Земля без радости

И тут видение странно изменяется. Я словно бы мчусь вверх по этой шахте, все выше и выше, все ближе и ближе к заваленному камнями... Вот я уже совсем рядом... ослепительная вспышка, перед глазами одно только холодное белое пламя, и я вновь проваливаюсь в Ничто.

— Ах-с-с, мас-с-стер, ты уверен, что это здес-с-сь?

— Уверен, Хисс, уверен. Перестань дрожать, а не то я откручу тебе твой дурацкий хвост!

— Ах-с-с, мас-с-стер, не надо, не надо! Мой хвос-с-ст! Он такой...

— Такой сексуальный, ты хочешь сказать? Верно, без хвоста беднягу Хисса не подпустят ни к одной юбке. Кому нужен бесхвостый ходячий змей!

— Мас-с-стер, ты с-смеешьс-с-я! Не с-с-следует никому с-смеяться над с-старым Хис-с-сом!

— Да ты никак, ха-ха, вздумал мне грозить, старина?

— Грозить?! Ах-с-с! С-старый Хис-с-с никому не грозит. Он только предупреждает-с. С-срок моей с-служ-бы у твоего батюшки, мас-с-стер, подходит к концу. А там... кто знает-с-с?...

— И ты решил, старина, что получишь жезл и сможешь вмазать мне по первое число, поскольку батюшка не питает ко мне особенно добрых чувств?

— Ах-с-с!

— Ладно, замнем для ясности. Мне все равно, что ты будешь думать, старина. Это твое последнее задание. То, за чем нас послали, должно быть у моего батюшки. Тогда ты получаешь свой жезл, а я...

— А что же попрос-с-сишь ты, мас-стер?

— Что, не терпится узнать, червяк-переросток? Так вот, я откажусь от наследства и попрошу сделать меня обычным бессмертным, навеки обезопасив от твоих, старина, происков.

— Мас-с-стер, мас-с-стер, с-с-старый Хис-с-с с-ска-зал много сгоряча.

— У тебя же холодная кровь, приятель.

— Я инос-с-сказательно!

— То-то, что инос-с-с... Доставай заступ и начинай рыть. Заклятья здесь не работают. Предупреждаю, времени мало, а земля каменистая. Если бы ты не стал гоняться за теми ящерицами, громко упрашивая их предаться с тобой любви на перинах из тины...

— Ах-с-с! Ну должен же с-с-тарый Хис-с-с иметь хоть немного развлечений в этих ужасных и гиблых краях!

— Должен, должен... смотри, провалим из-за тебя все дело — пеняй на себя. Еще сто лет в рабстве проведешь.

— Повинуюс-с-сь, мас-с-стер!

— Давно бы так.

На обугленном, заваленном почерневшими костяками склоне Холма Демонов стоял высокий худощавый мужчина средних лет в простом сером плаще с откинутым на спину капюшоном. Загорелое лицо, черты резкие, густые брови, холодный взгляд с прищуром. Его едва ли можно было назвать «широкой души человеком», этого странника. Тонкие губы плотно сжаты. Ни вещей, ни оружия, и, собственно говоря, неясно, как он вообще сюда попал — не пришел же пешком, в самом-то деле? Мужчина внимательно осматривал наглухо запечатанную предсмертным колдовством Эльстана пещеру. Мало-помалу взгляд его сделался совершенно ледяным.

— Именем Вечного Короля!... — пробормотал он, несильно пнув пару раз одну из передвинутых чарами гранитных глыб. — Ишь ты, имени Короля не пожалел! Мальчик, мальчик, что же ты наделал! — Лицо человека приняло выражение крайней досады. Повернувшись спиной к заваленному входу, он неспешно зашагал вниз по склону.

Он достиг уже края леса, когда от недавно покинутого им места донесся резкий свист. Человек в сером плаще обернулся.

Вершину Холма Демонов стремительно окутывала иссиня-черная дымная туча. Странник остановился и, скрестив на груди руки, принялся наблюдать. На тонких губах появилась мрачноватая усмешка, словно он хотел сказать: «Ну, теперь-то вы у меня попляшете!»

Облако внезапно и резко поднялось, словно его тянули к небесам невидимые канаты. На Холме осталось стоять пять женских фигурок, облаченных в ярко-алые свободные одеяния. Вокруг головы одной из них плясали языки пламени, образуя нечто вроде огненной короны. Коронованная резко вскинула руку, указывая на странника. В руке женщины появился тонкий огненный меч.

Странник ждал, задумчиво склонив чуть набок голову.

Никто из Смертных не смог бы понять, как вышло, что все пятеро воительниц разом оказались подле человека в сером плаще.

Они были красивы, эта пятерка, той страшноватой красотой, что свойственна убийственному оружию. Узкие лица, узкие глаза, бескровные губы, впалые щеки... и у каждой по пламенному клинку в руках. Предводительница же приставила острие своего оружия к самому горлу мужчины — так, что серый плащ даже задымился.

— Наконец-то, — медленно произнесла она. — Моя ловушка сработала. Ты бросился на помощь к этому волшебнику-недоучке, как я и рассчитывала! Наконец-то! — Лицо ее исказила ненависть. Глаза метали молнии, губы кривились, казалось, она вот-вот пронзит не знающим преград мечом шею противника.

— Великая Кера, ну разве достойно тебя убить безоружного? — спокойно осведомился мужчина, ловко сбивая едва занявшееся на плаще пламя. — Разве ты не видишь, что я один и что у меня голые руки? Этим ли ты хотела похвастать перед сестрами?!

— Убить?! — Кера демонически расхохоталась. Человек в сером чуть улыбнулся — подобные же интонации ему доводилось слышать у дешевых балаганных актрис. — О, подобная кара стала бы для тебя благодеянием. За мою поруганную честь ты ответишь совсем иным. Ты станешь моим рабом! Я проведу тебя через зоны терзаний и унижений!... Ты будешь каждой дичью мира, которую настигает хищник; ты будешь каждым ограбленным, обманутым, униженным, пытаемым, растерзанным существом этого проклятого мира!

— Какие замечательные слова, — очень серьезно сказал мужчина. — Жаль только, тут нет зрителей, чтобы их оценить, кроме твоих огненных призраков.

— Я нуждаюсь только в одном зрителе — самой себе! — последовал пылкий ответ. — О, как сладка моя месть! Видеть тебя, могучий Рагнвальд, беспомощным, униженным, полностью в моей власти! На колени, червь! Ты будешь лизать мои сапоги, моля о снисхождении.

Тот, кого назвали Рагнвальдом, вновь чуть заметно улыбнулся.

— Разве нам было плохо вместе, Кера? Разве я оказался несостоятелен как мужчина? Разве давал я тебе какие-либо клятвы или обещания?... А если ты хочешь позабавиться поединком, давай! Меня это развлечет тоже. И, знаешь, даже хорошо, что здесь нет зрителей. Иначе ты неминуемо прикончила бы их всех, чтобы не осталось свидетелей твоего поражения.