Сходство

– Ты уверена? Я третий день вкалываю как проклятый, у всех выведываю подробности жизни Лекси Мэдисон…

– Без этого так или иначе не обойтись. Хватит взывать к моей совести.

– Ну а если ты совершенно уверена, то не трать мое и свое время, кончай мне голову дурить.

– Вообще-то это ты мне голову дурил, – напомнила я. – “Всего три дня, ничего пока не обещай”, бла-бла-бла…

Фрэнк задумчиво кивнул:

– Так вот в чем дело – ты просто не хотела меня обижать. Тебя все устраивает в Насилии. Ты уверена?

В самое больное место ударил – это он умеет. Наша встреча, его улыбка и голос перенесли меня в прошлое, ведь было время, когда работа агента так меня манила, что я окунулась бы в нее не раздумывая. А может, меня пьянила весна, или дело в том, что долго оставаться несчастной я не в состоянии. Так или иначе, я будто впервые за много месяцев очнулась от спячки, и при мысли, что в понедельник мне надо возвращаться в Домашнее насилие, – хоть Фрэнку я ни за что бы не созналась – меня чуть не передернуло. Я работала с Керриманом Мейером – он носил свитера для гольфа, без конца потешался над иностранными акцентами, сопел, когда набирал текст, – и я вдруг поняла, что и часу не выдержу с ним рядом – чего доброго, запущу ему в голову степлером.

– А моя работа тут при чем? – спросила я.

Фрэнк пожал плечами, затушил сигарету.

– Да так, любопытно. Я-то знаю Кэсси Мэддокс: офисная тягомотина, от звонка до звонка – это не по ней. Вот и все.

Мне вдруг отчаянно захотелось выставить Фрэнка вон. С ним рядом внезапно сделалось душно, тесно и опасно.

– Ясно, – ответила я, унося в раковину бокалы. – Просто ты меня давно не видел.

– Кэсси, – раздался у меня за спиной голос Фрэнка, ласковый, вкрадчивый, – что с тобой стряслось?

– Уверовала в Спасителя нашего Иисуса Христа, – ответила я, звеня бокалами, – а он запрещает дурить людей. Мне сделали пересадку мозга, я заразилась коровьим бешенством, меня пырнули ножом, а еще я повзрослела, поумнела – называй как хочешь, не знаю, в чем дело, Фрэнк. Знаю одно: мне хочется тишины и покоя, я сыта по горло нервотрепкой, а с этим идиотским делом и твоим идиотским планом покоя нам не видать. Понял?

– Что ж, вполне разумно, – ответил Фрэнк ровным голосом, и я почувствовала себя полной дурой. – Тебе решать. Но если я пообещаю больше о деле не говорить, плеснешь мне еще бокальчик?

У меня тряслись руки. Я молчала, открыв на всю катушку кран.

– Поболтаем о том о сем. Сто лет не виделись как-никак. Пожалуемся на погоду, покажу тебе дочкины фотографии, а ты мне про своего нового парня расскажешь. А твой бывший, как его там, адвокат, – куда он делся? Я всегда чуял, скучноват он для тебя.

Куда делся Эйдан? – мои спецоперации его доконали. Бросил меня, потому что я вечно отменяла свидания и не объясняла почему, не рассказывала, как провела день. Жаловался, что работа для меня на первом месте, а он – нет. Я сполоснула бокалы, поставила на сушилку.

– Если тебе нужно побыть одной, все обмозговать, – великодушно добавил Фрэнк, – я пойму. Решение важное, спору нет.

Я не выдержала и расхохоталась. Какой же Фрэнк хитрый засранец! Но если его сейчас выставить, он решит, что я обдумываю его идиотский план!

– Ну ладно, – согласилась я. – Хорошо. Пей, ни в чем себе не отказывай. Но если заикнешься о деле, я тебе врежу. Идет?

– Отлично! – обрадовался Фрэнк. – Обычно мне за такое приходится платить.

– Тебе я всегда помогу бесплатно. – Я подала ему бокалы, один за другим, Фрэнк вытер их о рубашку и потянулся за бутылкой.

– Ну, рассказывай, – начал он, – каков наш Сэмми в постели?

