Страница 554 из 591
Закончив просмотр «Любви…», Вера убедилась в том, что Корниеловский хорошо знал свое дело. Несмотря на слащавую приторность сюжета, смотрелась картина хорошо, на одном дыхании. Оставшееся до конца сеанса время Вера провела в раздумьях о том, может ли убийство Корниеловского быть как-то связано с Ботаником? Оброненная Антуаном фраза о том, что Корниеловский собирался получить много денег благодаря своей наблюдательности, прямо на то намекала. Кто может быть лучшим объектом для шантажа, как не шпион? И кто способен так дерзко — средь бела дня, в ретираднике — расправиться с шантажистом? Надо обсудить это с Немысским как можно скорее.
6
«Ученик 6-го класса одной из московских гимназий за бесценок приобрел у старьевщика альбом со старыми фотографиями и похвастался своим приобретением перед родителями. Отец гимназиста, передавший сыну свое увлечение стариной, с первого же взгляда узнал альбом своего дяди, профессора Московского университета С-кого. Альбом был украден прошлым летом ворами, забравшимися в профессорскую квартиру. Старьевщик допрошен полицией».
— Если мы знаем, что кто-то из сотрудников киноателье шпион, то это еще не означает того, что все преступления, совершенные там, имеют к нему отношение.
Немысский был не в духе. Принял Веру сразу же, разговаривал вежливо, но суховато, смотрел немного исподлобья, время от времени хмурясь.
— Но шантаж… — напомнила Вера.
— Это всего лишь домыслы, — перебил ее Немысский. — Скажем так — из вторых рук. Кто-то предположил, вы услышали и вдохновились. Признайтесь честно, Вера Васильевна, что любите разгадывать загадки вне зависимости от того, имеют они отношение к нашему делу или нет.
— Не любила бы, так сидела бы сейчас дома и вышивала! — вырвалось у Веры. — Странно получается, Георгий Аристархович! Вы отмахиваетесь от убийства в киноателье, ссылаясь на отсутствие каких-то веских причин. Но давайте взглянем на этот вопрос с другой стороны — есть ли у вас веские причины для того, чтобы отмахиваться?
— Причины есть, — тихо, но веско сказал Немысский. — Имею сведения из Серпуховской части. Я, к вашему сведению, привык работать в тесном сотрудничестве с полицией, не открывая, конечно, всех своих намерений. Но этого и не требуется, там люди служивые, понимают, что такое государственная тайна. Обо всех происшествиях, которые происходят в киноателье, будь то драка, кража шубы из гардероба или убийство, пристав первого участка Серпуховской части сообщает мне на следующий же день. Со всеми подробностями и в секретной форме. Городовой отвозит запечатанный конверт без каких-либо надписей моему дяде Михаилу Петровичу[476], а тот уже передает мне. Если кто и заинтересуется, то решит, что пристав слегка злоупотребляет служебным положением, отправляя с нарочным заказы букинисту. Вот, извольте, могу вам зачитать. — Ротмистр раскрыл одну из трех лежавших у него на столе папок, достал лист бумаги, имевший следы сложения, и начал отрывисто читать: — По подозрению в убийстве арестован Вартиков Алексей. Из мещан, тридцать два года от роду. Состоял с убитым в неприязненных отношениях, не раз высказывал намерение посчитаться. Неприязнь была вызвана тем, что по жалобе покойного Корниеловского Вартикова за пьянство перевели из осветителей в помощники, на половинное жалованье. Такие вот дела, Вера Васильевна. Вартиков сейчас сидит в участке. Я знаком со следователем Моршанцевым, который ведет дело об убийстве Корниеловского. Он звезд с неба не хватает, но компенсирует это рвением. Вартиков, если виноват, никуда не денется.
«Моршанцеву в начале карьеры посчастливилось раскрыть с наскоку два дела. Он был замечен начальством, удостоился похвалы и навсегда уверовал в собственную непогрешимость», — всплыло в памяти недавно услышанное от Владимира. Муж добился оправдательного приговора для клиента из числа подследственных Моршанцева и весь вечер рассказывал о промахах, которые допустил следователь. Моршанцев — редкая фамилия, надо будет уточнить у Владимира, где служит упомянутый им «непогрешимый» следователь.
