Страница 22 из 54
Пофиг. Пусть мне голову разорвет от боли. Все равно я чувствую невероятное облегчение.
Ничего не было!
Я не приставал к Еве с пьяными поцелуями. И не делал ничего такого, от чего на ее глазах могут выступить слезы.
А она…
— Ну ты коза! — с хриплым стоном выдаю я. — Как ты меня напугала…
Ева хохочет, носится по комнате в футболке и шортиках, снова швыряет в меня подушки.
— Подожди… Как я сюда попал? Почему я сплю в твоей постели?
— Ты вчера пришел. Наговорил разного. Лег и уснул.
Наговорил? Чего я наговорил?
И тут я вспоминаю еще одну деталь.
— А почему я в трусах?
Я что, пришел и разделся? А потом лег спать в ее постель? Блин.
Придурок. Ну я и придурок… И что я ей сказал?!
— Я тебя раздела, — заявляет Ева.
— Серьезно? Ты? Зачем?
— Ну, сначала я сняла ботинки. В ботинках спать точно неудобно.
— Боже, — из меня вырывается стон.
Я приперся в ботинках. Я точно был в хлам! Ненавижу ходить дома в обуви.
— А потом я подумала: в брюках тоже неудобно. И в рубашке.
— Ты… — начинаю я.
И замолкаю. Я не знаю, что сказать. Мне не в чем обвинить Еву. Обвинять можно только самого себя.
Меня за такие выкрутасы вообще выпороть надо!
Во что я превращаюсь? Я веду себя как телка.
Серьезно.
Сначала согласился поехать трахаться к Рите, а когда оказался в квартире — передумал и закрылся в ванной. А потом вообще сбежал.
Телки так иногда делают.
Наутро я проснулся в чужой постели с провалом в памяти. Раздетый. Меня ночью раздели, а я этого не помню. Меня так и поиметь могли!
Артур, блин, Леонидович! Ты мужик или где?
Позорище… Адское позорище.
Самураи такой позор смывают кровью… Мысль о харакири внезапно показалась мне очень привлекательной.
Голова сейчас расколется, точно. Я это чувствую. По-моему, там уже трещина пошла. Во рту как будто выгрузили самосвал кошачьего помета. В животе разгорается кислое тошнотное пламя. И подступает к горлу. Наверное, меня сейчас опять вывернет.
Еще и Ева смеется надо мной. Над моими стонами и страдальческим видом.
Блин.
Лучше харакири, чем вот это вот все…
Глава 27
Артур
Ева куда-то исчезла. Я осторожно сел в кровати, пытаясь унять взбунтовавшийся желудок. Что началось-то опять? Ну выпил я вчера шампанского… Это не причина для такого адского похмелья!
Тем более, что от шампанского я частично избавился.
Ну серьезно, что со мной такое? Старею, что ли? Такой головной боли у меня не было последние лет десять, а то и больше.
Все, пора в утиль.
Пить не могу, с девушками в прямом смысле слова сплю… Старая ржавая рухлядь!
Передо внезапно мной появилась Ева.
Я посмотрел на нее своими мутными старческими глазами, и у меня перехватило дыхание.
Она — сама юность и свежесть. Легкая, живая, невыносимо красивая. Стройные ножки, узкая талия, прекрасные зефирки под футболкой…
А главное: в руках у нее стакан прохладной воды и две таблетки.
— Выпей, страдалец. Полегчает.
— Спасибо!
Я проглотил таблетки и залпом выпил воду.
— Еще воды? — спросила Ева.
— Да, пожалуйста, если можно.
— Ты такой учтивый, когда с похмелья, — фыркнула юная фея.
И упорхнула на кухню. Вернулась с новым стаканом воды и с влажным прохладным полотенцем. Ее нежные ручки положили его мне на лоб и я подумал: может, и обойдусь без харакири…
Ева снова убежала. А я решил еще немного полежать. Кажется, желудок начинает успокаиваться. Может, и не придется обниматься с белым фаянсовым другом.
Что я вчера сказал Еве?
Она не колется. На мои вопросы лишь щурится с хитрым видом. Надеюсь, я не признавался в любви… Ну нет! Я не мог.
Это не любовь. Это просто неконтролируемое влечение. Которое я обязательно возьму под контроль.
Кажется, я уснул. Проснулся и понял: жизнь продолжается! Недавние мысли о харакири и преждевременной старости показались смешными.
