Страница 15 из 26
С последним встречным судном, следовавшим, очевидно в сторону канала, разошлись ещё в начале вахты. Рулевой матрос занят приготовлением чая. Он по-особому его заваривает. К концу рейса у Виктора, неизменного рулевого на вахте Кондаурова, сохранился заветный запас луговых трав – смеси мелиссы, зверобоя и мяты. И заварка, действительно, получалась ни на что не похожей. Божественный аромат распространился по всему мостику. Игорь вальяжно-расслабленной походкой, не торопясь прошёл в закуток штурманской рубки, где моряки ещё два года назад соорудили «фирменный» столик для чайных принадлежностей. Электрочайник с заварником были размещены на нём в специальных штормовых гнёздах. Здесь же находились и большие кружки. У каждого штурмана своя. И по не писанным «морским законам» никто из моряков не смел пользоваться не принадлежащей ему «огромной» ёмкостью для чаепития, привезённой из далёкого дома. Так было заведено, …мм-даа, такой уж порядок…
– Ну, что там у тебя? … Аромат такой, что, помяни моё слово, сейчас все сбегутся – рассмеялся Кондауров, – вот увидишь…
Только-только поспел…Можно наливать, …всё готово. Василич, а ты был когда-нибудь на Кубе?
– Не-а, ни разу не приходилось…Вот и побываем, посмотрим, …что, да как…
Наполнив большую кружку ароматным напитком и с удовольствием отхлебнув из неё, второй штурман неспешно проследовал к середине мостика, обогнув громоздкий пульт управления траулером, расположенный посередине рулевой рубки. Он окинул взглядом бескрайний горизонт моря. Видимость по ходу судна была изумительной, несмотря на тёмную тропическую ночь.
– не меньше 20 миль – отметил про себя Кондауров. С кружкой вышел на крыло мостика по правому борту.
Хотя берега Панамского перешейка остались уже в 160 милях по корме, тем не менее, ему казалось, что он чувствует ароматы берега до сих пор.
Нет, ну это надо же, он, Игорь Кондауров стоит сейчас на мостике Большого автономного траулера, полным ходом «шурующего» через тропические воды Карибского моря. Над головой звёздное небо, какого нигде, кроме как в тропиках, увидеть невозможно. Особенно впечатлял Млечный Путь (Milky Way). Мечтательный штурман не мог оторвать от него заворожённого взгляда. Если отрешиться от всего, то можно подумать, что ты один во Вселенной. Да, во истину, божественное зрелище. Мог ли он подумать ещё десять лет назад, что, вот так будет стоять на мостике океанского судна и с восхищением смотреть на тропическое звёздное небо. Кто бы сказал ему об этом тогда, никогда бы не поверил и, тем не менее, сегодня и сейчас второй штурман Кондауров пересекает воды Карибского моря. Невероятно!
– Что, Василич, балдеешь? – прервал мечтательные размышления Игоря рулевой.
– Да, и есть от чего, ВиктОр…– именно так, Кондауров называл рулевого по имени с ударением на «О», переиначивая имя на французский лад.
– Ты только подумай, ВиктОр, люди платят бешеные деньги за круизы в тропики. А мы с тобой пересекаем их совершенно бесплатно, так мало того, нам ещё за это и заплатят. – рассмеялся счастливо Кондауров. – Нееет, что ни говори, а жизнь прекрасна! Да, ВиктОр? – вопрос был риторическим, …ответа не требовалось, …и так всё было понятно.
Ещё раз, глубоко вдохнув свежего морского тропического воздуха, Игорь всё той же вальяжной походкой проследовал внутрь рубки. Подойдя к штурманскому столу, с любопытством, в который раз посмотрел на генеральную карту перехода. Это была «двухмиллионка» (1: 2 000 000). «Западная часть Карибского моря» – гласило название в левом нижнем углу карты № 30120.
Кондауров отметил про себя романтические названия на ней: банка Розалинд! Остров Провиденсия! Большие Антильские острова! Остров Большой Кайман (наверное, там до чёрта крокодилов, судя по названию), Юкатанский пролив! …Романтика, блин! В правой части карты, южнее Кубы, расположилась Ямайка!
Все названия словно сошли со страниц пиратских романов Сабатини про капитана Блада, которыми подросток Кондауров зачитывался в детстве. В его воображении эти названия звучали словно волшебная музыка.
