Страница 2 из 14
Олег улыбнулся и взял с подоконника книгу. Первые же предложения немного утишили тревогу, но сосредоточиться все равно не получалось. Буквы разбегались, слова сливались и теряли смысл.
Мужчина прикрыл глаза. Музыка сразу заиграла громче. Мелодия опутала его и осторожно повела в темную тишину, где не о чем и незачем было думать.
Ему снилась Ната, голышом щеголявшая по кухне. Она говорила, что скоро умрет и что Тумнус должен быть сильным, не киснуть и почаще играть на свирели.
– И ты должен обязательно жениться на какой-нибудь дуре.
– Почему на дуре?
– Я хочу, чтоб ты любил только меня. Ты ведь меня любишь? Вот. А дура этого не заметит.
На все его приставания она произносила пространные речи о воздержании, предстоящем ему после ее, Наташиной, смерти, к которому нужно готовиться. И лучший путь борьбы с соблазном – столкнуться с ним лицом к лицу, и мужественно отвернуться.
Откуда-то появились тонкий и толстый проводники. Наташа, все такая же голая, поила их чаем. Оба гостя пожирали глазами ее наготу, а Ната подмигивала им и игриво поводила плечами, словно Олега и вовсе там не было. Лоб зачесался. Он почувствовал, что у него начали расти рога. Заглянув под стол, он обнаружил вместо своих человеческих здоровенные мохнатые козлиные ноги.
Олег вскочил с дивана и энергично растер лицо, пытаясь смахнуть остатки неприятного сна. Медленно пришло ощущение, что проснулся он не сам. В этот момент в дверь несколько раз позвонили – коротко и нервно. От мерзкого дребезжания Олег окончательно проснулся. Встать сразу не вышло – ноги затекли. Морщась от электрических покалываний и опираясь на столы-стены, он потащился открывать.
За дверью стояла миниатюрная девушка. Одета она была не по погоде – легкое пальто, юбка выше колена и декоративные сапоги-чулки. Губы посинели, и даже помада не могла этого скрыть. Волосы от талого снега висели толстыми прядями. Она едва не плакала.
Олег втащил ее в квартиру.
– Вы что – дура?
Девушка распахнула на него свои огромные глаза, выпустила из рук сумку и папку, шлепнулась попой на пол и разревелась.
– Я не дура! Я смотрела прогноз. Что мне с собой, шубу брать надо было? Обещали – «прохладно»… Я не дура. Это же… свинство какое. Люди же их слушают. Ну, вот как?
Олег ошалело смотрел на ревущую девушку, не зная толком, что делать. Она все не унималась. Он покосился в комнату. Масштаб карты стал минимальным. Точка мигала в его подъезде. Значит, проводник. Он никак не ждал женщину. Вот и все. Ему умирать, а плачет она. Фантастика! Н-да. Он улыбнулся, и тут же сконфузился. Девушка все еще рыдала. Она была похожа на ребенка, ударившего коленку. Собственно, в дочки она ему и годилась. Ну, может, чуть старше подходящего возраста. «Хотя, если бы Танька тогда не сделала аборт…»
– Ну, что ты ревешь, дуреха, – он опустился на пол рядом с ней и погладил по голове. – Давай раздеваться, пока не заболела.
Пальцы гостьи окоченели и не слушались, и Олег помог ей расстегнуть пальто и снять сапоги. Она продолжала жевать какие-то слова сквозь слезы и всхлипы. Сначала не могла добраться до аэропорта, потом промерзла там, пока ждала самолет, который все время задерживали из-за снегопада и наледи, и к нему, Олегу Николаевичу, чуть ли не пешком добиралась, потому что деньги кончились, а автобус не шел, и телефон сел…
Олег сходил в комнату и нашел Наткин спортивный костюм. Девушка теперь только всхлипывала, пытаясь унять истерику, икотой прорывавшуюся наружу.
– Вот, переоденьтесь. И в ванную.
Пару минут он поливал ее белые ступни едва теплой водой. Когда они порозовели, бросил в ванную все найденные горчичники, заткнул слив и набрал горячей воды.
– Сейчас согреетесь
– С детства ноги не парила, – сказала она, шмыгая носом. – Меня Аля зовут.
Через десять минут Аля сидела на кухне, завернутая в плед, чтоб не остыть. Олег достал водку. Налил обоим, ей – с медом.
– Спасибо вам, Олег Николаевич.
