Покалеченная весна

Кириллов вместе со своими бойцами ужинал.

– Что он к этой каше привязался? Время есть, не бежим никуда. Взял бы да щец хороших наварил. Эх, как жинка моя щи варит, не опишешь сразу, – зажмурился и довольно улыбнулся дядя Миша.

– К комбату обратись. Он слова подберёт. Вон как загибал на построении.

Вся рота поддержала дружным смехом.

– Аппетит испортил, зараза. Дай хоть помечтать.

– Хватит вам зубоскалить, – перебил их Кирилов, – Егор пропал куда-то.

– Что ему сделается? Наверное, опять животину какую-нибудь преследует.

– Не всё так просто. Им политрук интересовался. На чай приглашал. Не надо напоминать к чему это ведёт? Все в курсе?

– Что он, пацана судить за шалость будет, не такая же он скотина?

– Дай Бог, чтобы я ошибался, – сказал Пётр.

Подошёл боец из пехоты и отозвал в сторону командира.

– Вам передали, что Егора под арест посадили. Всё-таки крестник ваш. Может, успеете ещё.

– Успеем, успеем. Спасибо, браток. Может табачку отсыпать или ещё чего? Тушёнка трофейная есть. Сейчас принесу.

– Не надо, Петр Григорьевич.

– Знаю я как не надо. Сам этой кашей давлюсь. С мясом вкуснее будет.

Пехотинца наградили гостинцами и отблагодарили.

– Ну? Что теперь? Не такая, говоришь, скотина? Такая и есть.

– Вот сволочь, – прошипел Николай.

Кирилов быстро привёл себя в порядок.

– Я к комбату. Надо делать что-то, а то увезут, тогда не вытащишь. Эх, ну и тварь этот майор, натерпимся мы ещё от него, вот посмотрите.

Кириллов быстро шёл, почти бежал к штабу. По пути заскочил к сараю, где держали арестантов.

– Ты здесь, дитё не разумное? – спросил он в тёмную дверную щель.

– Здесь. Товарищ старший лейтенант, он говорит, что я специально всех отвлекал и поэтому на берёзу полез. Потом намекал что я диверсант. Не правда, это. Не верьте ему. Как же я могу? Ведь вы меня с того света вытащили. Я же за вас…

Голос парня был сдавлен. Понятно, что еле сдерживается. От боли бы он не заплакал, натура не та. А вот от обиды, что оболгать его пытаются, тут и взрослый мужик разрыдаться может.

– Он сам всё говорил. Я даже слова не успел вставить.

– Твою ж мать, вот сволочь. Хуже фашиста. От тех хоть знаешь чего ожидать, а эта вражина в штабе засел. Его самого к стенке надо, тварь поганая. Не бойся. Комбат мужик понятливый. Может, повезёт.

Старлей побежал дальше и влетел в землянку.

– Товарищ комбат, что же эта падла делает?

– Ошалел, что ли? – перебил его подполковник.

– Вохров Егора арестовал.

– За что?

– За то, что он на берёзу залез якобы отвлекать всех и понизить бдительность. В общем, диверсия, не меньше.

– Там каша с поганками на ужин была? Я не пойму.

– Правду говорю, Александр Николаевич.

– Утром разберёмся.

– Увезут его.

– Не увезут без моего ведома. А то, что под арест поместили, это даже хорошо. Ничего не натворит. Может, начнёт понимать, детство кончилось. Пора головой думать, а не задницей. Пусть осознает своё положение. Ещё раз так влетишь ко мне, сам неделю в сарае сидеть будешь. Не посмотрю на твои боевые заслуги. Война войной, а порядок должен быть. Распоясались как колхозники.

– Виноват. Просто испугался за парня.

– А то ты один беспокоишься. Никому больше он не нужен, – саркастически подметил Никонов, – воспитывать надо, а не играться.

– Так точно.

– Прилетел как квочка за цыплятами. Придёшь, будем выяснять, кто диверсант. Свободен.

Кириллов шёл к себе в расположение, держал фуражку в руках и тихо матерился. Ситуация была хреновая и чувство на душе тоже. Он переживал из-за происходящей несправедливости и неоправданной жестокости. Зачем это всё? Он не понимал. Майор был готов отдать под военный трибунал мальчишку по надуманному обвинению, лишь бы выслужиться и получить благодарность от начальства. Бред. Не должно быть так. Как в дурном сне.

