Страница 7 из 14
***
Третье задание программиста Эдуарда Горяева было самым сложным. Наверное, потому, что в нём требовалось не только внедрить Мыслин в голову наркомана, но и кое-что отправить в мыслительный центр. Об этом «кое-что» Мирослава сказала ему ещё перед операцией по подсадке электрода в головы.
– Ты должен будешь активировать мыслительный центр у наркомана – наставляла программиста начальница. – Вот эту фразу отправишь туда из Мыслеформирователя.
Эдуард взял в руки листок, протягиваемый ему Мирославой, и прочитал:
– Отправить мысль «КОНОПЛЯ В КАДИЛЕ».
– Почему именно это? – спросил программист.
– Понимаешь, Эдик – начала объяснять начальница. – Наркоманы – это потерянные личности. Их интересует лишь одно – где находится закладка. Ты, кстати, знаешь, что такое закладка на наркоманском языке?
Эдуард замотал головой:
– Нет.
– Тайник с дозой наркотиков, который продавцы психоактивных веществ организуют в разных местах. Так вот, как ты думаешь, к чему приведёт мысль «КОНОПЛЯ В КАДИЛЕ», отправленная в мозг наркомана?
Программист задумался, приложив большой палец к губам:
– Наверное, наркоман решит, что это подсказка о месте тайника. И… И пойдёт в церковь, искать кадило.
– Точно! – Мирослава заулыбалась. – А уж там ему святой отец даст ладану понюхать.
Центр удовольствий в наркоманском мозгу разросся до таких размеров, что перекрывал практически все пути из базы Мыслина в отдел мышления. Единственный открытый канал для отправки мысли «Конопля в кадиле» программист увидел в нейронной цепи, пролегающей через речевой отдел. Туда Эдуард и направил её. Превратившись в зеленовато-красный электроимпульс, фраза понеслась прямо в конечную точку. Не вписавшись в поворот, она застряла в пятом, предпоследнем звене нейронной цепочки речевого центра.
– Блин, не получилось! – раздосадовано произнёс программист.
Воскресный день приближался к полудню. Наркоман в поисках денег на дозу почему-то забрёл в храм. Здесь в это время как раз шла служба. Прихожане разделились на две группы. По левую сторону стояли женщины с преклонёнными головами в платках и шарфиках. Они беззвучно шептали молитвы, поворачиваясь лицом к батюшке, который ходил в центре зала и окуривал его кадилом. С правой стороны от центра стояли мужчины. Они тоже молились. Некоторые прихожане под монотонный голос батюшки преклоняли колени и отбивали поклоны, склоняя головы к самому полу. Около иконостасов по всему храму горели свечи. Наркоман замешкался, остановившись аккурат возле священника. Тот посмотрел на нового прихожанина участливым и немного заискивающим взглядом.
– Проходи, Сын мой! Бог ждёт тебя!
Наркоман в ответ выпалил:
– А вас уже заждался Госнаркоконтроль! Думаете, я не знаю, что в вашем кадиле не ладан, а конопля? Знаю!
Батюшка на выпад наркомана отреагировал спокойно.
– Ты болен, сын мой. Тебя одолели бесы.
Его тихий голос вызвал у наркомана приступ ярости. Прихожане притихли, наблюдая за тем, как посередине храма, прервав службу, схлестнулись силы добра в лице священника и воин зла – наркоман. Батюшка кивнул в сторону одного из иконостасов.
– Она тебе поможет. Иди.
После этого служитель церкви отвернулся, направившись в другой конец храма и продолжая его окуривать. Наркоман опешил от такой наглости, и хотел было догнать священника, чтобы отобрать у него кадило. Его взгляд остановился на иконе, на которую указал батюшка. Она мироточила. Заинтересовавшись ею, наркоман прошёл через весь зал, минуя прихожан, и замер около мироточащего лика. Неупиваемая чаша. Так называлась эта икона. Он стал разглядывать лик женщины в красной накидке, вздымающей руки к небу. Впереди неё в золотой чаше сидел маленький ребёнок. На лицах обоих читалось умиротворение, а малыш, словно повторяя движение матери, поднимал вверх маленькие ручонки. Из глаз женщины текли рубиновые слёзы. Наркоман вглядывался в эти глаза. Глаза Матери. В них было много мудрости и боли.