Ещё час назад штурман Кондауров закончил заполнять ежесуточную сводку «Океан», которую начальник радиостанции утром передаст на берег. И сейчас делать было в общем-то нечего, что было очень непривычно для второго помощника. На промысле-то не забалуешь. Вахта пролетает так, что и время не замечаешь. Носишься по мосту как «раненая в задницу рысь», откуда пошло это выражение Кондауров уже не помнил, но очень нравилось ему, потому что было образным и точно выражало состояние вахтенного штурмана.
– Тааак, «чаи – сахары» пьёте? … понятно… – в проёме открытой двери на крыле мостика стоял второй механик. – мы, значит, в машине, «жопа в мыле», а вы тут чайком балуетесь, …мне-то нальёте?
– Коля, проходи, наливай сам, …вестовых здесь нет. Какую кружку брать, сам знаешь (для гостей мостика были специальные кружки) …
– Хорошо тут у вас, …на мосту. Красота! Можно даже сказать, лепота…не то что у нас….
– Ой, да ладно тебе. Не прибедняйся. Особенно у тебя, в мыле…– рассмеялся Игорь. – а вообще, сколько раз я тебе говорил, что на судовода надо было учиться, а не на маслопупа (сленг – шутливое прозвище механиков и мотористов на флоте).
Спустя ещё десять минут на мостике обозначился и старший электромеханик. Собралась обычная для этого времени, компания приятелей. Что ни говори, переход из района промысла был светлой отдушиной для моряков. Так, пикируясь и подшучивая, друг над другом, моряки коротали ходовую вахту. Смех и веселье царило на мостике. Из громкоговорителя судового радиопеленгатора «Рыбка-М», настроенного Кондауровым на широковещательные частоты, доносилась лёгкая латиноамериканская музыка.
За этими разговорами, шутками и музыкой время летело незаметно. Вместе с тем, Кондауров не забывал смотреть вперёд и по сторонам. Служба есть служба. В очередной раз он подошёл к экрану локатора. Бросил взгляд на пробегающий по кругу луч электронной развёртки. Кругом никого. Море было пустынным. Он подвинул кожаное кресло поближе к пульту управления судном. Закинул на него ноги, скрестил их по-ковбойски и, облокотившись на спинку, стал мерно раскачиваться на двух задних ножках кресла.
Через некоторое время из-за пережатой вены одна нога к него затекла. Чуть приподнявшись, он решил сменить положение ног, но та, что затекла, соскользнула (он её просто не чувствовал) неожиданно на пульт. А ещё мгновение спустя судно и окрестности огласил рёв туманного горна. Один продолжительный гудок!
От неожиданности, Кондауров вместе с креслом грохнулся на палубу мостика. Попытался вскочить, но затёкшая нога не слушалась, она подломилась, и он опять упал на четвереньки. А гудки туманной сирены продолжались. Не сообразив сразу, что это такое, второй штурман, всё-таки поднявшись на ноги, бросился, приволакивая ногу на крыло правого борта.
– Виктор, на левый борт…смотри, что там!
– Где? Что? Где встречное судно? Ведь если гудок такой громкий, значит встречный пароход, где-то рядом! Но где же он? Море было чистым. Кругом никого. А гудки всё продолжались…Блин, что же это такое? Непонятно. … И тут он неожиданно сообразил…Нога, …блин, затёкшая нога соскользнула и включила нечаянно автомат подачи звуковых сигналов. Включился режим подачи туманного сигнала – «СУДНО НА ХОДУ». А моряки на мостике приняли его за сигнал встречного судна!
Игорь подскочил к пульту и отключил автомат. Гудки прекратились. Из динамиков радиопеленгатора продолжала звучать лёгкая музыка, как теперь показалось Кондаурову, издевательски громко звучать…
– … твою мать…– зло выругался он и только успел выключить приёмник, как дверь в рубку с грохотом кремальерных задвижек распахнулась, и на мостик ворвался полуголый капитан, одетый только в спортивные треники с пузырями на коленях. Волосы на голове были всклокочены. На левой щеке отпечатались следы подушки. Спал, видать, бедолага.
– Что? … Где? … Что случилось? Где встречное судно? Как допустили такое сближение, что он уже гудит нам, бля?