Ты будешь моим!

Ты будешь моим!

Татьяна Ветрова

Глава 1

АЛЕКСЕЙ

4 года

— Папочка, пожалуйста, пойдем домой… ради меня, пожалуйста — говорю жалобным голосом и с упорством маленького барашка продолжаю тянуть отца вперёд, мимо винного ларька. Я уже не маленький и понимаю, что такой ларек — это зло. По дороге от садика до дома этих ларьков целых три штуки, я всегда стараюсь и папу, и маму вести меня домой мимо них. Один мы спокойно обошли через парк, другой с боем преодолели, но на последнем что-то пошло не так…

— Сын, ты иди, а папа сейчас догонит. Честное слово, я быстро зайду, могу тебе шоколадку купить, — говорит он нарочито весело, а я уже знаю, что он скажет «прости, сын, но на шоколадку не хватило» и так всегда.

Потом аккуратно, но настойчиво высвобождает свою большую руку из моей и быстро забегает в так ненавистный мне ларек с алкоголем. А я стою без зонта под проливным дождем, размазываю слёзы по щекам. Моя вера в волшебство тает, медленно растворяется, а на замену сразу же приходит чувство беспомощности и отчаяния. Уже сейчас я понимаю, что папа и мама сегодня напьются, и будут ругаться. Это в лучшем случае, в худшем, если будут не одни.

И когда отец выходит из своего любимого ларька, а от него несет терпким запахом этого заведения, я кричу: «ты предатель!» и что есть сил бегу к дому. Я знаю, отец занят только что купленной чекушкой и не бросится догонять четырехлетнего пацана.

Уже в детском возрасте я мечтаю хорошо окончить школу и поступить в университет. И уехать отсюда далеко-далеко.

8 лет

— Папа, остановись, не надо, — кричу на отца изо всех сил, что есть у парнишки восьми лет. — Пожалуйста, не надо это делать, не бей ее! — прыгаю ему на плечи и пытаюсь оттащить от матери, что лежит на кухонном полу, пряча лицо руками от разъяренного отца. — Ей же больно! Не смей! — Продолжаю его оттаскивать от матери, чье лицо в крови, а завтра его вообще будет не узнать.

— Отвали, сопляк, — отец хватает меня за шиворот рубашки и отбрасывает в сторону. Я больно бьюсь головой о стенку, пелена слез заволакивает глаза.

Я бессилен против него! Насколько я помню, это происходило все мое детство, с самого моего рождения, наверное. Страшнее всего стало, когда мне исполнилось шесть лет. Я все помню!

Агрессия проявлялась, когда папа выпивал один и начинал с банального: «Где мои носки? Где еда». Он находил любую зацепку и не трогал маму, только когда она выпивала с ним. До пяти лет все было хорошо, а потом и мама ушла в алкогольный рай. Я начал жить сам по себе, своими силами. Кормили меня чаще соседи, одевали то же они (вещи детей или внуков, но хоть что-то), работал тоже на них., помагая тем, что в моих силах. Когда мама с папой не пила, он ее бил, как сегодня.

— Мразь, я же сказал, не трогать, — он снова замахивается кулаком и бьет ее в лицо, что закрыто ладонями. Я сижу на полу, обхватив колени руками и молю бога, чтобы он ушел.

— А ты чего сидишь? Вали учи уроки, бездарь, — закрываю голову руками, боюсь, что и мне достанется. Но нет, он уходит, громко хлопнув дверью.

Резко срываюсь и ползу к маме, горько рыдая и проклиная отца.

— Мама, мамочка, — падаю на нее и обнимаю как могу, громко рыдая.

— У-уходи. И-иди учи у-уроки, — я слышу ее голос не очень хорошо, понимаю, что ее речь нечеткая.

Она отталкивает меня руками и смотрит с ненавистью в глазах. Я ухожу, понимая, что это все. Что сегодня я потерял свою маму!

11 лет

Конец учебного года, в дневнике одни пятерки. Я отличник, несмотря на то что в классе меня ненавидят и обзывают зубрилой. Это самое безобидное, что приходилось слышать. Намного чаще мне в спину доносятся обзывательства и больнее. «Умный бомж», пожалуй, самое приветливое из того, что есть.