— Хотелось бы сказать несколько слов и о личности покойного Корниеловского. Вы, Вера Васильевна, что-нибудь о нем узнали, кроме того что он умел потрафить начальству и отбил пассию у своего коллеги?
Простонародное «потрафить» Немысский употребил явно не случайно, а для того, чтобы подчеркнуть свое отношение к Корниеловскому. Точнее, то, что ни он сам, ни его убийство не заслуживают внимания контрразведки.
— Пока еще нет, — с достоинством ответила Вера, давая понять, что она непременно это сделает, возможно, прямо сегодня; нет, сегодня не получится, поскольку есть еще одно дело. Значит, завтра.
— А я навел справки. — Немысский вернул одну бумагу в папку, достал другую и стал читать из нее («Что это он сегодня все по бумажке да по бумажке? — удивилась Вера. — Память его подводить начала или дел много?»). — Покойник в юности путался с социалистами, за что был исключен из университета. Диплома он так и не получил, служил где придется, то в секретарях, то в приказчиках, то в почтовом ведомстве, нигде подолгу не задерживался, пока не прибился к кинематографу. Несколько раз имел дело с полицией, приговаривался к штрафам, в том числе и за оскорбление городового на посту. Выплачивал в рассрочку за разбитую витрину владельцу трактира «Волна» в Каретном Ряду, господину Егорову. Некоему Сальникову, пострадавшему от рукоприкладства, оплачивал лечение у дантиста. — Ротмистр отложил бумагу и усмехнулся. — Достойная биография, весьма достойная. Создается впечатление, что для покойного не было лучшего развлечения, чем устройство скандалов в публичных местах. Наши «подопечные», Вера Васильевна, так себя не ведут и своим помощникам подобного поведения не дозволяют. Главная заповедь шпионажа — быть незаметным, привлекать к себе как можно меньше внимания. Или если уж привлекать, то исключительно в положительном смысле, как это, например, делает текстильный промышленник Коншин, потомственный, если можно так выразиться, благотворитель.
— Коншин?! — удивилась Вера, услышав хорошо известную в Москве фамилию. — Владелец товарищества мануфактур в Серпухове? Неужели он тоже ваш «подопечный»? Ему-то зачем?
— От скуки, наверное. — Немысский тоскливо посмотрел на папки, лежавшие на его столе. — А может, компаньон соблазнил чем-то. У Коншина в компаньонах барон Кноп, член многих советов и правлений. Это про него мануфактурщики шутят: «Что ни церковь, то поп, что ни казарма, то клоп, что ни фабрика, то Кноп». Господин барон — свой человек в министерстве иностранных дел Германии, а назначенный на днях статс-секретарь[477] Готлиб фон Ягов даже приходится ему дальним родственником. Впрочем, в разведывательном деле родственные связи ничего не значат. — Немысский поморщился, будто вспомнил что-то неприятное. — Почти ничего.
— Коншинская мануфактура — одна из самых крупных в России, — подумала вслух Вера. — Миллионные обороты. Прибыль, должно быть, тоже миллионная. Зачем наносить вред стране, в которой у тебя огромное дело? Я не о патриотизме, я о выгоде говорю. Промышленники — они же дельцы, должны в первую очередь думать о выгоде. Не верится, чтобы от скуки, Георгий Аристархович. От скуки кутежи устраивают и романы крутят, а для шпионажа должны быть основания посерьезнее.
Немысский кивнул — да, мол, согласен, но от дальнейших комментариев воздержался. А Вере так хотелось поговорить о том, почему люди становятся шпионами. Это же интересно и очень полезно. Понимая причины, толкающие разных людей на шпионскую стезю, легче вычислять шпионов. С недавних пор Вера начала интересоваться психологией. Увидела у Владимира в кабинете книгу под названием «Grundzьge de physiologischen Psychologie»,[478] удивилась, спросила у мужа, зачем ему медицинские книги, уж не собирается ли он стать психиатром, и получила для чтения ту же книгу, переведенную на русский язык. Немецкий оригинал, оказывается, был нужен Владимиру для статьи в «Вестник права».[479]
476
См. вторую книгу серии.
477
Министр иностранных дел.
478
«Основы физиологической психологии» (Wundt, Wilhelm «Grundzьge der physiologischen Psychologie»).
479
«Вестник права» — еженедельный юридический журнал, издаваемый в Москве с 1907-го по1917 г.