Страница 12 из 32
Март подхватил сумку и поспешил к двери. Пора перекинуться парой слов со смотрителем. Судя по одутловатому лицу и пухлым пальцам, он страдает от задержки естественных отправлений, а значит, скоро будет обязан Марту настолько, что будет пускать его к пленникам без всяких колец. Или поспешить в Белую Кость, поднять войско?.. Нет, опасно. Тогда пленников смогут убить, и поди докажи, что они не пали при атаке дворца. Значит, сперва к смотрителю, потом к порфирогенету, а затем и к принцессе Камилле, обрадовать её вестями. Угораздило её заглядеться на Сигверта, забери тьма их обоих!..
Глава шестая, в которой не остаётся надежды
— Говоришь, их здоровье не вызывает опасений? — порфирогенет тяжело шагал взад-вперёд по дворцовой галерее.
— При первом посещении я не нашёл причин для беспокойства, — отвечал Март. — Прошу вас не останавливаться и не замедлять шаг.
— Полуночные боги! Я так не уставал уже лет десять. Они говорили с тобой?
— Нет. Признаться, они выглядели подавленными. Не падайте духом. Ещё десять переходов, и можно будет отдохнуть.
— Ты вгонишь меня в гроб! Пять, и хватит.
— Восемь. Пусть мысли о скорой трапезе придадут вам сил.
— Пропади такая трапеза без копчёного окорока и солёной рыбы! Всё, хватит с меня.
Порфирогенет рухнул в заботливо подставленное Мартом кресло и стал обмахиваться платком.
— Отрадно видеть, как силы правителя крепнут с каждым днём, — не удержался Март.
— Придержи язык, лекарь с юга, и подойди ближе. Подумай ещё раз. Ты точно не ошибся, не найдя никаких болезней у пленников?
— Я взял с собой лишь самое необходимое и вполне мог пропустить какие-то признаки.
— Очень хорошо! Посети их ещё раз. Возможно, ты найдёшь у кого-нибудь из них первые признаки серьёзной болезни.
— Воле правителя подвластно всё во дворце, — наконец понял Март. — И как мне действовать далее?
— Разумеется, ты будешь их лечить. Ты, верно, заметил, что эти молодые люди благородного происхождения и привыкли, что об их здоровье заботятся лучшие лекари страны.
— Безусловно.
— Жаль, что самые лучшие лекари порой терпят неудачу. Через пять дней оба пленника слягут без памяти, а через десять… Их родные будут очень опечалены.
— Я никогда не делал ничего подобного, — попытался отговориться Март. — Нужны особые знания и снадобья…
— Так поищи эти снадобья у местных травников, — раздражённо сказал порфирогенет. — Придумай что хочешь, трать любые деньги.
— Пять дней — слишком мало. Дней за десять я, быть может…
— У меня нет причин сомневаться в твоём искусстве. Через пять дней у пленников должны появиться явные признаки неизлечимого недуга. Всё равно какого. Будет лучше, если ты ещё поторопишься. И помни, что моя благодарность не заставит себя ждать.
Март молча поклонился. Порфирогенет потряс золотой колокольчик, и слуги, почтительно ожидавшие на расстоянии, приблизились. Начиналась церемония ведения правителя к обеденному столу.
Получив повеление порфирогенета, Март потерял покой и сон.
Сблизиться с тюремным смотрителем не составило труда. У него и вправду оказалась беда с почками, хотя и не столь застарелая, чтобы вызвать нестерпимые боли, но он с радостью согласился принять помощь именитого лекаря. Март разложил на столе инструменты, которыми когда-то лечил подцепивших дурные болезни, бодро позвенел спицами и щипцами, а когда бедняга смотритель от этого зрелища побелел и начал хватать ртом воздух, лекарь вдруг вспомнил, что у него же есть подходящее снадобье! Редкое и дорогое, но чего не сделаешь для хорошего человека!
Трудно было сказать, что оказало целебное действие: кислый настой северных ягод или то, что лекарь убрал свои жуткие инструменты, но смотрителю полегчало. Однако чем дольше Март разбирался в хитросплетениях тюремных ходов и местных порядках, тем яснее становилось, что сбежать отсюда непросто, а о том, чтобы подготовить побег за оставшиеся несколько дней, и думать было нечего. Наверняка во дворе нашлись бы люди, готовые помочь; кунг и принц назвали ему пяток верных придворных и слуг, однако толку с этого было мало. Те, кого лекарь пытался отыскать, как нарочно, получили расчёт или отправились на другой конец страны с важными поручениями. Да и не было у него времени на поиски — знай успевай принимать больных.
