Страница 15 из 36
В области военного строительства весь изученный период органы власти и военного управления проявляли самый живой интерес к полному и всестороннему статистическому изучению людских ресурсов страны как источника комплектования вооруженных сил.
Уже в конце апреля 1918 г. планировалась намеченная штабом Петроградского военного округа первая перепись в истории Красной армии, которой от роду было всего три месяца[163]. Следов этой локальной переписи найти не удалось; очевидно, она так и не состоялась. Однако само стремление к статистическому изучению только появившегося на свет общественного организма заслуживает внимания. Преподаватель академии Генерального штаба РККА В.И. Самуйлов на лекциях, читанных в 1918/19 учебном году, так формулировал этот запрос: «Статистика народонаселения имеет громадное значение для решения вопросов о комплектовании и организации армии. Общее количество населения, распределение его на государственной территории, племенные его особенности, духовные и физические способности, бытовые условия жизни – все это факторы, оказывающие несомненное влияние на численность и качество армии»[164].
Статистические данные являлись основным критерием оценки действительного состояния армии. Численный, этноязыковой, возрастной, социально-классовый, партийный, профессиональный состав, уровень грамотности и образования военнослужащих составляли тот набор критериев, по которым формировалось представление о качественных преобразованиях в Красной армии и достижении целевых установок. Поэтому выявленные в ходе данного исследования напластования статистических материалов по этнической истории Красной армии совершенно не случайны. Статистический учет и анализ личного состава по самым различным параметрам, в том числе и по национальному составу, был основой планирования развития советских вооруженных сил. Можно говорить о своего рода статистическом сопровождении развития Красной армии, когда статистика становилась инструментом оценки и коррекции этого развития.
Сохранившийся в архивах массив учетно-статистических материалов, не предназначенных для публикации (в том числе подготовленных для высшего руководства партии и государства в единственном экземпляре и носивших высший гриф секретности), поражает своим объемом и разнообразием. Ныне все они рассекречены и легли в основу представленного исследования. Подавляющее число статистических материалов по национальному составу РККА в 1920-х – первой половине 1940-х гг., проанализированное в данной работе, прежде не публиковалось или публиковалось только в секретных изданиях[165] и впервые использовано в военно-историческом исследовании. Они отражают процесс привлечения нерусских народов к военной службе, их социально-демографические характеристики, которые к тому же соотнесены с аналогичными характеристиками русских военнослужащих, принятыми за эталон, как доминирующей этнической группы в РККА.
В первые годы советской власти первостепенное значение для нее имели демографические и особенно социально-классовые параметры личного состава и военнообязанного населения. Ведь теперь к армии было отношение как к коллективу политически сознательных личностей, борющихся за интересы пролетарской революции, в отличие от старой армии, которая «представляла из себя совокупность нижних чинов, слепо повинующихся приказаниям начальства и лишенных политического сознания»[166]. В июле 1919 г. даже была введена в действие целая инструкция по определению классовой принадлежности военнообязанных граждан[167].
Этничность как социальный маркер далеко не сразу заняла место в советской деловой повседневности. Первое время в документах военного ведомства национальность военнослужащих или вовсе не отмечалась, или же приводился ограниченный перечень наиболее многочисленных этносов. Хотя большевистская революция упразднила вероисповедный социальный маркер, однако в делопроизводстве он был отброшен далеко не сразу. Например, этнически «слепая» категория «мусульмане» широко использовалась в течение всей Гражданской войны. Так, по результатам призыва в Средней Азии летом и осенью 1920 г. все призывники местных национальностей были объединены в рубрике «мусульмане»[168]. Задача точного учета национального состава войск не стояла как первостепенная ни перед учетно-мобилизационными, ни перед военно-статистическими органами[169]. Однако уже в августе 1920 г. в первой переписи РККА по инициативе организатора и исполнителя мероприятия – ЦСУ – вероисповедный признак был полностью исключен и предприняты все усилия для уточнения этнического состава военнослужащих. Характерны допущенные «типичные ошибки» этой переписи: и переписчики, и военнослужащие путали национальность с вероисповеданием; например, нередко вместо «татарин» записывалось «мусульманин»[170]. Отмечались случаи смешения национальности с подданством. Встречались и курьезы, когда отвечающий вообще не понимал, о чем его спрашивают, называя себя «санитар», «крестьянин» и т. п.[171]
Тем не менее перепись РККА 1920 г. была своего рода аномалией, экспериментом. Устойчивого запроса к строго дифференцированному учету военнообязанного населения и военнослужащих по национальностям в годы Гражданской войны еще не было. Подводя итог учету национальностей в РККА в предшествующий период, в августе 1923 г. Политуправление РККА отмечало: «До сего времени на учет личного состава РККА с точки зрения национальностей не обращалось внимания, следствием чего является то обстоятельство, что подчерпнуть нужные сведения из имеющихся данных невозможно…»[172]
Для советского военного ведомства переломной точкой, обозначившей устойчивый интерес к национальному составу РККА, стало принципиальное решение о национальном военном строительстве, принятое как раз в 1923 г. Развертывание в этот период политики коренизации национальных кадров определило этот интерес на общегосударственном уровне. Уточнение и нормативная фиксация национальностей стала в тот период одной из главных задач государства. Этническая идентификация становится государственным инструментом в проведении политики позитивной или негативной дискриминации. К позитивной дискриминации можно отнести упомянутую коренизацию, о которой много будет говориться на страницах этой книги; к негативной – ограничения и репрессии по национальному признаку. И то и другое требовало особой кодификации советских этносов, нашедшей широкое отражение в статистических источниках военного ведомства (культурно отсталые народы, националы, западники и т. д.). Можно согласиться с мнением Т.Ю. Красовицкой, заметившей, что «Советская Россия предприняла беспрецедентные усилия к институциализации и кодификации этничности»[173]. Здесь же можно привести слова А.И. Микояна, в 1925 г. руководившего Северо-Кавказским краевым комитетом ВКП(б): «Самое интересное то, что Советская власть создает нации, Советская власть помогает оформиться отдельным племенам в нации (выделено мной. – Авт.)»[174].
Интерес к этническому составу армии рос по мере расширения круга этносов, вовлекаемых в систему комплектования войск, и, соответственно, усложнения задач по организации призыва и работе с личным составом. Обязательное указание национальности в личных военно-учетных документах вводится во второй половине 1920-х гг. Так, в «Призывной карточке» допризывника, утвержденной в мае 1926 г., графа «Национальность и родной язык» шла третьей после года и места рождения, что указывало на то, что эта характеристика молодого человека считалась одной из основополагающих[175]. В «Руководстве по очередным призывам в РККА» 1931 г. в «Призывной карте» графа «Национальность» следовала четвертой после фамилии, имени, отчества, даты рождения и места жительства гражданина[176].
163
РГВА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 366. Л. 64.
164
Самуйлов В.И. Устройство вооруженных сил республики. Вып. 1. Ч. 1–2: [Лекции, читанные в академии Генерального штаба РККА в 1918/19 учебном году]. Пг., 1919. С. 4.
165
См., например: Труды Центрального статистического управления. Т. XIII. Вып. 2. Итоги переписи Красной армии и флота 28 августа 1920 г. Сер. 1. Вып. 1 [Работа отдела военной статистики ЦСУ]. М., 1921; Отчет народного комиссариата по военным делам за 1921 г. М., 1922; Штатное и списочное состояние войск Красной армии на 1 января 1922 г. М., 1922; Отчет о допризыве граждан, родившихся в 1901 г., осенью 1922 г. М., 1923; Отчет о призыве на действительную военную службу в 1924 г. граждан рождения 1902 г. М., 1925; Отчет Народного комиссариата по военным и морским делам за 1922/1923 гг. М., 1925; Отчет о призыве на действительную военную службу в 1926 г. граждан рождения 1904 г. М., 1927; Предварительные итоги переписи РККА 1926 г., изданной Главным управлением РККА. М., 1927; Призывные контингенты (1902–1905 гг. рождения). М., 1928; 10 лет РККА: 1918–1928: Альбом диаграмм. М., 1928; Призыв граждан 1908 года рождения. М., 1930. Характеристика контингента призыва 1928 г. (1906 г. р.) / Сост. Статист. отдел ГУ РККА. М., 1929; Характеристика личного состава Рабоче-Крестьянской Красной армии (социально-демографическая). Кн. 3. М., 1931; Призыв 1908 года: Методические пособия для докладчиков и групп агитаторов. М., 1930; Итоги изъятия красноармейцев и младшего начсостава из РККА, проведенного в период с 1 ноября 1929 г. по 1 июня 1930 г. в порядке ст. 243 и 39 закона «Об обязательной военной службе» / Сост. ГУ РККА. М., 1930; Политико-моральное состояние РККА: (Состояние дисциплины, самоубийства, чрезвычайные происшествия): 1929/30 гг.: Стат. ежегодник. Изд. ГУ РККА. М., 1931 и др.
166
Труды Центрального статистического управления. Т. XIII. Вып. 2. Итоги переписи Красной армии и флота 28 августа 1920 г. Сер. 1. Вып. 2 работ отдела военной статистики ЦСУ. М., 1925. С. 1 (РГВА. Ф. 40442. Оп. 3. Д. 2. Л. 1).
167
РГВА. Ф. 4. Оп. 12. Д. 6. Л. 751.
168
Аманжолов К. Национальные воинские формирования в составе Советских Вооруженных Сил (1917–1945 гг.): Автореф. дис. … д-ра ист. наук. Алма-Ата, 1987. С. 42.
169
РГВА. Ф. 4. Оп. 3. Д. 1702. Л. 158–163.
170
Труды Центрального статистического управления. Т. XIII. Вып. 2. С. 7 (РГВА. Ф. 40442. Оп. 3. Д. 2. Л. 4).
171
Труды Центрального статистического управления. Т. XIII. Вып. 2. С. 7 (РГВА. Ф. 40442. Оп. 3. Д. 2. Л. 4).
172
РГВА. Ф. 7. Оп. 7. Д. 707. Л. 1 об.
173
Красовицкая Т.Ю. Национальные элиты как социокультурный феномен советской государственности (октябрь 1917–1923 г.). Документы и материалы. М., 2007. С. 10.
174
Красовицкая Т.Ю. Национальные элиты как социокультурный феномен советской государственности (октябрь 1917–1923 г.). Документы и материалы. М., 2007. С. 10–11.
175
Временное руководство по приписке к призывным участкам и учету допризывников. М., 1926. С. 45.
176
Руководство по очередным призывам в РККА. М., 1931. С. 80, 81, 85, 86.