Королев

– Но под потолком висячая лампа, – подсказала Нина Ивановна.

– По проволоке, протянутой от одной стены до другой, Константин Эдуардович передвигал лампу туда, где ему нужнее, например, возле полок с книгами.

Сергей Павлович повернулся в сторону библиотеки. Полки были явно самодельными, но выполнены с хорошим знанием столярного дела. На первом плане стояли книги ракетчиков – Ф. А. Цандера, Ю. В. Кондратюка, М. К. Тихонравова и других. На многих из них дарственные надписи. Но напрасно Королев искал свою работу – «Ракетный полет в стратосфере», подаренную Константину Эдуардовичу еще в 1934 году.

– А что, здесь, на полках, не все книги, принадлежавшие Константину Эдуардовичу?

– К сожалению! Много нет – вот ищем книгу Королева. Константин Эдуардович часто обращался к ней, хвалил... – откликнулся Костин.

– Мы не познакомились сразу. Извините. Я и есть Королев.

– Очень, очень рады знакомству, – радостно ответил Костин. – Извините, я на секунду вас покину. – И он вышел из комнаты.

Несколько огорченный, что не нашел своей книги, Сергей Павлович вновь вернулся к столу Циолковского, здесь все постарались восстановить так, как было при жизни Константина Эдуардовича. В каком-то необъяснимом порядке на столешнице лежали научно-технические журналы, линейка, папка с бумагами, фотоаппарат, стоял маленький глобус. Сергей Павлович долго молча разглядывал его, словно искал на нем космодром, с которого через несколько дней поднимется космический первенец. Он пальцем мысленно обвел вокруг него, как бы намечая орбиту искусственному спутнику Земли. Ему так хотелось взять глобус в руки, но он удержался.

«Тот глобус, что подарил мне Валентин Петрович Глушко в день пятидесятилетия, немного больше, – мелькнуло в голове, – и на нем Байконур не указан. Пока... А когда-нибудь он будет на всех картах и глобусах. Наш первый космодром. Хорошую надпись придумал Глушко: „Шлю тебе этот „шарик“, Сергей, с глубокой надеждой, что нам с тобой доведется своими глазами увидеть живую Землю такой же величины“. Да мы-то вряд ли. А вот другие обязательно, обязательно. А жалко, что не я. Ведь ради этого, по сути, жил. Эх! Кабы помоложе был да сердце поновее. Опять „барахлит мо-1 тор“. Нина ругает меня – „не бережешь себя“. Берегу. Надо голову беречь, а не сердце», – усмехнулся Сергей Павлович.

Вернулся Костин. Он держал небольшую книгу.

– Вот, Сергей Павлович, книга. В ней собраны основные материалы, связанные с семидесятипятилетием моего деда. Здесь и ваша телеграмма.

– Хорошо, что она сохранилась, – взял в руки книгу, полистал ее. – Гирдовцы горячо любили Константина Эдуардовича, – заметил Королев. – Его труды – путеводная звезда на многие годы. – Возвращая сборник Костину, спросил: – Можно, мне посмотреть журналы на полках, да и книги Константина Эдуардовича хотелось бы подержать.

– Разумеется. Вам можно.

Сергей Павлович бережно брал один том за другим, листал. Почти все он читал. Некоторые из них почти тридцать лет назад он получил из рук Константина Эдуардовича.

– Надо подумать об издании Полного собрания всех трудов Циолковского. Пора, самая пора. Он жил впереди своего века...

Королев отошел от книжной полки, окинул взглядом кровать, стоящую у стены и накрытую простеньким покрывалом, потом взял со стола «слухач» – приложил к уху.

"– В музее трогать экспонаты руками не разрешается, – почти одними губами сказала Нина Ивановна.

Но «слухач» воспринял шепот жены так сильно, что Королев, чуть вздрогнув, рассмеялся.

– Великолепная слышимость!

– Константин Эдуардович предупреждал собеседника, – напомнила Софья Зотова. – «Говорите как обычно. Не напрягайте голоса, я вас слышу хорошо».

Взгляд Королева задержался на другом столе, где стояли физические приборы, вплотную подошел к скульптурному портрету Циолковского, вылепленному И. П. Архиповым.

– Я помню эту работу, видел ее в Москве на первой выставке материалов по космонавтике, – сказал Сергей Павлович жене. – Это было в 1927 году. Портретом Константина Эдуардовича открывалась экспозиция, посвященная его идеям.

– А вот эту подзорную трубу на самодельной треноге Константин Эдуардович выносил на крышу дровяного склада – он примыкает к веранде – и наблюдал звездное небо, – пояснял Костин.

Алексей Костин предложил гостям зайти «на веранду». Сергей Павлович и Нина Ивановна осмотрели столярный верстак, тиски, токарный станок с ножным приводом, набор различных слесарных и столярных инструментов, напольные ножницы для резки железа, небольшое приспособление для гофрирования жести, которую Циолковский использовал для создания модели дирижабля.

Очень внимательно Королев осматривал и новую экспозицию, посвященную современной ракетной технике как воплощению идей Циолковского. Ее подготовило ОКБ Королева по указанию и пожеланиям самого Главного конструктора.

Пришла пора прощаться.

– Спасибо большое. Я рад, что посетил Дом-музей

Константина Эдуардовича. – Его я считаю главным своим учителем. Побыл бы еще, но время торопит. Надо ехать в школу, где преподавал Константин Эдуардович, – заторопился Сергей Павлович.

– Приезжайте еще, – пригласила С. М. Зотова. В железнодорожной школе No 9 в этот день открывался музей К. Э. Циолковского. Право открыть его предоставили академику А. А. Благонравову. Потом выступил Королев.

– Мои юные друзья! – обратился Сергей Павлович к школьникам. – Мы с большим волнением входим в вашу школу, сознаем, что здесь долгие годы преподавал Циолковский, и, возможно, в эти годы у него рождались те великие идеи, над воплощением которых мы сейчас работаем. Переступая порог школы, – улыбнулся Королев, – мы тщательно отряхивали пыль земную. А ведь пройдет немного времени, и здесь космонавты будут отряхивать пыль космическую...

В середине дня на калужской площади состоялась закладка памятника К. Э. Циолковскому. Королев невнимательно слушал речи выступающих. Уловил лишь слова: «Наш древний город – город Циолковского. Он должен стать городом-памятником ему».

«Вот это правильно», – подумал Королев и снова мысленно перенесся на Байконур, где шла подготовка к запуску первого искусственного спутника Земли. «Вернувшись», Сергей Павлович негромко сказал стоящим рядом с ним А. А. Благонравову и В. П. Глушко: