Страница 6 из 13
– Наше вам с кисточкой! – шутливо сказал гравировщик, пожимая протянутую бандитом руку. – В Багдаде все спокойно?
– Если бы… – буркнул Димон. – Какой-то урод носился по пятому сектору с метлой между булок и обматерил двух маразматичек. Они здесь такой хай подняли! Дед их еле выпроводил!
– А кто-кто это сделал? – хитро щурясь, Андрей передразнил питерского консьержа Людвига Аристарховича, персонажа скетч-шоу «Наша Russia».
Президент подозрительно глянул на друга:
– Ты что ли?!
– Это вы еще в ракете там не смотрели! – не выходя из образа, продолжил Андрей.
– Ну, бл.ть, клоун новогодний! Предупреждать надо! Я из-за тебя третий пост раком нагнул, они вместе с обходчиками уже час как все сектора прочесывают.
– Набери им еще раз. Скажи, пусть усилят бдительность. Из Хоббитона сбежал особо опасный маньяк… Похитил метлу Харри Потного и бензогенератор Василича.
– Слушай, Маляр, уйди в сумрак пока я тебя не искалечил! – беззлобно гаркнул бандит. – У меня тут внезапно дело нарисовалось, так что экскурсия отменяется. Позвони вечером, обсудим пару вопросов.
– Без проблем! – легкой походкой Андрей взбежал по ступеням и юркнул в душное, сильно прокуренное помещение.
Никита последовал за художником, с непривычки морщась и сдерживая подступившую к горлу тошноту. Ему казалось, что находиться в подобном месте долго – совершенно невозможно.
Днем грязную, вонючую комнату освещало солнце, проникавший через закрытое решеткой и безобразно засиженное мухами окно. Под потолком висела лампочка с пол литровой банкой вместо плафона. На стене красовался пыльный портрет Ельцина в краповом берете, под ним – плакаты с голыми, сисястыми моделями, которые, судя по датам на фотографиях, были на полвека младше Бориса Николаевича. Рядом с заваленным журналами и календарями столом приткнулось доверху забитое окурками ведро.
В крутящемся кресле восседал одетый по форме охранник – голубоглазый парень, отдаленно похожий на молодого Марка Хэмилла. Он заполнял какие-то бланки, прихлебывая чай из высокой кружки.
Между рукомойником и полками с посудой был воткнут широкий обеденный стол, на котором стояли пищевые пластиковые контейнеры, советские суповые тарелки, хлебница, какие-то небольшие емкости, пакеты с соком и бутылки минералки. В углу сидел пожилой чоповец, сосредоточенно разгадывавший сканворд.
На большом, продавленном диване – немом свидетеле многих сексуальных побед – вальяжно развалилась пышная длинноволосая брюнетка в нелепой блузке и короткой юбке. Девица галдела и хрипло гоготала, перемежая речь двумя матерными словами: первое, как решил Никита, емко характеризовало ее саму, а второе – то место, куда барышня сильнее всего стремилась попасть.
Едва Андрей переступил порог, она неуклюже поднялась навстречу художнику и бесстыдно повисла у него на шее.
– Андрюшка, я, бл.дь, так ждала тебя, на х.й! Где тебя, бл.дь, на х.й, столько носило?!
От этой страстной романтической тирады у Никиты глаза полезли из орбит. Если гравировщики бранились виртуозно, вкладывая душу в каждое слово, и тем вызвали у него восхищение, то страшная, размалеванная дешевой косметикой особа, показалась школьнику лишь отвратительной пародией на женщину. Ее длинные, покрытые красным лаком ногти впивались в лопатки Андрея, а рот не затыкался ни на минуту.
Из потоков однообразной матерщины Никита узнал, что брюнетке скучно, ей не с кем поговорить о наболевшем, но жутко хочется внимания и ласки.
Терпеливо выслушав девицу, портретист сказал сухим, усталым голосом:
– Ладно, Светка, отвали! Я жрать хочу и замотался, как собака!
Он сжал руку молодого охранника, затем также поздоровался с пожилым.
– Я, бл.дь, на х.й, не поняла, а это, бл.дь, кто?! – брюнетка воинственно уставилась на школьника.
– Никита, – кивнул в сторону подростка Андрей.
– Надо бы представиться! – требовательно заявил местный Скайуокер, сверля гостя недобрым взглядом.
Растерявшись, парень промямлил:
– Никита Макаров.
– Да ты, пацан, совсем не в теме?! – с угрозой рявкнул молодой чоповец.
