Страница 18 из 251
Рыжее солнце уже откатилось за горизонт и черные "шерстяные дома", закрытые на ночь полосатыми тентами, почти слились с песками. Чуть поодаль мирно дремали привязанные к шесту верблюды - темный и белый.
В "женской комнате" было в меру прохладно. Яркий ковер с прихотливым красно-черно-белым узором приятно щекотал босые ноги. Атени курила кальян, пребывая в том странном состоянии между сном и явью, в котором к ней, иногда, приходили боги и духи.
Иногда это были "правильные" боги и духи, иногда - нет. Атени не различала их, да и не стремилась. Ее делом было - передать очередное озарение нынешнему калафу, царю племени ниомов. А уж как он распорядится знанием - то не ее головная боль.
Атени считалась глубокой старухой - уже тридцать шесть, очень много для Видящей. Она и выглядела старухой: седые волосы, заплетенные в ритуальные десять кос, спрятанных под узорный платок, морщинистая кожа, сожженная здешним, безжалостным солнцем, пальцы, скрюченные от прялки. Дар видящей - да четыре чудом сохранившихся зуба это все, что удерживало Атени от путешествия "на черном верблюде за край ночи".
Она этого не боялась. Устала бояться. Надоело. Да и кальян сыграл свою роль. Речь ее все чаще бывала бессвязной, а мысли разбегались, как потревоженные скорпионы. И были, порой, такими же ядовитыми.
Калаф вошел не пригибаясь - дом Атени был высок.
- Здравствуй, - бросил он, пытаясь сообразить, в каком настроении Слышащая.
Атени подняла на него глаза, подернутые пленкой катаракты. Усмехнулась.
- Здравствуй, Ведущий.
- Я принес в жертву трех рабов и козу.
- Знаю.
- Что сказали духи?
Атени потрясла головой, словно в ухо ей залетела пчела.
- А что ты хотел услышать, Ведущий?
- Благоприятен ли завтрашний день для начала задуманного мной, - обстоятельно сообщил он.
Атени прикрыла глаза... Можно было этого и не делать, она уже давно была почти слепа - это участь всех Слышащих. Духи дают возможность слышать, но в уплату забирают что-то столь же важное.
Калаф терпеливо ждал. Он знал, что Атени нельзя торопить, иначе полубезумная старуха может и вовсе позабыть не только о чем спрашивал Ведущий, что еще пол беды, но и то, что ответили духи. Наконец она соизволила шевельнуть беззубым ртом:
- Духи ничего не сказали на этот раз, - и раньше, чем калаф вспылил, веско добавила, - они показали.
- Что? Говори, старая ведьма, иначе, клянусь своей нитью, я разрублю тебя пополам, выну внутренности и скормлю собакам!
- Стра-ашно, - сладко и тягуче зевнула Атени.
Если бы калаф не знал точно, что Слышащая давно тронулась умом, он бы заподозрил, что над ним издеваются.
- Говори же, - сказал он намного тише. И - спокойнее.
- Со стороны востока пришел воин в черном шлеме, бросил факел - и пески загорелись. Хичины попытались залить их водой из оазиса, но вода горела тоже...
- Вода горела? Ты все же окончательно спятила! Такого быть не может, вода не горит. Если только... - калаф осекся и сам себе ритуально прикусил язык, чтобы не проговорится. Кто знает, кому пустынные ветра могут нашептать лишнего.
- Спасибо, Атени. Тебе принесут мяса, - сказал он, развернулся и вышел.
Старуха не услышала. Она опять занялась кальяном, покачиваясь из стороны в сторону под музыку, которую играли для нее духи. Ну, наверное, духи - иначе чем объяснить, что больше никто ничего не слышал, как не прислушивался.
Покинув Слышащую, калаф подозвал троих мужчин, одного весьма преклонных лет, двоих - чуть помоложе и вполголоса отдал приказ:
- Отправляетесь на рассвете, сопроводите Шекер. У мертвого оазиса встретите караван и присоединитесь к нему. С собой возьмете... по два десятка воинов, хватит.
- Духи сказали, что день благоприятный? - переспросил старший.
- Того не знаю. Темное предсказание. А только ждать нельзя. Кто-то знает о нашей находке. Как бы не опередили.
Оказавшись в границах своего походного двора, калаф свернул к дому, выделенному Юмшан и ее выводку. Там еще не спали, младшая жена ложилась поздно. Дел у нее было много, как и у любой младшей.
Но калафа она приветствовала как полагалось - опустилась на колени и поцеловала землю у его ног.
- Шекер зови, - распорядился он, - а сама со своими дурами убралась в дальнюю комнату и уши закрыла. Уйдет из дома хоть звук - всех по шею в пески вкопаю и оставлю так.
Пятясь задом, Юмшан убралась вглубь шерстяного дома, а через несколько мгновений перед калафом предстала юная девушка, закутанная в светло-серые покрывала по самые глаза.
Ведущий смотрел на нее долго, пристально, испытующе. Она не поднимала глаз, но и не дрожала. И ни о чем не спрашивала. Хотя это, как раз, было по обычаю. Дочь пустыни никогда первой не заговорит с мужчиной.
- Раздевайся, - в четверть голоса приказал калаф.
Девушка его порадовала. Услышав странный приказ отца, она не промедлила и мгновения. Быстро, но очень изящно освободилась от всех семи покрывал, уронив их по очереди на ковер, и предстала перед ним во всем ослепительном сиянии своих четырнадцати лет: тонкая талия - руками обхватить можно, уже налитая грудь и широкие, тяжелые бедра. Родит легко...