Написано кровью

Лишняя информация. Барнаби уже в прихожей почуял запах крови. На лестнице запах усилился, и желудок старшего инспектора, с которым и так сегодня обошлись жестоко, взбунтовался, предчувствуя недоброе.

Маленькая спальня была полна народа. Как всегда на месте преступления. Трое мужчин, одна женщина, у всех на руках перчатки, на ногах бахилы. Фотограф. Тело мужчины в махровом халате лежало между постелью и платяным шкафом, ногами к двери, головой, вернее, тем, что от нее осталось, к свисающему с постели одеялу.

— Орудие нашли? — Барнаби остановился на пороге, не притрагиваясь к двери и не входя в комнату.

Ему предъявили тяжелый подсвечник, испачканный в крови, с клочками волос, уже упакованный и снабженный биркой.

— А где доктор?

— В кухне, инспектор, — отозвался фотограф, кудрявый молодой человек с жизнерадостной улыбкой, которую не погасила даже его профессия. — Приятно для разнообразия увидеть солнце.

Едва Барнаби вошел, Джордж Буллард, сидевший за кухонным столом с какой-то женщиной, быстро вскочил. Он вывел Барнаби и Троя обратно в прихожую.

— Там не поговорить, — пояснил он. — Свидетельница в ужасном состоянии.

Они стояли, сбившись в кучку, посреди коридорчика, такого узкого, что в спину Троя упиралась ручка двери, ведущей в нижнюю гардеробную.

— Предвосхищая ваш вопрос, скажу: это случилось между одиннадцатью вечера и часом ночи. Возможно, чуть позже, пока точнее определить не берусь. Тому, кто это сделал, здорово крышу снесло. Сильнейший удар в середину лба. Одного этого хватило бы, чтобы прикончить жертву, но ее и дальше били…

— Да, Джордж, я видел. То есть один на один, лицом к лицу?

— Именно так. Никаких военных хитростей. — Доктор допил чай и отдал чашку Трою. Потом снял с перил свое пальто. — По-моему, вообще никакой борьбы не было.

В маленькой прихожей скопилась туча народу, потому что приехала команда технической видеосъемки, и Джордж Буллард, закончивший здесь свои дела, поспешил выскользнуть из дома. Барнаби и Трой отступили в кухню, где несчастную, обнаружившую труп, утешала сотрудница полиции. Было сильно накурено, и ноздри Троя благодарно дрогнули.

Когда Барнаби впервые услышал фамилию Банди, воображение лениво соткало образ пышки средних лет, словно сошедшей с карточки к настольной игре «Собери счастливую семью». Накрахмаленный фартук, пухлые руки в муке по самые локти с ямочками. Болтлива, несколько назойлива, но при всем том доброе сердце. Из тех, что ради вас в лепешку разобьется.

Теперь он увидел худую особу лет тридцати от силы, в клетчатом, розово-белом нейлоновом переднике, доходящем до колен, с хвостами, как у мужской рубашки, леггинсах и черном джемпере-поло. Она крепко обхватила руками предплечья, прижав их к плоской груди; ее длинные острые ногти прямо-таки впивались в тело. Барнаби подозревал, что стоит ослабить хватку, как ее начнет сотрясать неудержимая дрожь. Лицо миссис Банди пребывало в постоянном движении: она часто моргала, кривила губы, мотала головой, как будто пытаясь вытряхнуть из сознания нечто ужасное.

Барнаби сел за стол. Трой отодвинулся, пристроил свой блокнот на столе рядом с раковиной и снял колпачок с шариковой ручки.

— Миссис Банди…

Она уставилась в свою чашку, в лужицу тающего сахара.

— Для вас это, вероятно, ужасное потрясение.

Последовала очень долгая пауза, потом тщательно накрашенные губы произнесли беззвучное «да». Она кашлянула, повторила свой утвердительный ответ, а после едва слышно прошептала:

— Я никогда раньше не видала мертвых.

— Да, это ужасно, — кивнул Барнаби. Он сосчитал до пяти, выждал еще немножко. — Вы в силах помочь мне? Сможете ответить на пару вопросов?

— Не знаю. — Она отпустила предплечья и, дрожа, потянулась к золотистой пачке «бенсонз суперкинг», лежавших рядом с почти полной пепельницей. Прикурила, достав зажигалку из кармана, глубоко затянулась, прикрыв глаза, и выдохнула. — Наверх я больше не пойду, — прорезавшийся хриплый голос забрался слишком высоко и сорвался, — нет, только не в ту комнату!

