Сходство

По официальной версии, Лекси после комы лишилась кратковременной памяти: ничего не помнила о нападении и почти ничего – о предыдущих днях.

– И это даже к лучшему, – заметил Фрэнк. – Если что-нибудь перепутаешь, сострой печальное личико, начни лепетать про кому, они устыдятся и не станут на тебя наседать.

Тем временем я сказала тете, дяде и друзьям, что уезжаю на несколько недель на курсы, но никаких подробностей сообщать не стала. А на работе Сэм для меня постарался – поболтал с Квигли, ходячим недоразумением Убийств, и поделился под большим секретом, что я взяла учебный отпуск, дописываю диплом, – значит, ничего страшного, если вдруг меня увидят в городе и я буду смахивать на студентку. У Квигли непомерный зад и длинный язык, а меня он всегда недолюбливал. Завтра же разнесет на весь отдел, что я в отпуске без содержания, – возможно, и от себя присочинит (беременность, психоз, наркота).

В четверг Фрэнк уже вовсю меня засыпал вопросами: где твое место за столом? где у вас хранится соль? кто тебя подвозит в колледж по средам? где кабинет твоего научного руководителя? Если я ошибалась, он эту тему разжевывал, освещал со всех сторон – фотографии, случаи из жизни, видео с телефона, аудиозаписи допросов, – в итоге воспоминания становились моими и я отвечала не раздумывая. А шквал вопросов продолжался: где вы праздновали позапрошлое Рождество? в какой день недели твоя очередь покупать продукты? Можно подумать, на диване у меня поселился теннисный тренажер для отработки приема мячей.

Сэму я в этом не призналась – постыдилась, – но всю ту неделю я была счастлива. Сложные задачи меня окрыляют. Временами наваливалось понимание: положение дикое и чем дальше, тем будет сложнее. Дело разворачивается, как лента Мебиуса, трудно уследить за подробностями: всюду Лекси, образы ее сливаются, накладываются один на другой, и уже не понимаешь, о какой из Лекси речь. Раз-другой я чуть не спросила у Фрэнка, как она поживает.

Сестра Фрэнка, Джеки, парикмахер, и в пятницу вечером он ее привел сделать мне стрижку. Джеки, худенькая крашеная блондинка, к старшему брату относилась без всякого почтения. Мне она сразу понравилась.

– Да, подстричь тебя не помешает, – приговаривала она, ловко взбивая мне челку длинными лиловыми ногтями. – Как стричь будем?

– Вот. – Фрэнк достал фото с места преступления, протянул ей. – Можешь как здесь?

Джеки взяла снимок за краешек, глянула с подозрением.

– Так… Она что – мертвая?

– Это не разглашается, – ответил Фрэнк.

– Не разглашается, засранец ты! Это сестра твоя, детка?

– Меня не спрашивай, – сказала я. – Это бенефис Фрэнка, я лишь на подпевках.

– Да уж, он как клещ, вцепится, не отцепишь. Ну-ка… – Она взяла второе фото, посмотрела и брезгливо сунула Фрэнку. – Ох и мерзость. Почему ты не займешься чем-нибудь приличным, Фрэнсис? Чем-нибудь полезным, регулировщиком бы устроился, что ли. Я два часа до города добиралась из…

– Джеки, ты можешь просто стричь, молча? – разозлился Фрэнк, взъерошив волосы так, что они встали дыбом. – И не компостировать мне мозги?

Джеки скосила на меня глаза, и мы улыбнулись – между нами, девочками.

– И учти, – добавил Фрэнк воинственно, – рот на замок. Поняла? Это важно.

– Ну-ну. – Джеки усмехнулась, достала из сумки расческу и ножницы. – Так уж и важно! Завари-ка нам чайку, а? Если ты, детка, не против, – обратилась она ко мне.

Фрэнк мотнул головой и поплелся к раковине. Джеки начесала мне волосы на глаза, подмигнула.

Когда она закончила работу, я не узнала себя. Никогда я не стригла челку так коротко; вроде бы мелочь, но лицо сделалось совсем юным и беззащитным, обманчиво наивным, как у фотомодели. В тот вечер, перед сном, чем дольше смотрела я на свое отражение в зеркале над ванной, тем меньше находила сходства с собой. Когда я и вовсе забыла, как выглядела до этого, то плюнула на все, показала зеркалу средний палец и ушла спать.

В субботу днем Фрэнк сказал:

– Кажется, мы готовы.

Я лежала на диване, свесив с подлокотника ноги, разглядывала напоследок фотографии студентов, у которых Лекси вела семинары, и делала вид, будто мне все нипочем. Фрэнк расхаживал из угла в угол, перед операцией ему всякий раз не сидится на месте.