– Почему плачут иконы? – размышлял наркоман, когда в его мыслительном центре появились первые вспышки зарождающихся электроимпульсов. Программист заметил их. Видимо, отголоски отправленной фразы, застрявшей в глубинах речевого центра, всё же докатились в конечную точку.
Батюшка завершил службу, оставив в зале плотную дымку пахучего ладана. Прихожане разбредались по храму, направляясь к иконостасам. Священник издали наблюдал за наркоманом, робко топтавшимся около иконы. Служитель церкви направился к нему.
– Проси её о здравии и исцелении от болезни, она поможет – сказал он наркоману.
– Почему она плачет кровавыми слезами? – спросил тот.
Священник провёл рукой по своей длинной, косматой бороде и задумчиво произнёс:
– Ну а почему плачут матери, как ты думаешь?
Наркоман замешкался с ответом, а когда он был, наконец, готов, в его мыслительном центре произошёл ослепляющий взрыв от разряда электроимпульсов.
– Матери плачут, потому что о них забывают дети.
***
Король Яцык возвращался к Радуге. Планета, которой ему предстояло править, оказалась ещё прекраснее, чем с высоты Радужного моста. Внутри цветущей горы наверняка кто-то жил. На самой её верхушке виднелся огромный яро-оранжевый цветок с зелёной сердцевиной, из-под которого струился лёгкий дымок. Вокруг этой горы раскинулось каменистое плато, уходящее за горизонт. Сразу за ним начиналась рябиновая роща, которая убегала прямо к кварталу Аистов. Прогуливаясь здесь, кот восторженно наблюдал за красивыми птицами. Их длинные, красноватые клювы торчали из гнёзд, построенных на ветвях могучих дубов. На Земле аисты строили свои домики на крышах человеческих жилищ, а здесь, на Зеркальной планете, облюбовали многовековые деревья. Наверное, потому, что эта планета была Безлюдимой. Аистовый Квартал заканчивался в низине, где протекал морской пролив, соединяющий южную и северную части Зелёного моря. В нём кот увидел странное и огромное существо. Оно лежало посреди пролива, иногда выпуская из спины фонтанчики.
Король Зеркальной планеты спросил бобра:
– Кто это?
– Молодой синий кит. Представляете, Ваше мурчательство, застрял. Ему бы в море вернуться – да пролив слишком уж мелкий. Только и остаётся, что ждать прилива.
– Бедное животное – грустно муркнул кот. – Надо ему как-то помочь. Но как? Эх, жаль, что здесь нет людей… Они бы его вернули в море.
Бобёр фыркнул:
– Люди здесь ещё будут. Причём совсем скоро. Но я не уверен, что они захотят помогать бедолаге. Скорее – убьют.
– Не выйдет у них ничего – ответил кот. – Ведь Король на этой планете всё-таки я. Скажу спасать кита, и люди сделают именно так, как сказано.
– Всё в ваших лапах, уважаемый, всё в ваших лапах – проскрипел бобёр.
Кот с большим сомнением в глазах посмотрел на свои чёрные, лохматые лапы и направился дальше.
Его путь лежал вдоль узенькой речушки. На одном из её берегов возвышался огромный земляной холм, полностью заросший некогда зелёной травой. Сейчас она пожухла от жары, и жёлтоватыми космами обрамляла огромное отверстие на одном из склонов холма. Оно было высотой с человеческий рост. Кот заглянул внутрь и ощетинился. Там была темнота. Король Зеркальной планеты попятился назад и быстро засеменил вслед за бобром, который уже приближался к устью маленькой реки.
Речное устье было водопадом. Он ниспадал далеко вниз и замерзал прямо в воздухе, покрываясь тысячами сосулек разных размеров. Король Яцык посмотрел вниз. От огромной высоты кошачья голова пошла кругом. Ледяной водопад заканчивался в необъятной заснеженной пустыне, сплошь покрытой поблёскивающими на солнце ледниками. Шерсть кота Яцыка от страха вздыбилась, и он на всякий случай отошёл от пропасти, в которую устремлялся водопад.
– Всё, дальше не пойду – сообщил он своему зубастому провожатому. – Там высоко и холодно.
– А дальше и нет ничего – сказал бобёр. – Только льды и снега.
– Ну и ладно – произнёс кот. – Идём обратно, к Радуге. Буду сочинять Устав своей Планеты.