Страница 13 из 17
Мы расспросили утренних очевидцев:
«… Ну, думаю, либо посыльные с очень важными донесениями к губернатору, либо господа с вечера гуляют. Кидаюсь к окну – и что я вижу? Здоровенная карета, богатая, шторы на окнах плотно задернуты, все как положено. Кроме одной детали: перед каретой… пусто! Нету лошадей! Одно дышло впереди торчит! Я себя давай по щекам хлестать, не выспался, думаю. Только карета скрылась из виду, я обратно в постель, досыпать, пока еще чего не привиделось.
Десять минут проходит – слышу, опять грохочет. Я снова к окну. Смотрю, выруливает из-за угла, да с такой скоростью, что притормозить не успевает и отлетает аж до противоположной стены. С нашей-то широченной улицей! Наверное и во дворах слышно было, как вылетела оконная рама в магазине на углу. И как не перевернулась до сих пор, как колеса-то выдерживают эдакую гонку!
На сей раз я уж заранее как следует себя по щам отхлестал, до боли в глазах вглядываюсь. Хоть бы какая кляча была впряжена, так нет же! Как было голое дышло, так и есть! Только теперь конец обломился, короткий обрубок остался торчать. Этак попадись на пути кто нерасторопный – мигом насквозь пронзит!
Последний раз у меня под окнами промчалась, больше я ее за все утро не видел. Такая вот история, хотите – верьте, хотите – нет! Чудеса!..»
По многочисленным свидетельствам, карета колесила по окраинам до десяти часов утра, после чего изменила курс к центру города. Если изучить ее маршрут, закрадывается подозрение, будто она нарочно выбирала самые людные в это время суток улицы. Число пострадавших неуклонно росло. К одиннадцати часам центр города начал погружаться в панику, конные полицейские разъезжали во все стороны, предупреждая об опасности, разгоняли жителей по домам.
На улице Корнева, где в это утро должна была состояться встреча известного литератора с читателями, произошло настоящее столпотворение. Едва карета выскочила из-за угла, люди начали метаться, буквально сталкиваясь лбами. Те, кто оказались ближе всего к чудовищному экипажу, в ужасе бросились бежать к дальнему перекрестку, где и без того было не протиснуться. Карета на полном ходу врезалась в толпу. Даже сквозь крики страха и боли, как утверждают очевидцы, был слышен хруст костей.
Уж неизвестно, какими силами управлялась «дьявольская колесница», как окрестили ее горожане, но даже этих сил не хватило протиснуться сквозь стену живых тел, телега увязла и остановилась. Нам удалось разыскать одного из участников столпотворения, к счастью, не пострадавшего:
«Боюсь, я не в состоянии описать вам пережитого чувства. Я стоял сбоку, возле колес застывшего экипажа. Я легко мог поднять руку и потянуть за ручку дверцы. Надеюсь, вы понимаете, почему я этого не сделал. Очень странное ощущение, теперь, не подавая признаков жизни, карета казалась еще страшнее, чем когда носилась без пристяжных. Прямо перед моим лицом за стеклами неподвижно висели черные занавески. Вокруг стоял оглушительный гомон толпы, но он словно бы шел издалека, я его не слышал, я слышал гробовую тишину, исходящую из глубин кареты. Оттуда, из-за шторки. Что-то ведь там есть? Что-то заставляло экипаж двигаться, что-то навевало то чувство, от которого кровь в жилах леденела?
Мне кажется, рядом с каретой не я один впал в состояние гипнотического оцепенения. Краем глаза сквозь толкотню и давку я видел несколько неподвижных, как столбы, фигур, которые, как и я, не могли оторвать взгляда от окон. Но я один имел возможность заметить, как за ближним ко мне окном шелохнулся самый краешек шторки, едва-едва, как если бы на него легонько дунули. А следом в самом уголке показался тоненький аккуратный пальчик, как у ребенка или миниатюрной женщины. Он на мгновенье придержал шторку и исчез. Тут у меня все тело ощерилось мурашками, будто я какая рыба-еж. Это что же получается, там есть кто-то живой? Да разве можно выжить после таких гонок да с такими поворотами? А затем невозмутимо поправлять занавеску вместо того, чтобы взывать о помощи? А если не живой человек, то кто или что это было?