– Как дела, командир? – спросил вышедший на встречу Николай.

– Сидит наш арестант. В диверсии подозревают.

– Чего?

– Того, политрук проявил бдительность и поймал.

– Егора?

– Его самого.

– Как действовать будем? – скидывая с плеча ППШ, поинтересовался боец.

– Отставить. Рехнулся совсем? Никонов сказал, пусть до утра там побудет, о жизни своей подумает. В воспитательных целях, в общем.

– Ну, до утра пускай. Может просветление наступит. А то живёт как потерянный, не осознаёт, чем его детские игры оборачиваются. Пусть лучше сейчас, когда помочь можно и не всё ещё плохо.

– Согласен. Пошли отдыхать. Завтра трудный день. Как бы на марш не отправили, а то трендец.

Сын полка сидел в арестантском сарае и действительно думал о своей судьбе. Как так получилось, что из пустяковой ситуации Вохров сумел вывернуть дело об измене родине?

Кирилов не спал всю ночь, лишь иногда проваливаясь в полудрёму. Только небо стало светлеть, он побрился, начистил сапоги и ждал рассвет.

Солнце неспешно приближалось к верхушкам деревьев. Не дождавшись полного восхода, старший лейтенант пошёл к Егору.

– Стой, кто идёт? – подал голос часовой.

– Не кричи, служивый. Командир разведроты.

– Я узнал.

– Зачем тогда голосишь? – Пётр подошёл ближе.

– Так положено.

– Если бы я сказал, что это Любовь Орлова или Утёсов, не узнал бы?

– Ну, скажете тоже, – замялся солдат.

– Не надо никому знать о моём визите. Понимаешь?

– Так вам здесь быть и не надо. С меня семь шкур спустят.

– Не спустят. Я быстро, – разведчик подошёл к двери.

– Эй, узник, не спишь?

– Уснёшь тут. Как же. Хоть бы соломы сухой кинули, – отозвался тот.

– Давай, не обживайся. Сегодня тебя заберём.

– Спасибо вам.

Сын полка слушал наставления Петра, как первоклассник в школе, иногда кивая.

– Смотри, когда разговаривать с тобой будут, не паникуй, а чётко по делу. Ничего, мол, и в мыслях не было. Просто случайно получилось.

– Понял. А вы меня к себе возьмёте? – оживился Егор.

– Тьфу. Ему одно, а он другое. Из-под ареста сначала надо выйти, а ты уже в разведку побежал. Успокойся и головой думай, прежде чем на вопросы отвечать.

– Хорошо.

Кирилов направился к штабу, по пути обдумывая слова, которые скажет в защиту своего крестника. Выражения, в основном, получались бранные, начинавшиеся: Какого …? Что за …? Ещё раз всё прикинув, пришло осознание того, что пусть лучше говорит комбат. Как бы сгоряча, не сделать хуже. Его встретил ещё один пост.

– Стой, кто идёт?

– Так светло уже. Не видно? – с досадой в голосе спросил Пётр.

– Видно. Но порядок, есть порядок.

– Ладно. Александр Николаевич проснулся?

– Уже с рассвета с кем-то связывался, и его вызывали. Не спит точно, – часовой говорил шёпотом.

– Настроение как? – Кирилов тоже понизил тон.

– Я бы лучше подождал чуток. Не стал бы сейчас заходить. Пусть кто ни будь, передо мной трендюлей получит, – усмехнулся солдат.

– Ну, подождём, – вздохнул Пётр.

– Я тебе подожду! Заходи, – неожиданно раздался голос Никонова.

– Есть, – отозвался командир разведроты и вошёл приёмом, которым десантируются из самолёта.

Комбат стоял с только что прикуренной сигаретой и выпустил струю дыма в сторону, прищурив один глаз.

– Пришёл, защитник? Зачем так рано?

– Не спалось что-то.

– Рассказывай подробно, что произошло? Из-за чего паника?

– Я всего не знаю, – Кирилов снял фуражку, – вроде замполит обвиняет Егора в измене родине.

– Больные что ли? – закашлялся Никонов, поперхнувшись дымом.

– Смысл такой: якобы тот специально на берёзу залез и отвлекал всех, понижая бдительность, чтобы смогли пройти диверсанты.

– Бред сивой кобылы. Давай сюда этого «коня троянского». Сейчас сознательность повышать будем.

– Там человек от Вохрова стоит. Боюсь, просто так не отпустит, – замялся Пётр.