Страница 3 из 6
Все это проходило на фоне небывало возросшей военной активности Крымского ханства. Девлет-Гирей лично возглавил семь походов на Русь (1552, 1555, 1562, 1564, 1565, 1571 и 1572 г.), еще два планировавшихся им похода, в 1556 и 1559 годах, были отменены, а в 1569 году хан принял участие в незадавшейся османской экспедиции на Астрахань. Еще четыре похода (1558, 1563, 1570 и 1573 г.) осуществил его сын и наследник-калга Мухаммед-Гирей, а в 1568 году на «крымскую украйну» приходили другие «царевичи». Таким образом, за 26 лет правления Девлет-Гирей и его сыновья совершили или приняли участие в 13 походах против Русского государства. Такого доселе не было, ибо каждый «царев» приход означал развертывание «по вестем» и соответствующей царской рати на «берегу» со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Стоит ли после всего этого еще раз говорить о том, что возможности Ивана Грозного по ведению политической (любыми средствами) игры на других направлениях были более чем ограничены. Образно говоря, большую часть своего царствования он был вынужден действовать одной только левой рукой, имея при этом еще и пушечное ядро на одной из ног. И можно ли в таком случае вести речь о том, что, воюя с Крымским ханством, Иван Грозный одновременно преднамеренно развязал еще и войну на другом конце своего государства с Ливонией? Кстати, любопытный факт – нанеся поражение шведскому королю Густаву I Васе в 1557 году, Иван продиктовал шведу достаточно мягкие условия мира.
И не стоит забывать о том, что и неразрешенный ни Иваном III, ни его сыном, отцом Ивана IV, Василием III «литовский» вопрос никуда не делся. Конечно, в 1549 году бояре присоветовали молодому Ивану отложить его в сторону, но только лишь на время. Стоит процитировать их ответ на царский вопрос – что делать, если «вотчина наша извечная Киев и Волынская земля, и Полтеск, и Витебск, и иные городы русские многие за королем». Годится ли в таком случае, продолжал царь, «с королем ныне мир вечный делати», если «вперед уже через крестное целование своих отчин искати нелзе», ибо «крестного целования никак нигде порушить» нельзя? Ответ бояр был таким – «вечного мира с королем не делати для доставанья своих старинных вотчин, а взять с королем перемирье на время». Перемирие же это, по их мнению, следовало бы заключить на возможно больший срок с тем расчетом, чтобы «дать людям опочинути и с иными недруги в то время управитися» (под этими другими недругами имелись в виду, конечно же, казанцы и стоявшие за их спиной крымцы). Общее же решение («царь указал и бояре приговорили») было таким: «Учнет Бог жаловати, вперед с крымским дело поделаетца, а с Казанью государь переведаетца ж», а до того «с королем за то крепко стояти и дела с ним никакова не делати». И это решение неуклонно претворялось в жизнь, несмотря на то, что с литовской стороны не было ни малейшего намека на готовность к компромиссу – напротив, позиция Вильно была неизменной, «Вечному миру» не бывать до тех пор, пока Москва не вернет Литве земли, захваченные в конце XV – начале XVI века. А это неизбежно должно было привести, рано или поздно, к новой войне (так, впрочем, и случилось впоследствии).
А теперь снова повторим вопрос – имея на руках большую войну с Крымом и назревающий конфликт с Литвой, мог ли Иван Грозный (кстати, вынужденный время от времени отвлекаться еще и на замирение завоеванной «подрайской» «казанской землицы») замышлять еще и войну против Ливонии? На наш взгляд, нет. Жаль, конечно, что в нашем распоряжении нет документов, которые позволили реконструировать ход мыслей как самого царя, так и его советников, но наблюдения за его политикой в ливонском вопросе оставляют четкое впечатление, что никакой сколько-нибудь серьезной, основательно продуманной, с далеко идущими целями программы действий на этом внешнеполитическом направлении ни у него, ни у Боярской думы, ни у Посольского приказа не было и Москва де-факто плыла по течению вслед за стремительно развивающимися событиями. В этом плане весьма показательна летняя кампания 1558 года, когда после неожиданного падения Нарвы в Москве, решив ковать железо, пока оно горячо, буквально метелкой по сусекам спешно собирали войска для продолжения столь удачно начавшейся кампании и бросали их в бой по частям по мере сосредоточения. А как иначе, если полки уже были расписаны по «берегу» в ожидании набега самого «царя»?