Но ощущение, что я крупно опозорился, все же осталось.
Я сажусь на кровати и чувствую, что желудок больше не бунтует. Голова еще болит, но вполне терпимо. Таблетки Евы в сочетании с прохладным полотенцем и ее нежными пальчиками сделали свое дело.
А вот и она сама.
— Я супчик сварила. Поешь?
— Поем, спасибо. Только оденусь.
Она не уходит. Я сижу, накрытый одеялом.
— Стесняешься? — ухмыляется Ева. — Чего я там не видела? Я видела все! У меня даже фотка есть.
С моих губ срывается ругательство.
Ева хохочет и убегает. А я одеваюсь и бреду к себе принимать душ.
После душа захожу на кухню и вижу на столе грузинский коньяк. Бутылка наполовину пуста.
Твою мать!
Вот, оказывается, в чем дело. Мне показалось мало и я догнался коньяком. Тем самым, который мне привез Никита. Какая ирония!
Отполировал шампанское коньяком и потащился к Еве. И позорно уснул в ее постели. Даже не знаю, что хуже. Переспать с девчонкой, от которой решил держаться подальше или вот так вот… упасть и захрапеть.
Старый дебил!
Кретин! Идиота кусок.
А все из-за чего?
Из-за нее.
Это она ворвалась в мою прекрасную, налаженную, спокойную жизнь и перевернула все с ног на голову! А главное — она превращает меня в тряпку.
Я начал накачиваться шампанским, потому что мне было невыносимо смотреть, как Никита ее обнимает. Не мог видеть, как они целуются. Не мог слышать, как он называет ее своей девушкой…
Все.
Хватит страдать. Хватит позориться!
Решил, что с Евой ничего быть не может, что принципы не позволяют — выполняй свое решение. Не будь бабой, Артур, блин, Леонидович!
Я взял телефон и набрал номер Риты.
— Привет.
— Привет! Как ты там? — ее голос звучит радостно.
— Мне ужасно стыдно.
— Да ладно тебе! С кем не бывает. Ну, перебрал…
— Со мной не бывает. Я пью редко и умеренно. И, обычно, не шампанское. Это вообще не мой напиток! Вот и не рассчитал.
— Голова болит?
— Уже нет. Таблетки помогли. Сейчас еще супчик поем — и буду в полном порядке.
— Рада за тебя.
— Слушай, я, конечно, показал себя не с лучшей стороны… Но, может, ты согласишься сегодня со мной встретиться?
— Я подумаю, — радостно выдыхает Рита.
Ей не надо думать. Она безумно рада моему приглашению. Я это слышу и чувствую. И тоже пытаюсь выдавить из себя радость.
Кажется, мне это даже удается.
— Предупреждаю: это свидание, — произношу я бодрым голосом.
И внезапно вижу распахнутые глаза Евы.
Она стоит рядом со мной. В руках — кастрюля. По всей видимости, с супом.
Ева смотрит на меня так, что я невольно начинаю пятиться назад. И кладу трубку.
— Значит, поешь мой супчик и пойдешь на свидание с индюшкой? — выпаливает Ева.
— Что-то не так? — я продолжаю отступать.
Ева надвигается. Не выпуская кастрюлю из рук. Что-то мне подсказывает, что ее содержимое легко может оказаться у меня на голове.
Но нет. Она ставит кастрюлю на плиту.
И почти кричит:
— Давай ключи!
— Какие ключи? — теряюсь я.
— Давай ключи или я гвоздями заколочу эту гребанную дверь!
— Сначала вымой рот с мылом, — говорю я.
— Что?
— Не выражайся. Тебе не идет. Ты же девочка…
Опять она на меня орет… Почему она считает, что ей это позволено? Нет, она совершенно невыносима!
— Да пошел ты!
И она добавляет несколько крепких выражений, указывающих направление.
— Сам ты девочка! — вопит Ева. — Напыщенный индюк! Вы со второй индюшкой прекрасная пара. Отдай ей свои яйца. Пусть высиживает.
— Ева, ты что несешь?
Она точно рехнулась.
— Дай мне ключи!
Я тянусь к ящику и достаю связку одинаковых ключей. От пограничной двери.
Ева выхватывает их у меня и несется прочь.
Я слышу, как хлопает дверь. Как в замке поворачивается ключ. Кажется, до меня доносятся отдаленные ругательства.