Страница 38 из 93
— Ты считаешь, что я не должна знать о твоей помолвке? — мама запрокинула голову к потолку, чтобы сдержать слёзы.
— Но ты же знаешь!.. А на свадьбу я вас обязательно приглашу, не волнуйся!
— Это неправильно! — мама судорожно выдохнула.
— Неправильно, — не спорила я. — Но так получилось. Возможно, не случись тогда всего этого со мной, мы бы и дальше жили в одном доме, вместе завтракали и уходили каждый на свою работу, а вечером за ужином делились новостями, чтобы потом разойтись по разным концам дома до следующего утра. Но рано или поздно я съехала бы от вас, зажила своей жизнью. Всё случилось раньше… — я вымученно улыбнулась и сжала мамины ладони. — Не переживай за меня. Я сильная. Не пропаду.
Мама посмотрела на меня так, как будто впервые увидела, а потом сказала:
— Тебе никто не нужен.
Я ненадолго задумалась и кивнула.
— Не нужен.
— А раньше ты была такая живая, общительная!.. Как огонёк, на который слетались все!
— Та София уже не вернётся, мама!
Поздним вечером, когда Хейли вернулись в столицу, захмелевший Бруно мирно спал в нашей постели, а Лаура — у себя дома, мы с отцом сидели в гостиной на диване. Тихо работал телевизор, мягким светом горели бра. Я нырнула папе под бок, прячась, как птенец под крыло.
— Что, попала сегодня? — усмехнулся отец, обнимая меня.
— Я не ожидала… Догадывалась, конечно, что Том расскажет, но рассчитывала на обычный гилайонный звонок, — и я не выдержала. — Не понимаю, пап. Неужели мама всерьёз думала, что всё будет как раньше? И я забуду её предательство?
— Предательство?
— А как по-другому это назвать?.. Пока всё хорошо — вместе, а как случилась беда — уходи, потому что у меня рейтинг падает?! Потому что поклонникам дочь-изгой не понравится?!..
Отец хмыкнул.
— Это малодушие, дочка. Предательство — то, что сделала Диана Шерро.
— Пап, не играй в синонимы.
Он помолчал немного, потом сказал:
— Ошибаться могут все. Бывают ситуации, когда мы идём против себя и своих убеждений, поддавшись панике или запутавшись. Имей снисхождение, Софи. Возможно, мама действительно раскаивается.
— Это больно, когда тебя предают самые близкие… Я до сих пор помню, как она говорила, что мне нужно уйти, а сама разглядывала свой свежий маникюр.
— Иногда мы что-то делаем, планируя один результат, а получаем совсем другое, — отец посмотрел на меня. — Мне кажется, именно это случилось с твоей мамой. Она думала, что ты пересидишь тяжёлые времена здесь и вернёшься, когда всё утрясётся и забудется. И даже не поняла, как ранила тебя своим решением. Не хотела этого. Понимаешь, о чём я?
Я кивнула в ответ.
— Да. Но и ты пойми: я не могу тратить свою жизнь на то, чтобы всех понять и простить. Что случилось, то случилось. Я не желаю маме зла. Мы просто отдалились друг от друга.
— Софи, мама любит тебя…
Я усмехнулась и отрицательно покачала головой.
— Наша мама любит в первую очередь себя.
— Не делай из неё чудовище, — папа щёлкнул меня по носу. — Твоя мама не настолько плоха. Честолюбива, амбициозна — да. Но не бесчувственная эгоистка.
А меня уже понесло.
— Я понимаю, почему она обратила на тебя внимание! Сам Кристиан Арно! Военкор, всегда на передовой. У тебя наград не меньше, чем у военных! — я глянула на притихшего отца. — Вы же вскоре после войны познакомились с мамой?
— Да.
— И ты влюбился?
— Разве в неё можно было не влюбиться?.. Я позвал Эми замуж через неделю после знакомства.
— Ну ты даёшь! — засмеялась я и уже серьёзно добавила: — И если Эмилин Рие не знал никто, то Эмилин Арно, жену прославленного журналиста, заметили все.
Отец напрягся. Значит, я попала в точку.
— Не надо, Софи. Как бы там ни было, но твоя мама — отличный репортёр. И она меня любила. Пусть не всю жизнь, как обещала, но любила.
— Пока твоя популярность не начала падать, а рядом не появился Брайан Хейли с более крутым рейтингом, — я всё-таки сказала то, что вертелось на языке, и уже тише добавила: — Мама любит не вас, а себя рядом с известными мужчинами.