У нее за спиной Трой закатил глаза, иронизируя над таким накалом страстей. Ему удалось поймать взгляд женщины-полицейского и заговорщически ей подмигнуть. Но та в ответ взглянула холодно.

— Нет-нет, конечно, нет! — поспешил успокоить Барнаби. — На самом деле меня гораздо больше интересует происходившее до того, как вы нашли мистера Хедли.

— А-а… — Она немного успокоилась, но слегка удивилась. — Вы хотите сказать, пока я сюда ехала? Я приехала на автобусе…

— Скорее, когда вы подошли к дому, миссис Банди. Вы не заметили чего-нибудь необычного?

— Чего «необычного»?

«Солнышко, если бы мы знали чего, тебя бы не спрашивали, — про себя сказал Трой. — Так они целый день будут ходить вокруг да около». Он с вожделением воззрился на блестящую пачку, в которой уже недоставало семи сигарет, и подумал, что мог бы прикончить оставшиеся.

— Ну, ворота были широко распахнуты. Значит, почтальон заявлялся. Он ни за что не желает закрывать их, хотя мистер Хедли даже надпись повесил. Так что я закрыла ворота за собой, пошла по дорожке и… Вы вот говорили, что-то необычное? Так я сразу заметила, что занавески до сих пор задернуты. Внизу, в холле, и в спальне мистера Хедли. Ну, я такая вхожу…

— У вас свой ключ?

— О да, — подтвердила она с трогательной гордостью, — все, у кого я убираюсь, дают мне ключи. Но дверь-то была заперта изнутри на задвижку. Я минуту постояла, не знала, что делать, потом решила сунуться с черного хода. Дернула кухонную дверь, без особой надежды. Замок там не ахти, но шпингалеты, верхний и нижний, намертво запирают. Однако же, подняв наружную задвижку, я открыла дверь и преспокойно вошла.

— Сразу открыли?

— Да. Я вхожу, значит, и кричу: «Привет!»…

— А почту вы видели, миссис Банди?

— Кстати, вот теперь, когда вы напомнили… нет.

— Продолжайте.

— Я надела передник…

— Вы принесли его с собой?

— Нет. Он на плечиках висит, в кладовке, где швабры. Там же и косынка, от пыли. — Она коснулась волос, соломенного цвета сооружения на голове, начесанного, залитого лаком, обесцвеченного, в общем, безвозвратно загубленного. — Потом я увидела, что он не только не завтракал, но и стол даже не накрыт. Ну и занавески задернуты, и все такое. В общем, я забеспокоилась, не заболел ли он. Растерялась, вообще-то, честно сказать. Я не любила подниматься наверх, пока он не встал. У меня муж такой, знаете, подозрительный, а с другой стороны, не могу же я приступить к уборке, не зная, есть кто в доме или нет? Ну, вы понимаете.

— Конечно, — согласился Барнаби, — очень даже понимаю.

— Ну и… — Вот она, кульминация страшилки! Женщина снова обхватила руками предплечья и вонзила в себя ногти. — Я подошла к его двери…

— Дверь была открыта?

— Да.

— Свет горел?

— Да! — выкрикнула миссис Банди и ударила себя кулачками по лбу, охваченная ненавистью к воспоминанию. — О-о! Убить себя готова за то, что потащилась туда. Запах… Я по запаху должна была догадаться. И что бы мне не спуститься вниз и не позвать кого-нибудь? Но в такие моменты ведь не думаешь, правда?

— Конечно, дорогая, — заверила ее женщина-полицейский.

— Я теперь никогда его не забуду! Знаю, что не забуду. Никогда. До конца моих дней.

Барнаби подумал, что, возможно, она права. Конечно, картина со временем поблекнет, но будет всплывать снова и снова, тысячу раз. Да, плохой день выдался у миссис Банди.

Она уже успела мысленно переместиться в кухню. Но Барнаби пришлось скрепя сердце вернуть ее наверх, в спальню.

— Вы до чего-нибудь дотрагивались в комнате?

— Господи! Да вы что, в самом-то деле! — Впервые в ней проснулась энергия. Она была возмущена. — Да я рванула вниз, только пятки сверкали.

— Но вы видели…

— Я видела его. И это все, что я увидела. Мне одного взгляда хватило, и я давай бог ноги. Всё? — Она перегнулась через стол, и ее лицо оказалось в нескольких дюймах от его лица. Барнаби понял, что свидетельница сейчас либо ударит его, либо разрыдается.