Прощай, Лоэнгрин!

Легкая растерянность наконец-то отвоевала себе место на моем лице и я тупо уставилась на линию песчаного пляжа, который тянулся метров на сто, после чего поворачивал за южный выступ острова.

Судя по всему, недавно был шторм. Это объясняло невероятное количество водорослей и деревянных щепок на песке, которые приходилось периодически вычищать.

«Завтра займусь!»

Неприятный мандраж от того, что я до сих пор не встретилась со Сьюзан, уже начинал раздражать. Концентрация моей заботы, которая раньше поровну делилась между ней и мамой, теперь полностью умещалась на персоне моей малолетней тетки, которую я растила, на правах старшей сестры.

Насколько это не звучало бессердечно, но переживать за одного человека было еще хуже чем за двоих. И только болезненная тоска и сожаления, что мама так и не стала свидетелем, моего возвращения «навсегда» домой, добавляла в гамму переживаний черных красок.

Короткие команды Андридже, разбавили воцарившуюся тишину. Пакет с куньками и абрикосами так и остался лежать на пирсе.

Доба донес до дома только мои вещи.

В этот момент мерный гул мотора донесся до моего слуха и я прищурилась, чтобы вглядеться в водную гладь, которая колыхалась мелкими гребешками от ветра.

Катер приближался в приличной скоростью и судя по надписи на борту я поняла, что это одно из местных водных такси.

Три фигуры: две на пассажирских сиденьях и собственно человек у руля. Одна из сидящих фигур поднялась и приложила руку ко лбу, чтобы солнце не слепило глаза. Высокая, с темными длинными волосами, стройная.

Сьюзан!

Раньше она прыгала от радости и размахивала руками, когда встречала меня.

А теперь, я кожей ощущала ее колкий осуждающий взгляд. Наши встречи становились все холоднее.

Тут бы и успокоиться, мол, подростковая ненависть и крайности, слишком мне знакомы, а в ситуации с моей чудо-работой, так, вообще, не ясно, как мое семейство меня терпело, но нет… Сью умудрялась проявлять ко мне настолько полярные чувства, что я и сама терялась. Точки в болезненной теме моего вечного отсутствия ставиться не торопились.

Не в пример моей молодой тетке, старушка Кассандра, закрыла лицо руками, когда поняла, что именно я стою на пирсе, и помахала мне, после чего тут же прижала руку ко рту. Можно было биться об заклад, что в глазах женщины стояли слезы радости.

— Приехала! Ави! Деточка, а мы и не ждали, ну, хоть бы предупредила.

Мужчина за рулем катера поспешил подать руку Кассандре, ибо судно грозило перевернуться от бесплодных попыток женщины проявить молодецкую прыть при девяноста килограммах веса.

Ухватив пухлую теплую руку, я выдернула свою экономку на пирс с поразительной легкостью, чем удивила взмокшего «паромщика». Пытливый хмурый взгляд Сью сверлил мне висок и я украдкой глянула в ответ. И как ни странно перехватила нечто странное.

Сьюзан с хорошо скрываемой тревогой рыскала взглядом по острову, будто кого-то искала. Ее большие карие глаза, которые сейчас казались черными, походили на пугливых птиц, которым требовалось укрытие.

Знакомым составом пронеслись изумление, обида, горечь и радость. Не в меру красивое лицо юной девушки напоследок исказила усмешка, но она тут же слетела с очередным порывом ветра. Сью качнула головой и прядь длинных шелковых волос цвета вороного крыла лениво припала к щеке.

Водитель катера уже таращился с плохо скрываемым вожделением. Он даже не пересчитал деньги, когда Сьюзан расплатилась с ним, только вальяжно промычал сальный комплимент и до нелепости театрально подставил руку, чтобы последняя пассажирка сошла на берег.

Крепкие объятия Кассандры наконец-то ослабли.

— А чего это парни тут опять? Что-то Андридже зачастил к нам.

Будь я проклята, если в словах не звучала легкая издевка, но тут Сьюзан выпустила из рук маленькую переноску-холодильник и закусив губу, бросилась ко мне.

Ее немного трясло, а губы двигались исторгая невнятное мычание.

