Zettel

О переводе некоторых терминов. Элис Эмброуз отмечала: «Если сравнивать с языком “Трактата”, в котором он использовал слова в необычном смысле, например “объекты” или “картины”, или вводил новые выражения, такие как “элементарное предложение” или “атомарный факт”, – язык его лекций не сложен. Он использовал язык повседневной речи. И не было ни намеков на мистицизм, ни отсылок к тому, о чем невозможно говорить. Озадачивало то, что он использовал яркие примеры, которые сами по себе были понятны, но смысл, в них закладываемый, ускользал. Это все равно что слышать притчу, но не иметь возможности увидеть ее мораль»[11]. Во времена «Логико-философского трактата» Витгенштейн действительно обращал пристальное внимание на придание некоторым лингвистическим единицам статуса строгих терминов с помощью многословных определений. Это влекло за собой необходимость столь же строго отслеживать и передачу этих терминов при переводе на другие языки.

Ср., например: «В данном афоризме в дополнение к уже применяемому в “Логико-философском трактате” термину Tatsache вводится также Sachverhalt. Смысл того и другого Витгенштейн пояснял в письме Расселу следующим образом: Sachverhalt – то, что соответствует элементарному предложению, если оно истинно. Tatsache – то, что соответствует предложению, логически производному от элементарных предложений, если таковое – результирующее – предложение истинно. Tatsache переводится как факт. С толкованием же термина Sachverhalt дело обстоит сложнее. В первом английском издании “Трактата” (под влиянием Рассела, со ссылкой на пояснения, данные ему Витгенштейном в письмах и устных беседах) Sachverhalt было переведено как “атомарный факт”. Эта версия была сохранена и в первом русском издании произведения. В дальнейшем подтвердилось, что такая трактовка термина соответствовала смыслу, который в него вкладывал автор, – кстати, не высказавший в связи с понятием “атомарный факт” при вычитке перевода никаких возражений. Но материалы, проясняющие смыслы базовых терминов ЛФТ, увидели свет довольно поздно; спорной до 1970-х годов представлялась и причастность Витгенштейна к созданию английской версии Трактата. Не удивительно, что специалисты, изучавшие произведение, долгое время не были уверены в корректности английского перевода Sachverhalt (тем более что само по себе это немецкое слово не указывает на нечто атомарное, элементарное), а некоторые были даже убеждены, что такой перевод усложнил и запутал дело. И все-таки многие аналитики неизменно приходили к выводу: Tatsache – комплексный факт, Sachverhalt – элементарный факт в составе факта.

Однако понятие “атомарный факт” излишне сближало концепцию ЛФТ с логическим атомизмом Рассела и невольно придавало мыслям Витгенштейна не свойственный им привкус британского эмпиризма (с характерной для него идеей прямого чувственного знакомства с объектом и др.), что, по-видимому, немало способствовало логико-позитивистскому прочтению Трактата. В новом переводе труда на английский язык, который осуществили Д. Пэрс и Б. Макгиннес (первое изд. 1961), немецкому Sachverhalt соответствует английское state of affairs или state of things (состояние дел или положение вещей)»[12].

На русский язык разные переводчики «Логико-философского трактата» и подготовительных материалов к нему переводят Sachverhalt по-разному. И. Добронравов и Д. Лахути[13] – как «атомарный факт», М. Козлова и Ю. Асеев[14] – как «со-бытие», В. Суровцев[15] – как «состояние дел», В. Руднев[16] – как «положение вещей», Л. Добросельский[17] – как «позиция».

То, что говорила Элис Эмброуз о языке лекций Витгенштейна, относится и к языку его текстов. В более поздний период Витгенштейн использовал в своей философской работе исключительно слова обыденного языка в их обыденном употреблении. Собственно, придание им какой-либо специфической функции противоречило бы само́й его поздней философии, которая показывала невозможность существования «приватного языка», основанного на следовании правилам, созданным для себя самого, потому что такой язык был бы непереводим и лишен критериев правильного употребления, соблюдение которых могли бы контролировать другие[18]. Столь отчетливая тяга к упрощению искусственной терминологической компоненты авторского словаря (при одновременном расширении лексического богатства) позволяет переводчикам сконцентрироваться не на создании неологизмов или чего-либо подобного, но на селекции и уточнении узуса обыденных слов собственного языка.

Тем не менее выборочно коснемся некоторых аспектов нашего перевода. При всей терминологической гибкости позднего Витгенштейна минимальные различения близких по значению слов (исходя из практики их употребления) могут быть полезны. Например, мы остановились на следующих соответствиях: Gebrauch – «употребление», Verwendung – «использование», Anwendung – «способ применения», Benutzung – «регулярное использование». При этом, обратившись к одному из существующих переводов «Философских исследований», мы снова увидим вариативность: «а между тем его значение заключено в его употреблении» – und anderseits liegt seine Bedeutung in seiner Verwendung (с. 161, § 197); «…существует регулярное их употребление» – …es einen ständigen Gebrauch… gibt (с. 162, § 198). И в большинстве случаев так – «употребление». Но в § 199: «применения, институты» – Gebräuche (установления, обычаи), Institutionen, или, например, на с. 181, в § 288: «будет видно из его применения этого слова» – wird er im Gebrauch des Wortes zeigen, и т. д.