Мы прикончили первую бутылку, а на второй застряли. Фрэнк пересказывал мне сплетни агентов – то, о чем в других отделах не знают. Я прекрасно понимала, чего он добивается, но все равно рада была знакомым именам, словечкам, шуточкам на грани, рубленым, ритмичным фразам. Мы без конца вспоминали разные случаи: как однажды я была на вечеринке, а Фрэнк должен был кое-что мне передать и подослал ко мне другого агента – тот изображал отвергнутого поклонника, завывал под окном, как Стэнли Ковальски (“Лекси-и-и-и-и-и-и!!!!!”), пока я не вышла; а в другой раз мы с Фрэнком обменивались новостями на лавке в Мэррион-сквере, и вдруг откуда ни возьмись мой сокурсник, и я разоралась, обозвала Фрэнка старым извращенцем и сбежала. Все-таки хорошо, что Фрэнк зашел. Раньше гости у меня не переводились – то друзья, то бывший напарник, засиживались далеко за полночь, пили, музыку слушали, но в последнее время никто у меня не бывал, кроме Сэма, и давно я так не смеялась, и давно уже не было так хорошо.

– Знаешь, – заметил Фрэнк позже, задумчиво глядя в свой бокал, – ты ведь пока что не ответила “нет”.

Возмущаться у меня не было сил.

– Неужели я сказала что-то, хоть отдаленно похожее на “да”?

Фрэнк щелкнул пальцами.

– Слушай, я кое-что придумал. Завтра вечером у нас оперативное совещание. Приходи и ты, хорошо? Так скорей определишься, согласна или нет.

Вот он, крючок, скрытый приманками, вот что кроется за всеми новостями, шоколадным печеньем и заботой о моем душевном покое.

– Господи, Фрэнк, – вздохнула я, – ты хоть сам понимаешь, до чего ты предсказуем?

Фрэнк ухмыльнулся как ни в чем не бывало.

– Ну попытаться следовало. Правда, приходи. До понедельника никто этим делом, кроме нас с Сэмом, не занимается, вот мы с ним и обсудим то, что удалось накопать. Разве тебе не интересно?

Интересно, конечно. Фрэнк хоть и много чего рассказал, но упустил главное: что она была за человек. Я уселась поудобнее на матрасе, зажгла очередную сигарету.

– Так ты всерьез думаешь, что у нас получится?

Фрэнк помолчал, плеснул себе еще вина, помахал бутылкой у меня перед носом; я мотнула головой.

– В обычных обстоятельствах, – ответил он наконец, откинувшись на спинку дивана, – я бы не очень-то рассчитывал на успех. Но обстоятельства не совсем обычные, и кое-что играет нам на руку, помимо самых очевидных вещей. Для начала, девушка эта существовала всего три года. Тебе не придется вникать в целую историю жизни. Не придется встречаться с ее родителями, братьями-сестрами, ты не рискуешь столкнуться с подругой детства, никто не спросит, помнишь ли ты первый школьный бал. А во-вторых, жизнь ее в эти три года была ограничена узкими рамками: она общалась с небольшой компанией, училась на не самом людном факультете, работу не меняла. У тебя нет задачи вписаться в широкий круг родных, друзей, коллег.

– Она писала диссертацию по английской литературе, – заметила я. – А я в литературе ни бум-бум. В школьном аттестате “отлично” – ну и что из этого? А жаргоном я вообще не владею.

Фрэнк пожал плечами:

– Лекси, насколько мы понимаем, тоже не была специалистом, но у нее получилось. Она смогла, ну а ты чем хуже? Опять же, и здесь нам повезло, это не фармацевтика и не инженерное дело. И если у тебя диссертация ни на шаг не продвинется – а чего они хотели? Как ни странно, ножевое ранение нам тут тоже на пользу, можем тебя наградить посттравматическим стрессом, амнезией – чем угодно.

– А парень у нее есть? – Ради работы я готова на многое, но не на все.

– Нет, так что за свою честь можешь не опасаться. И вот что еще нам на руку: помнишь те фотографии? Они распечатаны из видео, найденного в телефоне нашей девочки. Похоже, Великолепная пятерка снимала ролики на память. Качество не супер, зато карта памяти большая, и видео там полно – она с ребятами на вечеринках, на пикниках, и новоселье, и ремонт, и много чего еще. Вот тебе и готовое наглядное пособие: тут и голос ее, и жесты, и все повадки, и отношения с ребятами как на ладони – чего еще желать? А главное, ты отличный агент, Кэсси. Профи! И если все это учесть, то у нас неплохие шансы.

Он допил остатки вина и полез в карман пиджака.

– Славно поболтали, крошка! Телефон мой знаешь. Позвони насчет завтрашнего вечера.

И ушел. Лишь когда за ним закрылась дверь, я поймала себя на том, что спрашивала у него про колледж, про парня, – можно подумать, я почти согласна, выискиваю в его плане слабые места.