Страница 4 из 11
– Второй год, – робко и абсолютно без гордости ответил Козлов, пытаясь спрятать глаза от внимательно изучавших его солдат.
– Разведчик? – спросил кто-то сбоку.
– Нет. Только сейчас к вам направили, – сдавленно произнес боец.
Многие в землянке повели бровями, пытаясь предположить, каким образом такой робкий и неуклюжий солдат оказался в разведке. Солдаты оживились. Кто-то спустился с нар вниз. Люди понемногу приблизились к новенькому, чтобы задать ему очередные вопросы, тут же появившиеся почти у всех.
– Сам попросился? – первым атаковал Козлова Егор.
– Нет, – ответил тот очень тихо. – Я ж говорю: направили.
– Может, ты немецкий знаешь? – снова последовала атака с вопросом.
– Так. Чуть-чуть. В школе преподавали, – стеснительно произнес новенький.
– Так ты поэтому у нас! – заключил командир одного из отделений, глядя на Козлова сверху.
– А воевал где? – снова встрял Егор с нужным вопросом, который только начинал вертеться на языке у многих, но сформировался именно у него.
– Ну, под Москвой в контрнаступлении год назад. Потом еще кое-где, – будто бы вытянул из себя ответ новенький, растерянно бегая глазами по лицам разведчиков.
– К нам после ранения попал? – опять прозвучал нужный и точный вопрос Егора, ответ на который был следующим в рейтинге интересов всех присутствующих.
– Да!
– Значит, солдат ты опытный. Повоевал уже. Ранен был. Немецким владеешь. И, поди, десятилетку окончил? – все так же напирал на Козлова разведчик, пытаясь разговорить того и одновременно дать понять всем, что собой представляет вновь прибывший к ним во взвод боец.
Новенький робко заулыбался и, часто моргая, закивал в знак согласия. Он только сейчас решился поднять глаза и посмотреть на сидевшего ближе всех к нему Егора.
– Да, – произнес он чуть слышно.
Где-то на верхних нарах тихо и сдавленно, закрывая рукой рот, засмеялся один из разведчиков. Рядом довольно засопел второй, подмигнув третьему, расплывавшемуся в широкой улыбке.
– Так. Продолжаем разговор, – почесал затылок Егор, пытаясь найти ключик к крайне неразговорчивому, стеснительному и робкому парню, весь вид и поведение которого говорили только о том, что он исключительно случайно, по недоразумению или чьей-то злой шутке оказался в этой землянке.
Будто бы кто-то из штабных внес его в списки личного состава подразделения, для службы в котором данный солдат совершенно не подходил. Как будто вот-вот в землянку к разведчикам войдет командир взвода и уведет его из нее, сказав всем напоследок с улыбкой на лице:
– Ошибочка вышла! Писаря с лесорубом перепутали! Фамилии у них одинаковые.
В довершение к этому взамен неуклюжему Козлову в землянку войдет высокий широкоплечий парень с волевым лицом и огромными кулачищами, прямое назначение которых станет очевидно при первой же вылазке с его участием в тыл врага. Однако этого не случилось. Новичок, как и десять минут назад, улыбался всем с глупым видом, ждал дальнейших расспросов и молчал.
– Закуришь? – Глаза Егора сузились, он кинул хитрый взгляд на Козлова, желая, чтобы парень, которого еле заметно трясло то ли от страха, то ли от волнения, хоть немного расслабился.
– Да, – смешно вытянул тот немного пухлые губы, будто в них сразу же должны были вставить готовую зажженную папиросу.
На стол упал чей-то кисет. Один из разведчиков выложил тонкую пачку аккуратно порванной на кусочки газеты, которую сразу же растащили все присутствующие, чтобы заняться изготовлением папирос-самокруток.
– А ранен где был? – не унимался Егор, решив на потеху остальным и из-за собственного любопытства разговорить Козлова и узнать о нем побольше, тем более что само его присутствие среди разведчиков вызывало у всех только вопросы.
– Под Москвой, – выпустил тот дым изо рта, выдавая в себе тем самым заядлого курильщика.