– Завтра, – сказала я. Это слово оставило на языке холодок, будто свежий снег, дыхание перехватило.

– Завтра в обед – первый день пусть будет короткий, чтобы тебе не перегружаться, вникать потихоньку во все. Сегодня вечером предупрежу твоих друзей, пусть устроят тебе теплый прием. Ты как, готова?

Что вообще означает “готова”, если речь о такой операции?

– На все сто, – ответила я.

– Давай-ка вспомним: задача первой недели?

– Не попасться, наверное. И остаться в живых.

– Не наверное, а точно. – Фрэнк на ходу щелкнул пальцами у меня перед носом: – Эй, не спи! Это важно.

Я отложила фотографии.

– Ну сосредоточилась. А дальше?

– Если тебя раскусят, то в первые дни, пока ты еще не освоилась и все внимание на тебе. Так что на первую неделю у тебя одна задача – прижиться. Это тяжелый труд, поначалу выматывает, и если перестараешься, то начнешь ошибаться, а здесь одна ошибка – и все пропало. Так что смотри не перетрудись. При любой возможности уединяйся: спать ложись пораньше, книжечку почитай, пока остальные в карты дуются. Продержишься неделю – войдешь в ритм, к тебе привыкнут, внимание обращать перестанут, и свободы у тебя будет намного больше. А до этого затаись: не рискуй, не любопытствуй – словом, ничего подозрительного. О деле и не думай. Если за неделю ничего полезного не узнаешь, мне все равно, лишь бы ты осталась в доме. Останешься – пересмотрим наши планы и от этого будем отталкиваться.

– Ты ведь не веришь, что я продержусь, – сказала я. – Так?

Фрэнк перестал шагать из угла в угол, уставился на меня в упор.

– Думаешь, я бы тебя туда послал, – спросил он, – если б не верил?

– Послал бы, конечно, – ответила я. – В любом случае интересно же, а значит, послал бы и не поморщился.

Он встал спиной к окну, задумался. Свет падал на него сзади, лица было не разглядеть.

– Возможно, – сказал он, – но какая разница? Да, дело рискованное. Ты и сама знала, с первого дня. Но может получиться, если не рисковать, не теряться и не спешить. Помнишь, что я перед прошлой операцией говорил про вопросы?

– Да, – кивнула я. – Надо прикинуться дурочкой и задавать их как можно больше.

– На этот раз все по-другому. От тебя требуется прямо противоположное: никаких вопросов, если не уверена в ответе. То есть вообще никаких вопросов.

– Даже спросить ничего нельзя – так что же мне делать? – Мне эта мысль давно уже не давала покоя.

Фрэнк пересек комнату, смахнул с кофейного столика бумаги и сел, подавшись мне навстречу, сверля меня синими глазами.

– Приглядывайся, прислушивайся. Главная трудность в этом деле – у нас нет подозреваемого. Твоя задача его приметить. Учти, все, что ты узнаешь, для суда не годится, ты же не сможешь никому зачитать права, потому мы не ставим цели добиться признания. Это оставь мне и малышу Сэмми. Дело мы раскроем, если ты укажешь направление. Выясни, есть ли кто-нибудь, о ком мы до сих пор не знаем, – кто-то из ее прошлого или тайный новый знакомый. Если кто-нибудь, кого нет в списке контактов, с тобой свяжется – по телефону, лично или как-то еще, – ты ему подыгрывай, узнай, чего он хочет, и если получится – полное имя и телефон.

– Ладно, – кивнула я. – Таинственный незнакомец.

Фрэнк говорил убедительно – впрочем, как всегда. Видно, прав был Сэм: Фрэнк это затеял не потому, что хоть сколько-нибудь верит в успех, а потому что это блестящая, невиданная, отчаянная авантюра. Ну и ладно, мне все равно.

– Именно так. В пару к нашей таинственной незнакомке. А ты смотри в оба за ее друзьями, пытайся их разговорить. Я их не подозреваю – знаю, твой Сэмми на них помешался, но я с тобой согласен, не те люди, – и все-таки они чего-то недоговаривают. Увидишь их живьем – поймешь. Может статься, это какая-нибудь мелочь – скажем, они списывают на экзаменах, или гонят на заднем дворе самогон, или знают, кто папаша, – но мне виднее, что к делу относится, а что нет. С полицией они откровенничать не станут, а вот ты при правильном подходе сумеешь их разговорить. О других ее знакомых забудь, ничто на них не указывает, да и мы с твоим Сэмми ими занимаемся, но если кто-то у тебя вызовет хоть малейшее подозрение, сообщи мне. Поняла?