Страница 38 из 69
Потому что с того самого момента, как она вдруг включила свой высокопарный тон маленькой хозяйки жизни, мне хотелось лишь одного — бросить ее прямо на пол, разорвать платье и посмотреть, какого цвета становится эта белоснежная кожа, если прикусить ее чуть ниже ключицы, там, где модницы вроде герцогини обычно носят каплю дорогих духов.
Но девчонка, судя по всему, духами пренебрегает, потому что единственный аромат, который я улавливаю — это аромат свежего белья и, почему-то, запах обледенелых листьев королевской чайной розы.
Откуда, Бездна меня разорви, в моей голове взялась эта романтическая чушь из мерзких рыцарских романов?
Упаси меня боги стать страдающим влюбленным, скребущим сонеты на поле брани, для большей трагедии, макающим перо в собственную кровь из смертельной раны.
Мне категорически нельзя было к ней прикасаться.
Особенно после того, как Эвин фактически признался, что заинтересован в ней.
Но я запер дверь и уже тогда знал, что что-то такое между нами обязательно случится, потому что, по какой-то совершенно неведомой мне прихоти богов, демонам в моей крови нравилось пускать слюни на Матильду Лу’На.
Потому что в этом платье, с огромными то злыми, то испуганными глазами, она вся — слишком большое искушение.
Я бы сказал — соблазнительно-невыносимое.
Особенно в ту секунду, когда ее руки, словно ветки хрупкого растения, тянутся ко мне, оплетают шею и она вся тянется, прикрывая глаза, распахивая губы для поцелуя.
«Давай, Рэйвен, — противно хихикает демон внутри моей испорченной и порядком прогнившей души, — срывай это яблочко. Ты же хочешь — не отрицай».
Хочу.
Так хочу, что едва держусь, чтобы не вцепиться зубами ей в шею.
Хочу попробовать эту заразу, вкусить, как запретный плод — и пусть бы все горело пропадом до самого утра.
Но есть еще один голос.
«Это просто игра, Рэйвен. Она просто вертит вами обоими: сначала втерлась к Эвину, теперь хочет охмурить тебя, а потом будет упиваться свершившейся местью, глядя, как два друга будут грызть друг другу глотки за право владеть ею единолично. Простая игра, Рэйвен, все на поверхности, даже не нужно додумывать».
Ее губы так близко, что на долю мгновения мне хочется придушить того умника во мне, и послушать демона, потому что сейчас я более чем готов сорвать с девчонки одежду, и вряд ли она будет сопротивляться.
Но.
Я моргаю, избавляясь от пелены наваждения.
Не особо получается, но по крайней мере мне выдержки взять ее за подбородок и задержать эту довольно примитивную попытку меня охмурить.
Зелены глаза удивленно распахиваются.
Да будь же ты проклят, хорошенький трезвомыслящий Рэйвен! Из-за тебя я, кажется, теряю какое-то нереальное удовольствие.
— Ваша… Светлость? — вопросительный шепот.
Такой искренний, что будь я хоть чуточку помоложе и будь на моем теле на десяток шрамов меньше — я бы, чего доброго, клюнул на эту уловку.
—Матильда, вы право слово полагаете, будто меня в вас прельщает… хоть бы что-нибудь? — улыбаюсь, но в душе охота вывернуть мясом наружу чью-нибудь тушу.
Она изумленно моргает.
— Уверяю, — держу ее лицо на расстоянии, но скорее, чтобы не поддаться искушению и не смять эти распахнутые губы своим ртом, — я предпочитаю женщин иного сорта. Более… — опускаю взгляд на ее весьма скромное декольте, к тому же, туго перетянутое плотной тканью платья, — соблазнительных и женственных. Угловатые не оформившиеся мальчишки вообще не в моем вкусе. Они мне глубоко омерзительны.
Матильда выдыхает.
Ее дыхание обволакивает мои губы, и тот умник внутри все-таки замолкает.
Потому что…
Звонкая и, вынужден признать, крепкая отрезвляющая пощечина, приводит меня в чувство.
Честно говоря, давно никто так лихо не давал мне по роже.
Нет, конечно, искры из глаз не валят, и голова не кружится, но я сразу вспоминаю, что происходит, кто передо мной и почему мне нельзя отпускать мысли слишком далеко из головы.
