Страница 7 из 14
– Ну это, дорогой, уже не от меня зависит, – сказал я и мысленно усмехнулся, наблюдая за ним. Сам стоит рядом со мной, а голова, как на шарнирах – круть-верть, круть-верть в разные стороны, чтобы, не дай бог, ничего интересного не пропустить.
– Вот я скоро вырасту и тоже стану полицейским, – уверенно заявил он.
Хм, а кем ты ещё можешь стать с Елисеевым? Однозначно не диванной собакой.
– Непременно станешь, я в этом нисколько не сомневаюсь, – поддержал я братишку и добавил: – Если будешь хорошо учиться.
Пока мы общались между собой, Елисеев поцеловал жену и, пригрозив Марселю пальцем, строго сказал:
– Будешь себя плохо вести – хвост откушу.
От его хмурого взгляда Марсианин сразу сник, сел на задние лапы и, опустив голову, стал поглядывать на него исподлобья.
– Трисон, почему он постоянно нам угрожает что-нибудь откусить? Он что, и правда может это сделать? – насторожённо спросил Марсель.
– Да успокойся ты, это он так шутит. – Я мысленно улыбнулся, удивляясь его наивности.
– Фух, – облегчённо выдохнул Марсель. – А то мне было страшно оставаться с ним дома: мало ли что у него на уме, – признался он. – Ты думаешь, почему я тогда залез в стиралку? – спросил он и сам же ответил: – Он на меня так посмотрел, что я чуть в обморок не упал.
– А ты хотел бы, чтобы он тебя по головке погладил за порванные кроссовки?
– Я до сих пор не понимаю, чего он взъелся, они же не его были, – хмыкнул собачонок. – А мужик тот сам виноват. Это всё равно что я бы пришёл к нему домой и положил на его кровать… – Марсианин замолчал. По его глазам было видно, как в голове у него крутятся шестерёнки. – Ну, например, свой ошейник, – наконец придумал он.
Только я хотел открыть пасть, чтобы сказать: «Вряд ли ты сможешь положить ошейник, его ещё надо умудриться снять», как раздался голос Елисеева:
– Так, собаки, хватит лясы точить. Нам пора ехать. Трисон, залезай в машину, – скомандовал он.
Глава 3
Вскоре мы вошли в отдел. Увидев нас, дежурный махнул рукой из-за стеклянной перегородки и вышел навстречу.
– Здоров, мужики, – сначала он поздоровался с Елисеевым, а потом наклонился ко мне. Я, как обычно, протянул лапу, и он легонько потряс её.
Первое время я не мог привыкнуть, когда сотрудники здоровались со мной как с человеком. Каждый из них так и норовил пожать мне лапу при встрече. Честное слово, я устал от этого, а отказать не мог, я же воспитанный пёс. Да что там сотрудники, сам начальник отдела здоровался со мной. Мало того, Сан Саныч (так его зовут) всегда угощал меня такими малюсенькими, размером со спичечный коробок, косточками, которые извлекал из недр кармана. Они таяли на языке, точно сахарные. Я не смогу передать словами, насколько они ароматные и вкусные. Я готов есть их на завтрак, обед и ужин. Да и на полдник – тоже. Иногда у меня складывалось впечатление, что у начальника в кармане целый склад таких косточек: ими он угощал меня при каждой встрече. Мне всегда было интересно, неужели он покупал их для меня? Хм, ну а для кого ещё? Ведь в нашем отделе больше нет четвероногих полицейских. Сразу видно – хороший и добрый человек. А если мне доводилось приходить к нему вместе с напарником, он ставил передо мной целую тарелку этих божественных косточек. И пока они обсуждали служебные вопросы, я уплетал угощение, а сам краем уха слушал, о чём они говорят. Как ни крути, я тоже сотрудник отдела и должен быть в курсе всех событий. Конечно, со временем я привык давать лапу и перестал переживать, что она отсохнет от бесконечных человеческих приветствий.
– Привет, Паша. Как ночь прошла? – спросил Елисеев у дежурного.
– Тьфу-тьфу-тьфу, – тот театрально сплюнул через левое плечо, – слава богу, без происшествий. Слушай, Макс, там шеф просил тебя зайти.
Лёгок на помине.
– А что, Саныч уже в отделе? – Макс удивлённо поднял брови и посмотрел на мобильный. – Что-то он рано сегодня.
– Я сам удивился, когда увидел его ни свет ни заря, – ухмыльнулся Паша. – Сказал: «Как только Елисеев появится, пусть сразу ко мне зайдёт». Так что иди, а то начальство не любит долго ждать. – Он похлопал Макса по плечу.
Мы поднялись на третий этаж, и, прежде чем войти в кабинет, Елисеев постучал. Когда оттуда прозвучало «войдите», он отворил дверь.
