Параллельно несуществующей долготе

– Милый, ну её ведь берём, да? Ты, посмотри, какая она хорошенькая и чем – то на маму твою похожа, правда?

Мужчина смотрел на часы, на Ирку, одновременно теребил нервно сотовый телефон:

– Да-да, берём. Да-да, чем-то похожа.

Сашке хотелось спрятать Ирку. Усыновители не нравились ему уже потому, что собирались забрать его подругу, его самого близкого человека. Елена Ивановна предупреждала: «Ребятки-касатики, старайтесь быть на виду и всё время улыбайтесь. Это ж для дела!» Сашка терпеть не мог улыбаться «для дела». Он обычно назло хмурился и огрызался, чтобы его не забрали к чужим. Своих родителей он немного помнил, как и аварию. Помнил, как пахли мамины волосы и тонкие руки, что обнимали его перед сном, помнил, как дергались от смеха папины усы. Помнил даже огромные серебряные шары на ёлке, что росла у дома, где они с семьёй когда-то жили.

Но теперь, когда стало понятно, что Ирку хотят забрать он готов был улыбаться хоть десять часов к ряду, только бы она осталась с ним. «Пусть нас вместе тогда, что ли уж усыновят» – думал он. Вечером Елена Ивановна увела Иру в кабинет директора. Когда девочка нашла Сашку, все детдомовские уже отправлялись спать. Ирка взяла его за руку, и друзья спрятались за бархатными, бордовыми шторами в темноте актового зала. Она села на подоконник и засипела:

– Меня, кажется, усыновят к Новому году, Санчик, – он сглотнул и спросил:

– А ты чего хрипишь, наелась своего арбузного снега?

– Санчик, я по тебе скучать буду. Очень-очень. Я письма тебе писать буду и звонить.

К Новому году за Иркой действительно приехали рыжая женщина с мужем. Сашка успел перехватить спешащую к усыновителям подругу:

– И что, ты бы так и не попрощалась? – Ирка крепко обняла товарища и на несколько секунд задержала дыхание, чтобы слёзы предательски не выбежали из глаз:

– Я боялась передумать. Мне казалось, увижу тебя – и никуда не захочу. А что, Сашка, может правда, остаться здесь, с тобой? Ну как я без тебя буду, а?

Сашка опустил голову и ответил:

– Ты, Ир, даже не думай об этом. Я вырасту и найду тебя. А сейчас знаешь, что?

Сашка ловко просунул руку за ворот, снял тоненькую цепочку с подвеской в виде жёлтой, с неровными краями, звезды:

– Это тебе мой Рождественский подарок. Таких звезд больше нет. Отец сам для мамы делал. Ты носи её и обо мне думай, а я о тебе буду думать, каждый раз, когда на небе появится Сириус или Медведица. Снизу позвала Елена Ивановна:

– Ира Знаменская, ты где там? Родители же ждут.

Девочка кивнула товарищу, зажала в ладони звезду и побежала вниз не оглядываясь.

***

– Александр Денисович, ты чего это в потёмках сидишь? Шел бы домой, к ёлочке и оливье. Снегопад сегодня сумасшедший. Сколько там до Нового года – часов шесть осталось? Вот была бы жена – уже домой бы как миленький бежал! – пожилая, круглая и улыбчивая санитарка, показалась в дверях большого кабинета главного отоларинголога областной больницы. Он посмотрел на добродушную женщину, встал с кресла, включил ночник и ответил:

– Да, я задремал тут, тёть Зин. Домой не могу – дежурство сегодня.

Женщина хлопнула себя по бедрам:

– Отделение, считай, пустое, до-мо-й!

– Ну, не возмущайся, тёть Зина. Положено так. Знаешь, ведь.

– Ну, я тогда сбегаю – холодечека тебе своего принесу с хреном. И арбузов моченых. Они зимой особенные, снегом пахнут!

В этот момент в кабинет вбежал заспанный молоденький врач:

– Рокотов, выручай. Там больную привезли с «букетом» диагнозов. И по нашей части хватит и по вашей. А Ильинская с Сушиным в сочетанной травме, – врач ударил указательным пальцем по кадыку.

Рокотов понимающе кивнул и уточнил:

– Что там с больной?

– Подозрение на пневмонию, ангина, острый отит, возможно, вывих плеча.

– В сознании?

– Лихорадит немного. Ну, посмотри иди. Там дед Мороз с ней пьяный в стельку. В общем, новогодние чудеса.

Через пару минут в приемнике, отмахиваясь от воющего мужика в костюме новогоднего волшебника, доктор Рокотов начал осмотр пациентки:

– Снимки сделали? Девушка, вы слышите меня? Сестра – анализы готовы? Что там, какая температура? Девушка, вас как зовут?