— Безнадёжное дело, — признался он Сигверту при очередном посещении. — Тут тьма дверей, ключей и охранников. Девять пройдёшь, у десятой застрянешь. Я тебе только одно могу предложить. Повинитесь оба перед правителем. Вроде как хотите помереть с чистой совестью. Да слушай ты, не кривись! Я тут разузнал, что у принца два брата, и оба бездари. Один всё стены в святилищах разрисовывает, второй за книгами сидит. Да что я тебе рассказываю… Так вот, правитель пошумит, ясное дело, да и простит единственного толкового наследника. Отошлёт разве что с глаз долой на пару лет, но зато жизнь сохранит и в свой черёд отдаст престол. С тобой будет потруднее…
— То есть, по-твоему, мы должны у него милостей просить? — возмутился Сигверт. — Виниться перед ним, пощады вымаливать?
— Попросишь разок, не сломаешься! Посуди сам. Отравить он тебя не отравит, об этом я позабочусь. Казнить тоже не осмелится…
— С чего ты взял?
— Так ты ж мне сам говорил, что порфирогенет не захочет ссорится с арантами и, пока в Белой Кости стоят ваши лучники, тебе ничего не грозит! С кунгом северян ещё могли бы обойтись несправедливо, но ты ж из аранской знати!
Сигверт отвернулся и уставился в стену. Будто не изучил за эти дни каждую трещинку на нетёсаном камне.
— Нет. Когда я обещал порфирогенету лучников, я не сказал, что уехал из дома против воли отца. Я с пятнадцати лет лишён всех своих титулов, а моё имя вычеркнуто из родовой книги. Отец всё надеялся, что я возьмусь за ум и ничего не писал сюда, даже уговорил короля прислать воинов для пущей славы аранского народа. Но если он узнает, что я виновен в заговоре, то не попросит сохранить мне жизнь. А если его терпение иссякнет раньше, то сюда явится другой аранский военачальник. Я-то получал от отца письма всё это время и, поверь, готовил переворот не ради одного Карта.
— Напиши отцу, — убеждал Март. — Мол, молодой был, не ведал, что творю… Переступи разок через свою гордость. Здесь и напишешь, я тебе принесу, что нужно, и попробую отослать. Пока вы тут будете виниться, пока выйдете, то да сё, глядишь, тебе титулы и вернут. Другого пути нет. Правитель держит вас крепко. Или ты ждёшь, что вас веринги отобьют? Я думал им весточку послать, но…
— Нет. Хорошо, что не послал. Верингов слишком мало, чтобы атаковать дворец. Он хорошо укреплён, я-то знаю.
— Тогда ищи помощи у своих. Я время потяну, конечно, но…
— За себя не беспокойся. Делай что приказано, трави своими снадобьями Карта, уговаривай его милостей просить, а меня оставь в покое.
— Вот ты ж твердолобый! Если б я за себя беспокоился, я б остался гончаров лечить. Послушай ещё раз: повинитесь перед правителем! Я вам заварю чего полегче, чтобы только вид болезни был, а вы…
— Не стану я никого просить и зелья от тебя тоже не приму! Твоей вины тут не будет. Во дворце все знают, что меня яды не берут…
— Это почему ещё? Если тебя с детства и приучали к разных отравам, то у меня-то ещё орзорумские остались, к ним у тебя привычки быть не может…
— Вот на наследнике их и испытаешь.
Сигверт снова отвернулся. Март вздохнул и принялся собирать бутылки и бинты. Стёртые кандалами запястья кунга никак не желали заживать, напротив, нездоровая краснота расползалась с запястий на кисти и предплечья. Сегодня Сигверт раздражал лекаря всем: своим непонятным упрямством, твердолобостью, и даже это упорно не заживающее тело, казалось, бросало ему вызов.
— Долго я лечить-то тебя буду? — спросил он в сердцах. — Сколько добра на тебя извёл, и что толку! В Лаконике же всё заживало как на собаке, тут-то что за ерунда?