Я поняла, что она плачет, но сама, увы, не могла ответить тем же. Только невероятные облегчение и радость, что эта девочка жива и здорова переполняли меня, без малейших признаков излишних сантиментов.

Руки Сью запорхали в воздухе, выдавая отточенные жесты, которые были знакомы людям лишенных слуха или голоса.

— «Аврора, я так рада видеть тебя. Мы все очень соскучились…»

Годы безуспешных попыток узнать, что у меня за работа, полностью атрофировали соответствующие вопросы. Но я по глазам читала: «Ты надолго?», «Когда ты вернешься навсегда?», «Твое место с нами рядом…».

И снова этот мимолетный ищущий взгляд.

Насколько же ситуация была иронична.

Вернувшись домой, я не могла толком в него зайти и даже переодеться с дороги.

Почти полтора часа на берегу.

— Сью, с моей работой покончено, — медленно и четко проговорила я, положив ладони на плечи девушке.

Она прекрасно читала по губам и черные бусины глаз недоверчиво замерли, потом брови сошлись на переносице и голова дернулась.

— «Что ты сказала?» — ее руки изящно выдали замысловатый жест.

— Я теперь всегда буду с вами. Жить здесь, заниматься домашними делами, винодельней и устричной фермой.

Мучительно долгая пауза прерывалась только оханьями Кассандры, которая слышала мои слова, и судя по всему, тоже пребывала в шоке.

Минут десять мы стояли на пирсе, пока из дома не показался Доба.

— Вы тут что топиться все собрались? Что с лицами? Червяков в городе не нашли или опять не тех привезли?

Старик наконец-то выпустил из рук Окуш, и собачонка с оголтелым лаем понеслась к парням, которые развернули бурную деятельность за домом.

Кассандра махнула рукой и порывисто прижала ее ко рту. Я только и успела услышать: «Все! Вернулась…»

До вечера все успокоились и на радостях, Кассандра наготовила еды на целую армию. Это были только любимые блюда. Запеченная ножка молодого барашка для Добы, мясистый помпано с хрустящей корочкой, для Сью, целое блюдо кунек в подливке из шафрана и сливочного масла для меня и мисочка с королевскими креветками, которые так любила Кассандра.

Доба и Кассандра налили себе по рюмочке сливового самогона, который готовили сами, а мне по старой памяти отмерили добрые сто пятьдесят граммов траварицы. Это был единственный сорт местного крепкого алкоголя, который пришелся мне по вкусу. К тому же, это питье благотворно влияло на организм, если им не злоупотреблять. Около двадцати трав входили в состав напитка и густой, приятный аромат вкупе с желтовато-зеленым цветом радовали и вкус, и глаз. И если туристам продавали этот чудесный напиток крепостью не больше сорока градусов, то Доба умудрялся доставать траварицу, которая держала слабый огонек, если возникала надобность поджечь жидкость.

И хотя, изначально Кася была нанята мной, в качестве гувернантки для Сью, учитывая, что в совершенстве знала язык жестов, женщина не могла сидеть сложа руки и вскоре стала вести счета, пополнять провизию, и стряпать на всех.

Несмотря на теплоту и дружелюбие, которое царило за столом, я ощущала некое напряжение. Вполне вероятно это было из-за того, что мама брала на себя ведущую роль в разговоре и легко сглаживала углы между странным набором обитателей этого дома.

Ее легкость в общении, и не всегда оправданный оптимизм, были прекрасным маяком для нас со Сьюзан, к которому мы всегда стремились, будучи противоположными по темпераменту. Ведь только высокий рост нас и объединял.

Моя тетка явно была в другую породу — свою мать вертихвостку. А мы, Фраклины, были коренастыми, страстными по натуре, которые не смогли бы вынести жизнь без вызова и жертв. Легкий налет мазохизма, кажется, был у нас с мамой в крови.

От того и сформировалось даже не ощущение, а твердая уверенность, что я здесь была лишней. Да и зуд в районе дядюшки Пекоса около подмышки, только усиливался.

— О Боже! Я не могу дышать, — слова едва слышным шепотом вырвались из горла, когда мы со Сью вразвалку сидели на веранде, потягивая чай.