От ее «Олег Николаевич» мужчину передернуло. Он вспомнил, зачем она здесь, и махнул свой стакан. Налил снова, почти полстакана, и опять выпил.
Девушка смотрела с испугом.
– Вы же знаете, кто я, да?
Он кивнул и налил себе еще.
– Потому и пью. Ты, кстати, тоже выпей.
Девушка зажала нос и мелкими глотками выпила свою порцию. Олег беззвучно хохотал, стараясь подавить подступавшую от этого представления рвоту. Морщась и размахивая руками, она схватила бокал и хлебнула чаю. Кипяток обжег язык, и Аля подавилась. Олег налил ей воды.
– И что теперь? – она снова смотрела исподлобья, затравлено.
– Не знаю. Это же ты проводник.
Олег улыбнулся.
– Вы добрый. И внимательный. А что у вас с рукой?
Олег поморщился.
– Как вас занесло на такую работу?
Аля понимающе кивнула.
– После аспирантуры. Было интересно. Так необычно. То есть, такого же не ждал никто, да? – ее глаза загорелись. – Голод, нехватка воды и топлива, и прочие прелести перенаселения спрогнозировали, а то, что Смерть перестанет успевать, устанет – кто бы мог подумать, да? Это было очень интересно!
Олегу стало неуютно.
– Смотреть, как люди умирают?
– Нет. Вы уже в возрасте, а как подросток. Задеть пытаетесь. Я же не убиваю никого, – выпалила она и осеклась. И снова затравленный взгляд. С минуту она молчала. Олег не перебивал. Поднялся и закипятил чайник.
– Мы переводим. Ничего аморального в этом нет. К тому же, у нас только плановые. Вот вы. Я когда к вам ехала, мне так стыдно было опаздывать. Думала, раз вы такой молодой, ну не то, чтобы молодой. Не знаю, как сказать, – она покраснела. – Думала, вы, может, от болезни умираете. И вам плохо. И надо побыстрее, а я не могу побыстрее. Рука вот только… Болит? А мгновенными случаями шеф занимается. И вообще… скорее эти карты, вон, как у вас в комнате – вот что аморально и мерзко. Человек жив, а как будто уже умер. Доживает. Хорошо, если дни. А иногда люди так годами… Вот щас восемнадцатилетка какой-нибудь купит себе карту и будет ждать. Сорок лет. Может даже, неосознанно ждать. Или наоборот, начнет куролесить и гадствовать, чтоб «времени не терять».
– Так вы же эти карты делаете, – не выдержал Олег.
– Не мы! Не мы! – закричала она, но быстро успокоилась. – То есть, мы, конечно. В договоре пункт со звездочкой был. А шеф вымотанный был. Да и не читает уже без очков. Возраст. А там буквы мелкие – не заметил. Скотство это. Но теперь он обязан предоставлять данные. Думаете, ему это очень нравится? Это бесчеловечно!
– Вы… видели его?
– Шефа? Нет. Никто не видел. Его чувствуешь. Увидеть его можно только однажды. Да и то – теперь не всем. И говорит он скорее внутри головы… Вроде телепатии. У вас поесть нечего?
Олег нарезал бутербродов, достал яблоки и старые конфеты. В голове шумело от водки, и готовить совсем не хотелось.
Аля набросилась на еду, словно три дня не ела. А может, от водки аппетит проснулся.
– Как это будет? – спросил он, когда Аля закончила и откинулась на спинку дивана.
Девушка покраснела, а потом снова разревелась.
– Аля, перестаньте, пожалуйста. Выпейте лучше. Все ж хорошо.
Девушка замотала головой, но протянутую рюмку взяла. Олег заранее протянул ей воды.
– Как?
Аля поднялась и принесла из коридора свою папку. На стол лег исписанный лист пергамента. Текст был на латыни.
– Это надо подписать.
– И все?
– И все.
– Хм. А если… кто-то вообще соглашается?
Аля кивнула.
– Когда болеют, соглашаются. Это цивилизованный вариант. Для отчетности. Бюрократии привычней с бумажками. Есть запасной.
Она достала маленький пузырек, заткнутый пробкой, и протянула Олегу. Внутри горел бело-голубой светляк.
– Просто открываешь его, и душа сама туда… всасывается. Этот уже полный. Но это…
– Это душа?
Аля кивнула. Олег завороженно разглядывал пульсирующее нечто внутри склянки.
– Понятно. Ну что, – он вернул пузырек Але и грустно улыбнулся. – Давайте ручку.