Дельта

Доггинз:

– Очень хорошо. Вы понимаете, что весь мой пороховой запас взлетел на воздух во время спектакля?

Небольшого роста остролицый человек прервал, спросив:

– Это происшествие и привело к твоему повышению?

– Да.

– Получается, повышение ты получил на ложных основаниях?

Доггинз и глазом не моргнул.

– Если ты, Зораб, желаешь повернуть вопрос именно так, тогда – да.

– Хорошо же, – сказал коротышка. – Пожалуйста, продолжай.

– Благодарю. Я оказался в положении Главного Взрывника, напрочь лишенного зарядов. Вот тогда я и принял решение найти и осмотреть казармы квартала рабов, поскольку из опыта знаю: где казармы, там обычно и склад боеприпасов. – Он вежливо оглядел сидящих по обе стороны стола. – Это и была единственная причина, толкнувшая меня сделать вылазку в квартал рабов. Признаю, это было импульсивное решение, но я чувствовал, что у меня есть на него право. Я не ждал какой-либо опасности. Если бы нас поймали, мы бы признались, что служим жукам, и безропотно приняли любое наказание, которое бы нам присудили. Все, кто отправился со мной, выразили наперед свое полное согласие. Потом дело приняло действительно нешуточный оборот, и я не скрываю в этом своей вины. Поэтому, чтобы уйти живыми, нам пришлось защищаться от пауков. Сожалею, но это было необходимо. Моей прямой обязанностью было не допустить гибели всех наших людей. Мы уже успели потерять троих, и я не мог допустить, чтобы потери увеличились.

Доггинз опустился на стул и прикрыл глаза. Наступила длительная пауза. Коллегия находилась под впечатлением.

Даже на Найла слова подействовали убеждающе, хотя он понимал, что сила доводов имеет связь скорее с медальоном, чем с самой речью.

Глорфин вздохнул.

– В таком случае, похоже, наша основная проблема – решить, как убедить пауков, что это не было преднамеренной провокацией.

– Ты думаешь, такое возможно? – с сомнением спросил Зораб.

– Не знаю. – Глорфин, очевидно, был весьма озабочен. – Нам остается лишь попытаться. На Найла посмотрел Корбин.

– Вероятно, начать надо будет с возвращения паукам беглого раба. Это станет залогом наших чистых помыслов.

Доггинз смерял его ледяным взором.

– От этого отказался сам Хозяин. Ты, видимо, считаешь себя вправе менять его решения?

Корбин покраснел и опустил глаза. Глорфин покачал головой.

– Надо быть реалистом. На данный момент мы, по сути, находимся с пауками в состоянии войны. Нельзя допустить, чтобы этот конфликт затянулся.

Доггинз посмотрел на него с улыбкой.

– Ты хочешь сказать, что надо поднять руки и сдаться им на милость?

– У тебя есть какое-то иное предложение, более удачное? – Надо было отдать этому человеку должное: терпение и выдержка просто редкие.

Доггинз оглядел собрание:

– Да. Я предлагаю исходить из того, как обстоятельства складываются на сегодня.

Глорфин, а с ним и большинство собравшихся взглянули на Доггинза с плохо скрытым ужасом.

– Ты хочешь, чтобы война между нами продолжалась? – Он, очевидно, думал, что Доггинз спятил.

– Нет. – Доггинз снова оглядел стол (Найл чувствовал, как для вящей убедительности он использует силу медальона). – Я хочу примирения. Но на иных условиях. Вам известно, что Договор о примирении все преимущества оставил за пауками. Я желаю, чтобы теперь условия изменились в нашу пользу.

– Он повернулся к двери. – Селима!

Дверь отворилась (очевидно, вся сцена была продумана заранее), и вошла Селима с газовым фонарем в руках. Его яркий свет наводнил всю комнату, отчего мелкие язычки масляных светильников показались никчемными.

Фонарь Селима поместила на середине стола и, пятясь, вышла из комнаты.

Пибус с ужасом вытаращил глаза.

– Ты что, с ума сошел? Это же вопиющее нарушение закона!

– Закона против чего, против света? – насмешливо переспросил Доггинз.

– Ты же знаешь, что это идет вразрез с Договором о примирении!

– Выходит, настало время пересмотреть договор, – сказал Доггинз со вздохом.

Глорфин окинул дерзкого суровым взглядом.

– Ты, видно, плохо представляешь себе положение. Наша задача – уговорить пауков примириться и… – он замялся, подыскивая нужное слово.

Доггинз едко усмехнулся:

– И простить нас?

– Да, и простить нас! – воскликнул Глорфин с вызовом. – Мы совершили против наших союзников ужасное преступление. А ты еще и намеренно осложняешь положение, пытаясь давить, чтобы они изменили договор. Об этом вообще не может быть речи. – Но голос его под взглядом Доггинза постепенно начал утрачивать твердость.

Доггинз пожал плечами.

– Не вижу, почему.

– Может, ты объяснишь нам, что у тебя на уме? – сказал раздраженно Корбин.

– Да, с удовольствием. – Доггинз чуть подался вперед, опершись руками о гладь стола. – Вы требуете, чтобы я рассуждал, как реалист. Очень хорошо, буду реалистом. Вы ломаете голову, как бы исхитриться повернуть стрелки вспять; хотите восстановить все так, как было неделю назад. А я хочу сказать, что такое невозможно. Пауки не собираются ни забывать, ни прощать. Они, понятно, готовы будут пойти на примирение, им война нужна не больше нашего. Но это будет фальшивый мир. Зная теперь, что мы опасны, они не успокоятся, прежде чем нас либо истребят, либо поработят. Они просто будут ждать подходящего момента, чтоб напасть. И такую возможность мы им предоставим сразу же, как только уничтожим жнецы. Едва мы это сделаем, как станем безоружны.

Глорфин лишь покачал головой.

– У них гораздо больший резон напасть на нас, если мы не уничтожим жнецы.

– Резон, говоришь? – Доггинз саркастически усмехнулся. – Может быть. Но они вряд ли осмелятся.

Вид у Глорфина был попросту ошарашенный.

– Ты предлагаешь, чтобы мы оставались врагами?

Доггинз сверкнул на него раздраженно.

– Позволь-ка мне досконально разъяснить, что именно я предполагаю. – Он сделал паузу дольше обычного. – Пауки относятся к жукам как к ровне. Думаю, настало время заявить им, что и нас надо воспринимать таким же образом.

– Это невозможно! – дернулся Пибус. – Ты ждешь, что они освободят всех своих рабов и слуг?