти к ним правильно и поставить дело формирования». В результате: «массовое дезертирство и форменное разложение полка»[374].
Примерно с середины 1919 г. формирование крупных национальных частей и соединений (полки, бригады, дивизии) по единым штатам велось под руководством центральных органов военного управления. Первоначально под давлением местных органов советской власти и военного управления приходилось соглашаться на формирование национальных армий. Например, Башкирский военкомат первоначально добился формирования отдельной Башкирской Красной армии[375], однако 5 апреля 1919 г. приказом РВСР № 615 это решение было отменено и вместо армии формировались трехполковая стрелковая бригада и четырехполковая кавалерийская дивизия с приданными подразделениями. Башкирский военкомат брал на себя все заботы по комплектованию полков людьми и лошадьми[376]. В эти же дни были существенно сокращены политические полномочия ЦМВК, а сама коллегия передислоцирована из Москвы в Казань. В это же время развернулось формирование национальных соединений и в других восточных регионах. С 10 марта 1919 г. приказом РВСР формируется Отдельная Приволжская татарская стрелковая бригада, а 19 июня приказом РВСР № 1014/185 – специальные и тыловые части к ней[377]. 13 октября РВС Юго-Восточного фронта и Калмыцкому комиссариату Реввоенсоветом Республики было поручено формирование двух калмыцких кавалерийских полков. 19 октября 1919 г. приказано всех мобилизованных на территории Башкирской АССР татар, мещеряков и тептярей обращать на укомплектование 2-й Отдельной татарской стрелковой бригады Туркестанского фронта.
Обилие приказов и номеров воинских частей не должно вводить в заблуждение о степени влияния центра на местах: большинство национальных формирований, что называется, жили своей жизнью, воплощая собой явление, ставшее настоящим бичом Красной армии, особенно в начальный период Гражданской войны, – партизанщину. Причем в национальных окраинах в силу их слабой связи с центральными властями партизанская эпоха сильно затянулась, подчас на весь период войны. За внушительными наименованиями («Северо-Кавказской армия», «Кубано-Черноморские войска», «Таманская армия», «Чеченская Красная армия», «Татаро-Башкирская Рабоче-Крестьянская Красная армия» и т. п.) скрывались, как правило, небольшие отряды с эклектичной структурой и слабой дисциплиной. Разумеется, такого рода формирования были подвержены сильнейшим политическим колебаниям под воздействием множества привходящих факторов. Большевикам приходилось повсеместно иметь дело с этой опасностью: «Отовсюду проявлялась интересная инициатива, – приводит слова Л.Д. Троцкого французский журналист А. Моризэ. – Но как! Стоило только образоваться ядру, как оно сейчас же заражалось духом сепаратизма»[378].
Чаще всего партизаны противились попыткам управлять ими, использовать на других участках фронта. В условиях непрочности советской власти на местах ее отношения с партизанскими отрядами носили не распорядительный, а договорной характер. Формирование национальных частей было невозможно без согласования с местными властями – народными съездами или их представителями – ЦИКами или ревкомами. Без санкции народа советская власть, не имевшая в нем еще никаких корней, не решалась начать мобилизацию или формирование воинских частей. Легитимация красных партизанских воинских частей осуществлялась на разного рода съездах и сходах. Таковых в окраинах бывшей империи проходило великое множество. Например, на съезде киргиз (казахов) Тургайской области, состоявшемся в марте 1918 г., был принципиально решен вопрос о формировании киргизских частей Красной армии. Тургайский областной исполком Совета солдатских, крестьянских и киргизских депутатов обещал организовать не менее чем 20-тысячную армию киргизов. Впоследствии решение было поддержано Народным комиссариатом по военным делам и Народным комиссариатом по делам национальностей. Были назначены политические комиссары, выделены денежные средства[379]. 28 апреля 1918 г. съезд рабочих татар и башкир в Уфе одобрил организацию «Татаро-Башкирской Рабоче-Крестьянской Красной армии»[380]. Съезд советов депутатов трудового калмыцкого народа постановил призвать калмыков 1894-1895 гг. рождения, а в перспективе, с учетом полученного опыта, мобилизовать и остальные возрасты. Калмыки обещали влить в Красную армию «лихую боеспособную калмыцкую кавалерию»[381]. Национальные съезды принимали подобные решения повсеместно.
367
РГВА. Ф. 9. Оп. 21. Д. 2. Л. 2.
368
РГВА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 1035. Л. 3.
369
РГВА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 737. Л. 53, 70, 153, 260.
370
РГВА. Ф. 11. Оп. 15. Д. 20. Л. 75.
371
РГВА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 737. Л. 88.
372
РГВА. Ф. 17. Оп. 1. Д. 91. Л. 2.
373
РГВА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 737. Л. 160 об.
374
РГВА. Ф. 11. Оп. 5. Д. 737. Л. 258.
375
РГВА. Ф. 11. Оп. 1. Д. 21. Л. 57.
376
РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 425. Л. 22; Оп. 15. Д. 20. Л. 117–118.
377
РГВА. Ф. 11. Оп. 15. Д. 20. Л. 123.
378
Моризэ А. У Ленина и Троцкого. Москва 1921. М.; Пг., 1923. С. 103.
379
ГАРФ. Ф. Р-1318. Оп. 1. Д. 259. Л. 3–4.
380
Песикина Е.И. Указ. соч. С. 117.
381
ГАРФ. Ф. Р-1318. Оп. 1. Д. 259. Л. 17.