Страница 32 из 69
По жалу проносится испуганный ропот.
Благородные леди, забыв о приличиях, спешно покидают первые ряды скамеек, перебираясь подальше.
О том, что эта странная конструкция и есть Мастер Йорк, становится понятно по толстой книге, которую он держит своими тонкими, как сухие ветки, руками.
Это — Летопись времен Единения.
Некоторые ее главы я знаю на память.
Мастер же, окидывая пустым взглядом возню вокруг себя, повыше поднимает книгу и шелестящим трескучим голосом спрашивает:
— Что у меня в руках?
Тишина в зале такая, будто он попросил покаяться в грехах перед всем честным народом.
Потом чей-то тихий и дрожащий голос пищит:
— Книга!
Старик криво усмехается, и подкатывается ближе.
Как он управляет всей этой конструкцией? Нет ни руля, ни рычагов, как у колесных мобилей, которые я пару раз видела на улицах столицы.
— Какая потрясающая догадливость, баронесса. — Прозрачный, как будто слепой взгляд, сканирует нас с придирчивостью жадного покупателя, выискивающего любые изъяны, лишь бы сторговаться на меньшую цену. — Кто еще продемонстрирует свои умственные способности?
Я осознаю, что тяну руку только когда замечаю, что Мастер Йорк с нетерпеливым выжиданием смотрит в мою сторону.
— Это Летопись времен Единения, — говорю не то, чтобы смело. Ведь если я ошиблась — насмешек не избежать.
Но старик кивает.
— И о чем же она, герцогиня?
— Она описывает последние десять лет правления короле Дарека Скай’Ринга.
— Прекрасно. — Мастер Йорк выглядит довольным. — И так, герцогиня, на ваш взгляд, что самое важное король Дарек сделал в эти годы?
На меня смотрят с еще большим отвращением, чем только что таращились на этого механического старика.
Было бы очень смело с моей стороны, сказать, что у меня от паники не трясутся поджилки, но я, справившись с первой паникой п прочистив горло кашлем, говорю:
— Король Дарек начал объединение земель разрозненных кланов. Благодаря этой политике, Артания значительно укрепила и расширили свои границы, получила выход к портам Верхнего моря и ослабила позиции Эйлана, Скабрии и Барра. Артания заявила о себе как о мощном военном государстве, способном влиять на внешнюю политику.
Мастер Йорк медленно, как будто внутри этой конструкции что-то заедает, пару раз медленно проворачивается вокруг своей оси.
Молча и задумчиво.
Мой внутренний страх превращается в колючую ледышку, от которой замерзают внутренности и становится трудно дышать.
— Прекрасно, герцогиня, — наконец, говорит Мастер. — Вы заработали ваши первые шесть баллов. И… еще два — за смелость.
Глава тридцать четвертая
Будет ли слишком самонадеянно сказать, что мое первое испытание прошло идеально для меня?
Я исправно тянула руку, отвечала, вступала в диалог с Мастером Йорком и иногда ловила себя на мысли, что перестаю бояться открыто высказывать свою точку зрения, особенно когда дело касалось не самых «красивых» политических решений бывшего короля.
Поэтому, когда подходит время подводить итоги, я не нервничаю и молча жду.
Все это время, все шесть часов, я не видела, чтобы Мастер делал какие-то заметки, но с его блестящим острым умом, возможно, это и не нужно?
— Ты такая умная, — восторженно шепчет мне на ухо Примэль. — Под нашей фавориткой зашатался ее трехногий стульчик.
Она считает свою шутку удачной, и хихикает в ладонь, словно маленькая напроказничавшая девочка.
А мне вот совсем не смешно, потому что, когда Мастер Йорк оглашает первую тройку лидеров, Вероника Мор, главная претендентка на победу, смотрит на меня с откровенной враждебностью.
Еще бы — ведь я обогнала ее на целых двенадцать баллов.
И стала первой в сегодняшнем испытании.
Мою победу встречают гробовой тишиной, но когда звучит имя Вероники, аплодисменты и визг стоят такие, что я из последних сил поджимаю губы, чтобы не брякнуть чего-нибудь эдакого. Потому что очень хочется. Потому что это я сегодня номер один, и если бы на моем месте была герцогиня, она бы наверняка придумала способ поставить на место этих любителей ни за что принижать чужие победы.