Вот здесь я воочию испытал, каким беззащитным и беспомощным способен стать взрослый мужчина в мгновение ока. Эта дверь, эта до смешного хлипкая преграда между мной и обладателем пальчика – вот же она, на расстоянии полусогнутой руки, а ну как сейчас распахнется! Что я там увижу в полутьме на скамьях? Вдруг и меня затянет внутрь, и я буду сидеть там прямой, как палка, с остекленевшими глазами, и уже мои пальцы будут поправлять шторку. А я даже попятиться не в силах, тело не слушается, мускулы словно обернулись в негнущийся лед.
Думаю, вы понимаете, что я себя не причисляю к личностям героического склада, но тут уж и мне стало стыдно. «Да соберись же ты, – внушал я себе, – там, возможно, ребенок в плену, ему помощь нужна, а ты, взрослый мужчина, стоишь рядом, как истукан!»
Был момент, когда я почти решился взяться за ручку, но тут сквозь поредевшую к тому времени толпу пробились полицейские. Лошадиная грудь сбила меня с ног.
Еще одна важная деталь, о которой хотел сказать: на дверце кареты я видел так же ясно, как вижу сейчас вас, родовой герб графа Кононова!»
Дальше, по рассказам самих полицейских, они пытались распахнуть дверцы, но, сколько ни дергали, те не поддавались. А карета вдруг начала сдавать задним ходом, стремительно набирая скорость. Оба полицейских обнаружили, что не могут разжать пальцы, будто кто-то облил ручки невероятно сильным клеем. Их вытащило из седел и поволокло по камням мостовой.
«Ох и натерпелся я страху, честно вам скажу. До сих пор не понимаю, как меня под колесо не затянуло, оно ж у меня возле уха грохотало! Фуражка сползла с головы, так ее несколько раз по ободу крутнуло и выбросило в толпу пережеванный грязный ком! Уберег Бог. Отделался переломом запястья да вот, смотри, каркас на ребрах, тут два и тут три. Боль адская! Доктор ходит, головой качает, я у него спрашиваю, мол, жить-то буду, доктор? А он отмахивается: «Да ну вас, скажете тоже!» Вот и понимай его как хошь!..»
К счастью, оба полицейских остались живы, отделались многочисленными переломами. На разных перекрестках их разбросало в стороны, и карета помчалась дальше…
Едва узнав про герб графа Кононова, мы незамедлительно выслали корреспондента в усадьбу Кононовых.
«На стук в ворота никто не отзывался. Сколько я ни вглядывался, не обнаружил во дворе ни единого слуги. Было полное ощущение, что имение брошено. Знаете это чувство гнетущей пустоты, когда жильцы оставляют дом? Такое же чувство я испытал, как только подошел к воротам. Минут пять я кричал и колотил по железным решеткам, но ответа не дождался. Постояв немного в тишине, я различил далекий, почти неслышный звук, напоминающий постукиванье оконной рамы на ветру.
Сзади послышался сухой кашель, предупреждающий о зарождении воспаления легких.
– Нету хозяев, с самого утра карета укатила.
Пожилой дворник в поношенном сюртуке остановился через дорогу от меня и принялся мести улицу.
– Что же, и слуг никого нет?
– Почем я знаю? Может и нет никого. Я за слугами не слежу, я улицы мету.
– Скажите, а вы случайно не видели, сидел ли кто-нибудь в карете?
– Я, конечно, не вглядывался, но сколько лет живу, сроду не видывал, чтобы карету пустую отправляли по городу ездить!
– Но может быть вы видели, как хозяева садились в карету?
– Как садились не видел. Но голова-то мне на плечи на что посажена? Надо полагать, и из ворот вышли, и в карету сели, и в путь тронулись в той же самой карете!
– А ничего странного в глаза не бросилось? Ну, например, с лошадьми? Все ли в порядке было с упряжкой? Была ли она вообще? Я понимаю, вопрос странный, я бы и сам счел себя сумасшедшим…