Косвенным подтверждением нежелания Ивана Грозного по полной ввязываться в ливонский конфликт может служить и история с вассальным ливонским «королевством». Казалось бы, после того, как летом 1558 года без особых усилий под руку Ивана попала практически вся Восточная Ливония – Нарва и Дерптское епископство, – что и кто мог помешать ему и дальше продолжить завоевания? Римская империя? Швеция? Дания? Польша с Литвой? Ганза? Никто из них не пришел на помощь гибнущей Ливонии, ограничившись по преимуществу моральной поддержкой и дипломатическим давлением на Москву. Однако Иван де-факто отдал своим победоносным полкам «стоп-приказ», ограничившись тем, что было взято в ходе летней кампании. Более того, после успешного зимнего похода 1559 года, когда еще раз наглядно было продемонстрировано военное бессилие Ливонии, он не стал развивать успех (как в предыдущем году), а пошел на подписание перемирия, поддавшись на уговоры датчан. И когда стало очевидно, что новый магистр и рижский архиепископ готовы перейти под покровительство Сигизмунда II, Иван, вместо того чтобы форсировать усилия по овладению тем же Ревелем и Ригой, начал искать выход из сложившейся ситуации на пути создания вассального «королевства», предлагая стать во главе его то бывшему магистру Фюрстенбергу, попавшему в плен после взятия Феллина летом 1560 года, то датскому принцу Магнусу. Это еще раз подтверждает тот факт, что, судя по всему, Москва до самого последнего момента придерживалась того мнения, что слабая, бессильная, но формально независимая Ливония для нее была выгоднее, чем Ливония, разделенная между русскими, поляками и шведами с датчанами.
Между тем никто и ничто не могло помешать Ивану завоевать Ливонию всю, целиком, «от моря до моря», и в том же 1558 году, и в следующем, и даже в 1560-м. Русское государство в конце 50-х – начале 60-х годов XVI века находилось на пике своей военной мощи, в чем могли наглядно убедиться и Казанское ханство, и Крымское, и Литва. Ливония ничего не могла противопоставить победоносным государевым полкам и царскому наряду, изрядно поднаторевшим в градоимстве и сражениях с государевыми недругами. Никак и ничем не могли (да и хотели ли?) помочь Ливонии и ее соседи – ни Империя, Ни Литва с Польшей, ни Швеция, ни тем более Дания. Чем могла закончиться история большого государева похода в Ливонию, поставь перед собою цель покорения этой земли московский царь, наглядно показывает кампания 1577 года, когда царские войска прошли через всю Ливонию как раскаленный нож через масло. А ведь ни в одном походе против ливонцев, что во время Ливонской войны, что позднее, Иван не выставлял в поле силы, подобные тем или хотя бы похожие на те, что отправлял он на Казань, на Полоцк или, к примеру, против крымского «царя».
Одним словом, ливонская проблема долгое время для Ивана Грозного была лишней, возникшей в самое неподходящее время, когда у Москвы не было ни времени, ни ресурсов, ни сколько-нибудь ясной программы действий на этом направлении. Более того, складывается впечатление, что активизация Сигизмундом II планов по инкорпорации Ливонии в состав своего государства напрямую была связана с его расчетами на то, что Москва, по уши занятая борьбой с Крымом, не сумеет помешать ему решить ливонский вопрос в нужном ключе. И когда в 1557 году, вмешавшись в войну коадъюторов, Сигизмунд вынудил Фюрстенберга подписать Позвольские соглашения, он тем самым застал Москву врасплох, вынудив ее по ходу дела перестраивать свою политику в ливонском вопросе.
Эта импровизированная, не подготовленная заранее политика (без четкого представления о том, какие силы могут быть задействованы, как изменится расстановка внешнеполитических сил в случае вмешательства России – впрочем, а стоит ли ожидать иного, если Посольский приказ явно не владел ситуацией в полной мере, довольствуясь той информацией, которая поступала из Новгорода и Пскова, а там видели лишь часть общей картины) оказалась неудачной. Избежать втягивания в полноценную войну не удалось, и локальный конфликт, который можно и должно было решить быстро, поставив потенциальных оппонентов перед фактом, превратился в полноценную войну сперва с Великим княжеством Литовским, а потом и со Швецией. И это притом, что на протяжении всего этого времени шла полномасштабная война с Крымом.