Но я не она, даже если пока удачно всех дурачу.
И мне остается только молча проглотить очередное унижение.
Третьей звучит имя той умницы, благодаря которой я так много узнала о королевских отборах.
Ее зовут Адмаль Эвил, она — графиня, и по крайней мере мы обе солидарно пересматриваемся, когда понимаем, что наш сегодняшний «подвиг» был благополучно похоронен под именем Фаворитки.
Когда Мастер Йорк официально заканчивает первое испытание, и выкатывается из зала, девушки бросаются к Веронике, словно к мощам святого, к которым обязательно нужно притронуться, чтобы урвать и себе кусок удачи.
И только я замечаю, как медленно, сгорбившись и утирая слезы, вслед за Мастером выходит та, кому сегодня не повезло больше остальных. Со спины я даже не очень хорошо ее узнаю и точно не помню имени. Наверное, тяжело вот так.
— Я бы не смогла, — словно угадав мои мысли, шепчет Примэль. — Вернуться домой и до конца своих дней знать, что из-за тебя твоя семья и твои потомки навсегда потеряли единственный шанс в жизни влиться в королевскую династию.
А я не могу отделаться от жгучей зависти, пока девушка и подол ее длинного цветастого платья, полностью не исчезают в дверном проеме.
По крайней мере для нее все это закончилось.
— Герцогиня Лу’На. — Из меланхолии меня выбивает важный холодный голос.
Даже знаю чей, потому что чтобы посмотреть в лицо его обладательнице, приходиться немного задрать голову.
И, пожалуй, это единственное, что доставляет мне дискомфорт в общении с Вероникой Мор. Ее почти что официальный статус Фаворитки нисколько не трогает. Может из-за того, что в глубине души я тешу себя мыслью о том, что к тому времени, как начнется основная грызня, мы с герцогиней уже «поменяемся ролями».
— Графиня Мор, — почти в точности копирую ее интонацию. — Поздравляю с заслуженной победой.
— Этой или вы имеете ввиду что-то более глобальное? — «любезно» растягивает губы в показной улыбке.
— Я не сторонник раздавать ордена до конца битвы, — отвечаю я.
— Боюсь, что для вас она все равно уже проиграна, — еще шире улыбается она.
— Боюсь, что в лже-пророков и предсказания я тоже не верю.
К моему огромному удовольствию, даже этой холодной фурии не хватает моральных сил сохранить улыбку. Фальшивая благость стекает с ее лица, как воск, обнажая бешенство и лютую злобу.
Спаси нас Плачущий от такой королевы.
— Это — твоя последняя победа, Матильда, — шипит Вероника, отбросив официоз. — Советую потренироваться удирать со всех ног.
Я выдерживаю этот взгляд, хотя кажется, что не хватит сил.
Но почему-то перед глазами появляется злая ухмылка герцога Нокса в тот момент, когда он заставлял маркизу принести мне извинения.
Вряд ли у меня получается повторить его оскал в точности, но я очень стараюсь.
— Вы крайне невнимательны, леди Мор, — говорю холодно и вежливо. — Я ведь уже сказала, что не верю в притянутые за уши предсказания.
Из зала выхожу в гробовой тишине, ощущая на себе каждую из одиннадцати пар глаз.
Точнее, только десяти, потому что Примэль снова увязывается за мной и счастливо, будто это она только что «умыла» Веронику, трещит:
— Матильда, ты такая умница! Так ей! Пусть не думает, что особенная. И что ты такая хмурая? У тебя свидание с Его Величеством!
Ага, и с Вероникой тоже.
Глава тридцать пятая
Найти свою новую комнату оказывается не так уж сложно — она в правом крыле, к счастью, максимально далеко от того крыла, в котором живет Фаворитка.
На этот раз у меня уютные апартаменты, обустроенные в светлых тонах, с большой кроватью под расшитым фиалками балдахином, огромным ростовым зеркалом в старинной деревянной раме, и целой отдельной ванной на ножках в виде птичьих лап.