В общем, учебный год закончился. И я иду домой со школы, с потрепанным ранцем за спиной. На улице стоит жара и солнце для майского денька сильно обжигающее. А я гадаю, пьяны родители или нет. После того как мама пару лет назад перешла на сторону отца, весь их заработок уходил в «финансирование» ликёрно-водочного завода. А я остался сам по себе…

— О, Алешка, привет. Как школа? — дядя Юра, мужчина лет сорока, проживающий в соседнем подъезде, всегда относился ко мне с добротой.

— Все хорошо. Как всегда, отличник, — довольно улыбаюсь, понимая, что его интерес искренен.

— Молодец, парень. Учись хорошо и тебя ждет хорошее будущее, — он улыбается мне подбадривающей улыбкой, а я в этот момент думаю, как избежать рукоприкладства отца. — Кстати, поможешь?

— Да, конечно, — нервно цепляюсь за лямки рюкзака, понимая, что дядя Юра предложит работу. Он знает, что я деньги так не возьму, не раз пытался засунуть мне в карман несколько сотых купюр. Первое время я брал у него деньги, а потом понял, что это некрасиво. И как-то раз предложил помыть машину, теперь делаю это на постоянной основе.

— Тогда ты знаешь, что делать, — и протягивает мне жилистую мужскую руку с купюрой в пять соток. Это больше, чем обычно, поэтому смотрю на него недоуменно, а он тем временем поясняет, — за пятерки.

— Спасибо, — произношу неуверенно и забираю быстро деньги. Не хочу, чтобы отец увидел. В прошлый раз я две недели ходил с фонарем под глазом.

Через десять минут я был уже на улице с ведром воды и тряпкой в руках.

14 лет

— Где деньги? — отец врывается ко мне в комнату и сметает все тетради и книги на пол. Отец пьян и жутко зол. Он еле стоит на ногах, его шатает из стороны в сторону.

— Я не понимаю о чем ты, — произношу как можно спокойнее, стараясь еще больше его не разозлить.

— Все ты понимаешь, гаденыш, — дряхлыми руками хватает меня за шею и лицом тыкает в письменный стол. — Я знаю, они есть. Где они? — также резко он меня отпускает и осматривает комнату беглым взглядом. Подходит к шкафу, открывает скрипучие двери, которые кое-как держатся на ржавых петлях, все содержимое (небольшая стопка подаренных вещей соседями) летит на пол в сопровождении пьяной брани. — Где деньги, сопляк? — снова гневный взгляд, обращенный на меня, и пьяное тело еле стоящее на ногах движется в направлении моей кровати с дырявым постельным бельем. Спустя секунду перевернутый матрац лежит на полу, а мое лицо горит от пощечины пьяного отца.

— У меня их нет, — закусываю губы, чтобы не заплакать, смотрю отцу прямо в глаза, но вижу пустоту. Его давно уже нет, только кости обтянутые кожей и алкоголь вместо крови. Его разум порабощен, как и разум матери.

В тот день я пообещал себе, что никогда не буду пить.

16 лет

«Умный бомж» родом из столицы, с четырех лет скитавшийся сам по себе. Все свое детство я провел с ненавистными мне родителями, только вот их не выбирают и все же, у родителей алкашей сын золотой медалист школы. Бывает ли такое? Наверное, бывает. Все, что я сейчас хочу, это вытерпеть еще год, поступить и переехать в общежитие или уйти в армию, главное как можно дальше от них.

Три недели назад я устроился официантом в небольшое кафе, чаевых мне вполне хватает на пропитание. Не могу сказать, что я счастливый ребенок, но у меня добрые соседи. В прямом смысле слова. Я всегда знал, у кого могу покушать или попросить о помощи. Сейчас у меня в планах найти комнату подешевле и свалить с семейного клоповника навсегда.

Ближайшая дорога от кафе до дома идет через улицу с элитными бутиками и дорогими ресторанами. Проходя мимо одного ресторана с французским названием «son rêve», что в переводе на русский означает «Ее мечта», я замечаю мужчину лет тридцати пяти и довольно красивую девушку. Они выходят из ресторана и весело о чем-то переговариваются, он смотрит на нее влюбленным взглядом. Я никогда не видел, чтобы отец так смотрел на мать. Смотрю, как подъезжает дорогой мерседес премиум-класса, как мужчина открывает заднюю дверь и подает своей спутнице руку, чтобы той было удобнее сесть. Когда он садится сам, из кармана его пиджака выпадает телефон.