Плен – не подчинение

— Но я ведь пролистала его…

Чертовка! Опять дразнилась и напрашивалась. Хотя, судя по тому, что она все еще не отрывала глаз от листка, ее тревожили вовсе другие мысли. Подойдя, я увидел на листке три попытки нарисовать лицо, и все провальные.

— Что это?

— Не знаю. Глупости, — произнесла Рин раздраженно, зачеркнув третий набросок. Она вцепилась пальцами в блокнот и нехотя подняла на меня глаза. — Мне приснилось женщина. Я пытаюсь ее нарисовать.

— Твоя мама? — уточнил я, вытягивая ее из кресла. Сел сам и притянул малышку к себе. Все время приходилось сдерживать силу и напоминать себе, что ее кожа плохо регенерирует. Я почти научился этому, но только не во время секса.

— Нет! Точно нет! — воскликнула она. — Хотя маму я бы тоже с радостью нарисовала. Но сначала потренируюсь на этой.

— Хорошо, — произнес я, взяв в руки карандаш. Рин поджала ноги на мне, и я разложил блокнот на ее бедрах, уткнувшись подбородком в плечо.

— Овал лица? Круглое, прямоугольное? Челюсть массивная?

— Нет, вовсе нет. У нее овальное лицо и немного треугольный подбородок.

Я накидал несколько вариантов на новом листке, и Рин воодушевленно ткнула пальцем в один из них.

— Лоб? Высокий, низкий?

— Средний. Брови густые. Глаза большие. Больше! Да!

— Посадка? Близко друг к другу?

— Нет, дальше. Как у рыбы! Господи, Лайф!

Он повернула голову, чтобы посмотреть на меня. Ее улыбка была одной из тех немногих вещей, которая вызывала гадкое ощущение в груди, когда все переворачивалось и жгло. В такие моменты я представлял свое сердце на вертеле в печи. Мерзко.

— Есть хоть что-то, мужчина, чего ты не умеешь?

В ее голосе был неподдельный восторг, и от этого моего эго было готово взорваться. Я начал обдумывать ответ, и она засмеялась, опять вызвав это ощущение.

— Нет, это в самом деле очень хороший вопрос, — подколол я, делая вид, что все еще думаю. — Есть кое-что. Не хотеть тебя каждую минуту. Не могу.

— Хм. Ты можешь этому научиться? — спросила Рин.

Я поджал губы и покачал головой.

— Не думаю.

— Значит, не считается. То есть, ты умеешь все! Знаешь, я рада, что те люди, у которых ты жил, дали тебе знания. Это ведь здорово, что ты учился чему-то, становился умнее. У тебя была нормальная жизнь, как у большинства детей.

Ее улыбка померкла, и она медленно перевела взгляд на рисунок. Тени прошлого не отпускали ее ни на секунду. Я сам не хотел знать, что с ней сделали, ведь тогда придется пропустить это через себя. Все равно придется. Если она вспомнит имена тех ублюдков, я обязательно захочу разорвать их в клочья. Точно знаю, что мой зверь не обретет покой, пока не сделает этого. Потому что эту девочку он выбрал своей парой. Не представляю только, как теперь объявить ей, что я и есть тот медведь.

— Все просто, Рин. Всему можно научиться. Я ведь показал тебе, как правильно есть сгущенку. Научу и как рисовать.

Подействовало. Она опять засмеялась. Но когда я вложил в ее пальцы карандаш и начал направлять кисть, она выдернула руку.

— Знаешь, кажется, я не хочу ее рисовать. Не прямо сейчас. Позже.

Она отбросила блокнот и попыталась встать, но мои инстинкты не пустили. Каждый раз, когда она хотела отдалиться, руки сами собой сжимались крепче, а нос искал ее кожу. Запах сносил мне крышу. Еще в первую встречу я подумал, что ее аромат западня, ведь нельзя пахнуть слаще меда. А потом я попробовал ее…

— О-оу, — протянула Рин, ощутив мой стояк. Мне всегда хотелось победно рычать, каждый раз, когда я чуял ее возбуждение. Но сегодня что-то изменилось.

Я напрягся и втянул воздух. Встал вместе с ней, усадил на стол и развел ее ноги.

— Твой запах изменился, — прошептал я, потому что охрип от накатившего возбуждения. Голова мгновенно захмелела, и хотелось вдыхать бесконечно. Я знал, что если прикоснусь к своему члену, он взорвется за пару секунд.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, смеясь. Совсем не понимала, что я на грани обращения прямо сейчас, потому что зверь не на шутку взбунтовался и требовал выпустить его. Его не заботило, что Рин будет в ужасе и попытается убежать. Нет, ублюдка это еще больше возбуждало. Он хотел свою девочку. Мы оба хотели, только у меня еще и мозги имелись.