— Эмилин — твоя мать, — сурово одёрнул меня отец. — Она дала тебе жизнь. И только за одно это ты должна быть ей благодарна. Не хочешь общаться — твоё дело. Но оскорблять не смей! — и уже мягче добавил. — Лично я до конца жизни буду благодарен бывшей жене за то, что она подарила мне такую дочь.
— Прости, папочка! Наверное, во мне говорит старая обида, — я, пристыженная, прижалась к нему. — Но я помню, как нам с мамой было хорошо раньше. И благодарна ей за своё счастливое детство, как бы пафосно это ни звучало. Правда! Я действительно была счастливым ребёнком!.. Только после маминого решения отправить меня к тебе, я перестала её уважать. И сделать с этим ничего не могу.
— Хотя бы не игнорируй маму, — попросил отец. — Тем более, как я понял, не все в их доме лишились твоего уважения?
— Ты о толстом? — уточнила я.
— Какой же он толстый?
— Видел бы ты Тома десять лет назад! Жирдяй! — я засмеялась и заметила: — Он сильно изменился.
— Ага, я так и понял, по репликам за столом.
Я тоже вспомнила, как сводный братец иногда на гране фола отвечал отцу или матери. И если при Брайане Хейли он ещё как-то сдерживался, ограничиваясь выразительными рожами, то Эмилин не раз пришлось краснеть за сыночка.
— Томас вырос на моих глазах. И я точно знаю: он не хам и не чмо. Скорее всего, это юношеский бунт! — уверенно сказала отцу.
— Зубы у волчонка режутся? — Кристиан Арно понимающе усмехнулся.
— А по-другому в нашем мире никак.
Мы посмеялись, и папа начал собираться домой. У двери он поцеловал меня в лоб и тихо сказал:
— Я рад, что вы с мамой поговорили, Софи! Это нужно было сделать.
— Ей нужнее, чем мне.
— Возможно. Но старая обида была твоим балластом. Это неправильно. Родители должны поддерживать детей и при необходимости подставлять своё крыло. А не тянуть к земле.
— Пап, ты у меня самый лучший! — я не сдержала своего восхищения. — Да-да!.. Но, поверь, я уже уверенно стою на крыле. И сама могу поддержать кого угодно. Даже тебя, если понадобиться.
Кристиан Арно весело усмехнулся.
— Иди уже! Желторотик!.. Это мне тебя ещё держать и держать!
…
Как ни странно папа оказался прав и на этот раз.
Через три с половиной года я с вещами снова стояла на пороге его дома, не замечая ливня, неожиданно холодного для вересня.
— Софи? Что случилось?.. — отец подхватил мой чемодан. — Давай, заходи скорее!
Минут через десять мы с папой сидели за столом на нашей маленькой кухоньке. Говорить было тяжело и… стыдно.
— Я ушла от Бруно.
— Ну, это и дурак бы понял, — папа снова глянул на чемодан в углу. — Почему?
Некоторое время было тихо. Я старательно подбирала слова, а отец ждал. Для меня это был самый тяжёлый вопрос. Его задавал и папа, и Бруно. Но мне не хватило духа честно ответить ни одному, ни второму. И я жалко проблеяла:
— Наши отношения превратились в болото… в липкий кисель. И не туда, и не сюда.
— И кто в этом виноват?
Я напряглась, непроизвольно сжимая кулаки. Папа — это не деликатный Мейендорф. Тут размытыми фразами не отделаешься. Я набрала в грудь побольше воздуха и выдохнула:
— Я.
Отец нахмурился.
— Бруно — неплохой человек, Софи.
Лишь криво усмехнулась на это. Мне ли не знать Мейендорфа? Мы прожили вместе пять лет, и я изучила мужчину вдоль и поперёк.
— Рассказывай! — велел отец.
— У меня была задержка, — призналась я и опустила голову. — Почти две недели. Сначала думала так: нервы, беготня на работе… Сегодня поняла, что тянуть дальше бессмысленно, и, наконец, купила тест. Пока шла домой и пока ждала результат, молилась всем богам, чтобы он был отрицательный, — я посмотрела на мрачного отца. — Когда увидела одну полоску, рыдала от счастья и облегчения. Вышла из ванной и поняла, что не могу больше находиться в этом месте и с этим человеком.