Бледная и худенькая девушка в синем платье Снегурочки облизнула сухие губы:

– Ирина.

Юная медсестричка продолжила:

– Ирина Чайкина. 28 лет, температура 39, снимки еще не готовы.

Александр Денисович взял со стола стетоскоп:

– Куда Шпаков делся, чёрт его дери! Ира, я сейчас ваши лёгкие прослушаю, надо кофточку поднять, справитесь?

Девушка попыталась встать, но тут же потеряла равновесие и плюхнулась на кушетку.

Дед Мороз опять ворвался в приемник, разбавив запах чистоты и хлорки ядреным перегаром. Рокотов крикнул входящему коллеге:

– Шпаков, ты где ходишь? Убери этого отморозка.

Мужик стянул с себя бороду, икнул и обиженно ответил:

– Я не отморозок, а дед Мороз.

Пока Шпаков утихомиривал новогоднего мужика, Рокотов снял с девушки шубу, а затем расстегнул кофту. Крошечная жёлтая звезда на её цепочке неожиданно сверкнула и вернула в детство. Рокотов кашлянул и севшим голосом спросил:

– Ира, Ирка Знаменская? Ты?

Девушка открыла глаза, удивлённо мотнула головой:

– Санчик. Ты? Это, правда ты? Нашёл меня?

Врач усмехнулся:

– А ты Снегурочкой стала, как и хотела?

Ирина улыбнулась, качнула головой:

– Ага. Представляешь, рухнула на пол прямо во время корпоратива. Подработка так себе. Что там со мной, жить буду?

Медсестра протянула Рокотову снимок и результаты анализов. Тот внимательно посмотрел на чёрно – белую плёнку, затем изучил лабораторные данные:

– Так, Знаменская, открой рот, глянем, что там с горлом.

Девушка послушно подняла голову и открыла рот:

– Ааааа.

Рокотов взял в ладони её голову и слегка повернул влево и вправо:

– Диагноз: упадок сил, плохая память и твоя любимая ангина.

Ирка прищурила глаза:

– Плохая память?

– Друга – то забыла своего старого?

Девушка усмехнулась и коснулась звезды на шее:

– Я на Рождество в детский дом наш поеду. Я ж теперь в ТЮЗе работаю, а на праздники к Елене Ивановне каждый год приезжаю. Теперь вот Снегурочкой.

– Как хотела.

– Да. А ты пропал.

Рокотов опустил снимок на белую тумбочку. Ирина сделала новую попытку подняться с кушетки. Рокотов поддержал её. Она застегнула кофту и задержала руку старого друга:

– Санчик, а я тебя искала.

– Меня вскоре после твоего усыновления дядька нашёл. Двоюродный брат матери. И забрал к себе в деревню. В город приезжал я только пару раз. В один из них как – то тебя увидел в парке с приемными родителями. Я тебе рукой махнул, что – то заорал, а ты мимо меня посмотрела и дальше пошла. Я решил, что ты в полном порядке и не хочешь детдом вспоминать. Кажется, осень или начало зимы было, снег шёл.

Ирина кивнула и отвернулась к окну:

– И снова снег. Я в то время вообще никого не замечала. Родители разводились, делили дом, машину, меня. Что же ты не подошёл ко мне? Дурак ты, Санчик.

Рокотов наклонился и коснулся губами затылка девушки:

– Дурак. Нашлась ты, всё-таки. А мне сейчас принесут арбуз, пахнущий снегом. Будешь? Мы его согреем чем – нибудь. Или тебя дома ждут?

Рокотов напряженно уставился на Ирку. Она улыбнулась:

– Буду, я зимой никогда арбузов не ела. А дома у меня только снег, без запаха.

Русалочья река. / Вика Беляева

Влада сразу потянуло к Олесе. Почему? Он и сам понять не мог. Было в ней что – то особенное, манкое, тягучее и недоступное, одновременно. Роман между преподавателем и студенткой держался в тайне.

Их история началась к финалу Олесиной учебы. Конечно, заметил её молодой аспирант почти сразу, как она появилась в Университете. Леся тогда рассыпала учебники и пакет с “антоновкой” около кабинета Влада. В этой неуклюжести было что – то беззащитное. От неё, будто, исходило свечение, а она этого даже не замечала. В её движениях не было суеты. Олеся находилась в особенной, своей реальности. Когда её взгляд касался кого – то, то человеку становилось и странно, и интересно одновременно. Да, именно глаза девушки и привлекли тогда Влада. «Как омуты» – мелькнуло в голове.