При переводе на русский язык традиционно ведутся дискуссии по поводу немецкого слова Bild[19]. Разные переводчики Витгенштейна предпочитают разные варианты перевода. Например, В. Бибихин считал, что Bild это «рисунок»[20], В. Суровцев вполне аргументированно настаивает на «образе», Ю. Асеев и М. Козлова считают, что лучше переводить его как «картина»; правда, в своем переводе они используют все возможные варианты – «образ», «картина», «изображение». Ср. в их русском издании «Философских исследований»: «он должен взять тот цвет, образ которого всплывает в его сознании при звуках услышанного слова» – er soll die Farbe nehmen, deren Bild ihm beim Hören des Wortes einfällt (с. 170, § 239); «Представление – не картина, но картина может ему соответствовать» – Eine Vorstellung ist kein Bild, aber ein Bild ka

Например, «Принципы механики» Генриха Герца (введение Герца к этому произведению, откуда и взята приводимая нами ниже цитата, являлось для Витгенштейна важнейшим источником терминов и идей, в частности, здесь он позаимствовал базовый для «Трактата» термин Bild, свою «картинную теорию») вышли по-русски в очень удачном, едва ли не референсном переводе, выполненном в рамках советской переводческой школы в Институте истории естествознания и техники Академии наук СССР. Немецкое слово Bild здесь переводится и как «образ», и как «картина», хотя используется Герцем буквально в соседних предложениях в абсолютно одинаковых грамматических конструкциях: «То, что приписывается образам ради их правильности, содержится в данных опыта, на основе которых построены образы. То, что приписывается образам ради их допустимости, дано свойствами нашего ума. Является ли образ (Bild) допустимым или нет, можно решить однозначно в положительном или отрицательном смысле, и при этом наше решение сохраняет силу навсегда. Является ли картина (Bild) правильной или нет, можно тоже решить однозначно в положительном или отрицательном смысле, но только по состоянию нашего теперешнего опыта и при допущении оговорки, касающейся более позднего и более зрелого опыта»[22].

11

Alice Ambrose, “Ludwig Wittgenstein: A Portrait”. P. 552.

12

Людвиг Витгенштейн, Философские работы / Составл., вступ. статья, примеч. М. С. Козловой. Пер. с нем. М. С. Козловой и Ю. А. Асеева. М.: Гнозис, 1994. Ч. I. С. 497.

13

Людвиг Витгенштейн, Логико-философский трактат / Пер. с нем. и сверено с авторизованным англ. переводом И. Добронравовым, Д. Лахути; общ. ред. и предисл. В. Ф. Асмуса. М.: Издательство иностранной литературы, 1958; Людвиг Витгенштейн, Логико-философский трактат / Пер. с нем. и сверено с авторизованным англ. переводом И. С. Добронравовым и Д. Г. Лахути. М.: Канон+, РООИ «Реабилитация», 2008.

14

Людвиг Витгенштейн, “Логико-философский трактат”, в Философские работы. Ч. I. С. 1–74.

15

Людвиг Витгенштейн, Дневники, 1914–1916 / Общ. ред. В. А. Суровцева. М.: Канон+, РООИ «Реабилитация», 2009.

16

Людвиг Витгенштейн, “Логико-философский трактат”, в Избранные работы / Пер. с нем. В. Руднева. М.: Территория будущего, 2005. С. 11–228.

17

Людвиг Витгенштейн, Логико-философский трактат / Пер. с нем. Л. Добросельского. М.: АСТ, 2010.

18

См. об этом: Карл-Отто Апель, Трансформация философии. М.: Логос, 2001. С. 96.

19

Ср., например, предуведомление Владимира Иткина к своему переводу «Голубой» и «Коричневой книги»: «Самым проблематичным может показаться перевод английского picture как “образ” или “изображение”. Аргумент в пользу такого перевода: такие варианты приемлемы, поскольку этот термин Витгенштейн использует не просто в смысле “картинка” (что имеет значение нарисованного изображения), а в смысле немецкого Bild, т. е. образ в широком смысле слова. Здесь может возникнуть смешение с английским image, последнее – это мысленный образ (ср. английское imaginary). Действительно, в ряде случаев Витгенштейн делает упор именно на противопоставлении картины как картинки или пиктограммы мысленному образу (даже если речь идет об “образе”, “находящемся в голове”, Витгенштейн пытается расщепить это понятие). Справедливости ради стоит сказать, что наиболее широким спектром значений в русском языке обладает слово “картина”, но, к сожалению, его употребление очень ограничено. Соответственно, возникает ситуация, когда: a) необходимо соблюсти единую терминологию; b) при этом слово “картинка” имеет слишком конкретное значение; c) слово “образ” имеет слишком широкую область значений; d) слово “картина” не всегда употребимо в нужных нам случаях. Мы остановились на слове “образ”, хоть и признаем спорность этого варианта перевода. Так или иначе, контекст обычно проясняет суть» (Людвиг Витгенштейн, Голубая и коричневая книги / Пер. с англ. В. А. Суровцева, В. В. Иткина. Новосибирск: Издательство Сибирского университета, 2008. С. 13).

20

Об этом мы можем судить в том числе по его переводам на лекциях, посвященных работам Витгенштейна. Из «Голубой книги»: «Если мы удержим в поле зрения возможность рисунка, который, оставаясь правильным, не имеет никакого подобия с предметом, то будет совершенно бессмысленно вставлять какую-то тень между фразой и действительностью. Ведь тогда сама фраза может служить такой тенью (We

21

Людвиг Витгенштейн, Философские работы. Ч. I. Такая же вариативность используется этими переводчиками (безусловно, в целом виртуозно и блистательно справившимися со сложнейшими трудами Витгенштейна) при передаче на русском языке немецкого глагола denken (включая его субстантивированную форму) – в разных местах перевода возникает то «думать», то «мыслить»: «“Можно ли мыслить, не говоря?” – А что такое мыслить? – Ну, а разве ты никогда не думаешь?» (с. 189, § 327; “‘Ka

22

Генрих Герц, Принципы механики, изложенные в новой связи. М.: Издательство Академии наук СССР, 1959. С. 15.