Художник ободряюще улыбнулся школьнику:
– Он с тебя водку требует. Скажи: "А ты меня нанял, чтобы я тебя угощал?!"
– Андрюха, не порти шутку! – заулыбался Скайуокер.
– Я его привел, мне и проставляться, – подмигнул Андрей.
– Ну, и где моя чекушка?!
– Хрен тебе! Я же не пьющий, – гравировщик показал собеседнику ладони. – Меня руки кормят, а тебя – жопа. Так что сиди на ней да помалкивай! Никита, не тушуйся, иди борщ хлебать!
Пока художник возился с микроволновкой, Светка предприняла вторую попытку завладеть его вниманием. Андрей улыбался краешками губ, кивал в ответ на ее реплики и даже успевал вставлять короткие фразы.
– Света, имей совесть, дай поесть человеку! – не вытерпел пожилой охранник. – Ты весь день в ларьке сидишь, языком молотишь, а он камни по восемьдесят килограммов ворочает!
Седой чоповец пододвинулся к столу и продолжил:
– Как спина-то, Андрей?
– Ничего, Дед, терпимо, – гравировщик положил котлету на кусок хлеба. – Спал сегодня неудобно, вот и результат.
Брюнетка не к месту разразилась гоготом, в привычной хабалистой манере предложив художнику массаж.
– У меня сезонный аврал, не до лечебных процедур, – холодно сказал Андрей. – Семеныч нас с Юркой так загрузил, дышать не успеваем.
– Зря ты все на своем горбу тащишь… – осуждающе покачал головой старик. – Не двужильный ведь, надорвешься… И никто спасибо не скажет. Молодежь ваша дурака валяет, а на тебя шишки летят.
– И за мной косяки водятся.
– Брось! А то я не знаю, сколько ты пашешь. Дал тебе Семеныч помощника? Полгода как обещаниями кормит.
– Некого. У Василича с весны полная неразбериха. Люди приходят и уходят. Одним зарплата маленькая, других нервяк напрягает.
– Правильно. Они о себе думают, а ты о ком? Бомжей кормишь, собак всяких. В долг кучу денег раздал…
– Не начинай, Дед. Знаю, что не так живу, неправильно, но по-другому не умею. Руки у меня прямые, а судьба кривая. Рожа грязная, зато совесть чистая.
– Дом тебе нужен, семья. Не мальчик уже по бытовкам ютиться…
– Кому я такой красивый сдался? – задорно улыбнулся Андрей. – Разве что Светке! Пойдешь, милка, за меня замуж?
Пригорюнившийся Никита в ужасе уставился на художника, не понимая, всерьез тот говорит или задумал очередную шутку.
– Я, бл.дь, на х.й, с тобой куда хошь пойду! – нежно, как ревущий бульдозер, проворковала брюнетка.
– Вот видишь, Дед, еще не все в моей жизни потеряно! – осклабился гравировщик.
– Главное у мужика, чтобы, бл.дь, х.й стоял! – философски заметила продавщица.
– А секса у нас с тобой, Светка, не будет до самой свадьбы, – уверенно сказал Андрей. – Извини, но в этом вопросе я жутко принципиальный.
– Не поняла?! – девица вылупила пустые коровьи глаза.
– Организм у меня такой, – грустно произнес художник. – По-всякому пробовал, без штампа в паспорте не встает. Есть штамп – пожалуйста, мигом твердеет, как гранит, а налево захочется – ни-ни, словно бабка отшептала.
Скайуокер положил руки на стол, уперся в них лбом и беззвучно смеялся. Дед прикрыл нижнюю половину лица сканвордом, делая вид, что внимательно его изучает.
Заподозрившая подвох Светка переводила взгляд с одного охранника на другого, пока не заметила улыбающегося Никиту. Это подействовало на девицу, как красная тряпка на быка.
Догадавшись, что ее бессовестным образом высмеивают, брюнетка рассерженной фурией подлетела к художнику и заорала благим матом, не скупясь на оскорбления. Высказавшись, она гордо направилась к двери.
– Как стремительно отгорела наша любовь! – громко, с надрывом произнес Андрей и зачерпнул ложкой наваристый борщ.
– Пошел, бл.дь, на х.й, козел дефективный! – донеслось уже с улицы.
– Наконец-то свалила, – облегченно выдохнул гравировщик. – Хоть пять минут посидим как люди.
– Радио включить? – спросил молодой чоповец. – По "Культуре" Чайковского транслировали…