– Бой был?
– Нет, на марше. Авиация налетела, – оживился Козлов, оправдывая ставку Егора на коллективное дружеское курение.
– А потом? – Разведчик начал жестикулировать, показывая новичку, что от него ждут, чтобы он сам продолжил рассказ о себе.
Тот заулыбался в ответ и по виду немного расслабился, а потом под одобрительные жесты солдат в адрес Егора стал, кивая головой, медленно посвящать всех присутствующих в свою историю. От него все узнали, что Козлову девятнадцать. Что за спиной у него полных десять классов и нереализованное из-за войны желание учиться в техническом вузе. Что до призыва осенью сорок первого года ему пришлось потрудиться в паровозном депо. Что в армии и на фронте он второй год, но в бою ни разу не был и оба ранения получил во время марша к передовой, попав однажды под авианалет, а потом под артобстрел, когда нерадивый командир сбился с пути и вывел маршевую роту не на тот участок. Медленно вытягивая из новичка информацию о нем, Егор, как и все, наконец понял, что высокий и с виду крепкий Козлов был направлен служить в разведку тем, кто не вдавался в подробности его послужного списка и не удосужился расспросить его о боевом опыте и навыках. Его оценили только по наличию двух ранений, а значит, как обстрелянного и опытного солдата, к тому же имеющего полное среднее образование и некоторый уровень владения немецким языком. Последние два обстоятельства выглядели на фоне остального самыми весомыми, потому как во всем взводе больше семи классов образования было только у одного Егора.
Но лишь только старожилы подразделения догадались о том, что именно фамилия новенького бойца, а не все его казавшиеся потешными со стороны качества притянули к нему Егора, в сердце которого еще была жива память о друге, погибшем в самом первом бою. Разведчик часто вспоминал его и рассказывал о том, что жили они в одной деревне, где их родительские дома стояли совсем недалеко друг от друга. Что в сельской четырехлетке учились вместе и вместе проводили время в одной компании после уроков. Что работали на каникулах в одном колхозе и в одной бригаде. Что тот Козлов, которого он потерял в самом первом бою, приходился ему дальним родственником. Что судьба разлучила их на время, когда Егор после окончания школы-семилетки уехал, как отличник, продолжать образование в техникуме под Тулой. А встретились они только спустя два года, перед самой войной, когда Егор приехал домой на каникулы и вновь стал работать в колхозе. А еще через полгода, когда родная деревня была сожжена отступающими гитлеровцами, а для них закончилась оккупация, они увиделись в восемнадцатом запасном стрелковом полку, где вместе прошли курс молодого бойца. А потом вместе, в составе маршевой роты, шли к передовой, неся вдвоем ящик с патронами, лямки которого за время пути едва ли не до крови растерли им обоим ладони даже через суконные рукавицы.
Своего первого боя они вместе ждали в одной тесной стрелковой ячейке, изредка выглядывая из нее, чтобы посмотреть через бруствер на вражескую передовую и широкое поле перед ней, усыпанное заснеженными холмиками, на поверку оказавшимися телами павших в предыдущие дни, во время множества атак, красноармейцев. Не зная, что их ждет впереди, они приняли от взводного и тыловика-старшины по две обоймы патронов, по порции фронтового водочного довольствия. А потом просто сидели и ждали, когда их поднимут и поведут в бой.
Этот самый первый бой потом десятки раз снился Егору в жутких кошмарах. Едва погружаясь в сон, он начинал чувствовать удары пулеметных очередей по барабанным перепонкам. А рядом падали на снег его товарищи, что шли с ним в одной цепи на немецкие окопы. И одна из первых огненных стальных струй будто выбила из строя и смела, прибив к земле, красноармейца Козлова, распоров ему грудь и вырвав из него жизнь. А потом он все приходил и приходил к Егору во сне и жаловался на ужасный холод в открытом поле и продолжающиеся кровопролитные атаки на вражеские позиции. Он будто бы сам подводил друга к своему прикрытому снегом телу и жаловался, что мертв уже несколько дней, а ему все еще достаются немецкие пули при отражении натисков советской пехоты.