— Мне надо уйти, — прохрипел я.

— Что? — она ни черта не понимала, что сейчас творилось внутри меня. — Куда?

— Не смей идти за мной, — пророкотал я грубее, чем хотел. И отвернулся, чувствуя, как волосы встают дыбом — первый признак обращения. Я больше не мог контролировать зверя. Медведь вырывался.

Выбежав из дома, бросился к деревьям, спиной чувствуя, что Рин стоит в дверях и смотрит.

— Ты опять без обуви и куртки, придурок! Заболеешь же!

Улыбнулся про себя, ускоряясь. Она даже не представляла, как сильно я уже заболел. Ею. Черт! Блядь! Вашу мать! Я ведь был уверен, что она бесплодна. Я хорошо знал этот запах… А теперь у нее период зачатия, и как, к демонам, я должен не сойти с ума и держать зверя в узде? Я уже хочу вернуться к ней. Прямо сейчас. Разложить на том столе и трахать до бесконечности. Пока не сделаю ее беременной.

Образ ее с круглым животом и молочной грудью почти добил. Я на секунду потерял контроль и начал обращаться в зверя, рев при этом вырвался такой, что птицы сорвались с деревьев.

— Лайфорд! Там опять медведь! БОЖЕ! ИДИ ДОМОЙ!

Она не знает, кого зовет. Упав на колени и зарывшись пальцами в снег, я мотнул головой, прогоняя зверя. Каждая кость в теле ныла от предстоящей трансформации. У меня уходило всего пару минут на обращение, и намного больше времени, чтобы оставаться человеком. Удерживала только одна тревожная мысль. Кто-то очень хотел, чтобы я сблизился с ней максимально. Кому-то нужно было сделать меня зависимой от нее. И этот кто-то покопался в ее голове, стер память и замаскировал ее истинный запах. А это под силу лишь ведьме или колдуну. Среди моих врагов были и те и другие. И все они хотели одного — уничтожить меня. Самая медленная и мучительная смерть для оборотня — убийство его пары.

— Лайф!

— В ДОМ! — заорал я, слыша, что она шагнула за порог. Собралась идти за мной, думая, что на меня напал медведь? Ну разве нормальная пара? — Скоро буду.

Я должен узнать, кто она. Кто ее подослал и с какой целью. Только так пойму, что мне делать дальше и как защитить ее. Есть ли в принципе шансы уберечь хрупкую девушку от жестоких ублюдков этого мира, пока я в изгнании, без защиты своей стаи? Без стаи вообще…

Глава 15 

Он не вернулся. Окончательно стемнело, в доме стало холодно, а Лайфорд так и не пришел. Закинув побольше дров и укутавшись в шубу, я устроилась у камина с топором в руке и думала. Слишком много странностей не только со мной. С ним тоже. Он повел себя неадекватно днем, выбежав на улицу почти голым только потому, что опять что-то унюхал во мне? Или была другая причина, но я не поняла, а он не стал объяснять. Когда вернулся, молча взял рюкзак, обулся, схватил куртку и сообщил, что собирается на охоту, и я ни при каких обстоятельствах не должна покидать дом. Я пообещала ему, но мое обещание распостраняется только на этот день.

Посмотрела на настенные часы — до полуночи оставалось сорок минут. Я сойду с ума за это время, если он не вернется. И на какую охоту, спрашивается, он ушел без своего топора? С той сумкой. Если бы он оставил ее, я бы точно порылась в его вещах. А так… Остался только блокнот. Он лежал на полу, и недорисованное лицо Марины словно звало. Я даже не верила, что действительно вспомню, если завершу портрет. Это звучало как бред. Но если предположить, что так и будет, я уже не была так уверена, что хочу вспоминать. Вернее, еще днем не хотела. Я начала верить в слова Лайфорда, что его, этого домика посреди вечной зимы и нашего с ним настоящего мне хватить с лихвой. И вовсе не обязательно впускать в эту идиллию мое или его мрачное прошлое. Но мы ведь оба обманывались. Прошлое рвало на части, без понимания себя невозможно двигаться вперед. Кто я? Кто он? Кем мы будем, когда воспоминания настигнут? Ведь они по закону жанра сделают это в самый неподходящий момент, ударят ножом в сердце, когда я не буду готова.