Хаос, я правда пялился на ее декольте?
И правда сказал, что у нее там все «не в моем вкусе»?
Пальцы, стискивающие упрямый подбородок мелкой бестии, разжимаются сами собой.
Отхожу назад и жестким взмахом руки указываю на дверь.
— Ради вашего же блага, герцогиня Лу’На, уходите так быстро, как только можете.
«Пока мои демоны не сожрали вас и не перемолотили ваши кости в труху!»
Матильда мешкает только секунду, но и этого времени мне достаточно, чтобы разглядеть в ее глазах что-то похожее на сожаление. Снова игры? Ничто и никогда не заставит меня поверить, будто той сопливой девчонке, которая хихикала, глядя на мои пытки, есть дело до того, насколько мне вообще комфортно ходить с побитой рожей.
Наверняка бы всадила в меня серебряный кол, чтобы уж наверняка подох.
Но когда она, подобрав юбки все-таки сбегает, и дверь за ней с чудовищным скрипом возвращается, я вдруг чувствую себя странно… опустошенным.
Особенно, когда взгляд случайно цепляется за книгу, которую Матильда обронила по пути.
Поднимаю, верчу в руках.
Это стихи какого-то тревожного и мнительного юноши, посвященные, очевидно, не менее тревожной и мнительной барышне, иначе зачем он в каждой строчке клянется беречь ее покой, сон и израненную душу.
Надо же, еще одна попытка состроить трепетную лань?
Я продолжаю сжимать книжицу, даже когда усаживаюсь в кресло и впитываю в себя тепло очага.
Не слишком ли много попыток играть в того, кем она не является, Рэйвен?
Слишком много просчетов, как для девицы, одержимой банальной местью.
Она же все-таки девица, пусть и излишне кровожадная, а не шпион.
Да, но.
Она дочь человека, которому почти удалось снять с Эвина корону.
И это тоже никак нельзя сбрасывать со счетов.
— Герцог? — голос маркизы, которая думает, что крадется бесшумно, совсем не застает меня врасплох.
Я слышал ее шаги еще когда она только подходила к двери, чувствовал удушливый и слишком навязчивый, как и она сама, запах ее духов.
— Маркиза, — отзываюсь только из вежливости, но головы не поворачиваю.
— Старый верный пес короля решил погреть свои косточки, — произносит голосом заправской соблазнительности, становясь прямо передо мной, и демонстрируя, как обычно, более чем завлекательное декольте. — Могу составить вам компанию.
«Только с закрытым ртом», — говорю мысленно, и тут же ловлю себя на том, что не хочу ее присутствия ни в каком виде. Даже в том, о котором накануне пару раз подумывал.
— Леди Виннистэр, называть меня старым псом с вашей стороны очень уж опрометчиво и смело.
— Ну, если мужчина предпочитает одиночество и скучное чтиво обществу свободной женщины…
Моим демонам все-таки нужна кровь, потому что раззадорившая их жертва бросила жирную кость и сбежала, и мои попытки посадить тварей на цепь абсолютно не увенчались успехом. Вся разница в том, что на одной хотелось разорвать платье, а другую просто хочется разорвать — в мясо.
Я встаю.
И когда Маркиза пытается прильнуть ко мне, за плечо разворачиваю ее, словно механическую куклу. Довольно грубо усаживаю в кресло, стряхивая пальцы со своего мундира.
— Герцог, а вот это было грубо, — кривит губы она, фыркая, как недовольная лошадь.
— Маркиза, — я говорю тихо, но она снова вжимает голову в плечи, уже помня, что таким тоном я обычно говорю все то, что не сулит ей ничего хорошего. — Старый пес короля не бросается на старые ничейные кости, даже если они сами приносят себя на блюде. Но если вам так одиноко и не с кем скоротать ночь, полагаю, среди гвардейцев Его Величества найдется парочка юнцов, падких на дамские прелести веселых вдовушек.
Маркиза так плотно поджимает губы, что ее рот как бы вовсе исчезает с лица.
Было бы славно, если бы она и дальше делала вид, будто его нет.
Это сделало бы меня почти немножко счастливым.
Глава сорок первая
Сиротка