– Здоров, Максим. – Сан Саныч вышел из-за стола, и они пожали друг другу руки. – Ты пока присаживайся, – предложил он, – а я с твоим напарником поздороваюсь.
Несмотря на свой уже немолодой возраст, шеф с лёгкостью присел на корточки рядом со мной и протянул руку. Я вложил в неё лапу, он с добродушной улыбкой потряс её и спросил:
– Трисон, ты сегодня завтракал?
– Ав, – подтвердил я.
– Это хорошо. – Он потрепал меня по холке. – Но я думаю, ты не откажешься кое-что попробовать. – Он многозначительно поднял вверх указательный палец.
Саныч направился к шкафу и, открыв дверки, достал упаковку собачьего лакомства, на пёстрой этикетке которого красовались разноцветные косточки.
– Мы вчера вечером с женой ходили в магазин и купили их для тебя. Такими я тебя ещё не угощал. Надеюсь, они тебе понравятся. – Он подмигнул мне, вытащил тарелку, из которой я всегда ел в его кабинете, и насыпал целую горку. – Угощайся, дружище! – Шеф поставил её на пол и придвинул ко мне.
Как я и предполагал, он действительно покупает их для меня. А вот то, что жена ходит вместе с ним, для меня стало полной неожиданностью. Какие хорошие люди! И самое главное – не жадные.
– Сан Саныч, ну зачем вы? – возмутился Елисеев. – Он не голодный.
Что-то я не понял, а почему ты отвечаешь за меня? По-твоему, если я позавтракал, то теперь должен отказаться от угощения? Одному богу известно, когда я в следующий раз поем. У вас с Дёминым в кабинете, кроме кофе и овсяного печенья, которое у меня уже поперёк горла стоит, больше ничего нет.
– Знаю, что не голодный, – сказал Саныч, – но угостить-то я его должен. У меня у самого дома два коржика. Они только и ждут, когда их чем-то побалуют.
– Что за коржики? – не понял Максим.
– Корги, – ответил шеф. – Слышал о такой породе?
– Конечно, такие смешные ушастые коротконожки.
– Ну да, – улыбнулся шеф, явно вспомнив о них. – Я когда прихожу домой, они прибегают в прихожую и начинают меня обнюхивать, а в глазах так и светится вопрос: «Папа, что ты нам принёс?»
Нет, вы это слышали?! Оказывается, наш начальник тоже называет себя отцом своих питомцев. Ну люди, ну юмористы. Ладно женщины, им простительно, но когда это делает взрослый мужчина, да ещё при такой солидной должности – как-то не укладывается в голове.
– Они все одним миром мазаны, – усмехнулся Елисеев. – У меня Марсель такой же. Да и Трисон от него далеко не ушёл, хоть уже и взрослый пёс. За угощение готовы душу дьяволу продать, – сказал он, и мужчины дружно рассмеялись.
И зачем говорить такие гадости про нас? Ну да, любим мы вкусняшки, а кто же их не любит? Я не встречал таких ни среди людей, ни среди зверей. Но в одном Макс ошибся. Не ручаюсь за других, но лично я ради еды не пойду на сделку с Люцифером.
Пока я хрустел косточками, Сан Саныч вернулся за стол и уселся в кресло.
– Надо же, сколько лет вместе служим, никогда не знал, что у вас есть питомцы, – сказал Елисеев.
– Я сам до недавнего времени не знал, – усмехнулся шеф. – Дочь уехала в Японию работать на два года: какой-то выгодный контракт предложили, она у меня крутой веб-художник. Не тащить же собакевичей за собой! Вот так и оставила нам с женой на воспитание. Говорит: «Нате вам, родители, занятие, чтобы жизнь скучной не казалась». А ты-то как второго лабрика завёл? Или одного Трисона мало? – Он с улыбкой кивнул на меня.
– Да мы даже не думали о втором. Он у нас тоже неожиданно появился, – ответил Макс, а я невольно навострил уши. Мне всегда было интересно, почему домочадцы решили завести ещё одного питомца, сами они не рассказывали, а спросить, естественно, я не мог. – Однажды мы с женой случайно оказались в гостях у друзей моего старинного приятеля. Вот у них мы и увидели Марселя. Они купили его ребёнку, и вроде первое время всё шло хорошо. А когда щенку исполнилось три месяца, выяснилось, что у дочери аллергия на собачью шерсть. Они помыкались с ним – продать не могут, бесплатно тоже никто не хочет забирать, в общем, долго думали, куда его пристроить, и ничего умней не придумали, как отдать в приют. Хорошо, что мы с Шурой вовремя приехали, а то бы был сейчас наш француз сиротой.