Многие мертвы (ЛП)

“Я думаю, эта сучка Лонак уже сказала Тебе, чего я хочу, - сказала женщина, мышцы ее истощенного лица напряглись с явным облегчением, а улыбка стала шире. - Дети у вас там, - продолжала она, указывая на простор. - Отдай их мне.”

“Нет, - сказал Соллис твердым и ровным голосом. Он увидел, как улыбка женщины превратилась в приглушенный смех, а в глазах блеснуло то, что Соллис принял за радостное предвкушение.

“Конечно же, нет, - сказала она. “Даже если это не принесет тебе ничего, кроме ужасной смерти.- Она разразилась хриплым, скрипучим смехом. “Я действительно наслаждаюсь теми редкими случаями, когда нахожу кого-то из ваших людей. Так отчаянно жаждет славы самопожертвования. Так влюблены в миф о собственном героизме. Это всегда такой блаженный момент, когда я смотрю в их глаза в конце, наблюдая, как их иллюзии исчезают, наблюдая, как они плачут и умоляют, как любой другой умирающий и мучимый несчастный. Разве ты не хочешь избежать этого, брат? Отдайте мне детей, и вы сможете вернуться к своей жизни, полной притворного мужества и пустых призывов к духам умерших, которые, уверяю вас, совершенно глухи к вашим мольбам.”

Соллис встретил пристальный взгляд женщины, наблюдая, как ее веселье перешло в непоколебимый взгляд глубокого презрения. Соллис увидел, как покраснели ее глаза, а из носа потекла тонкая струйка крови, напомнившая ему лицо Веркелы прошлой ночью. Искушение схватиться за ножи было очень велико. Расстояние делало бросок трудным, но он был уверен, что сумеет всадить в нее хотя бы один клинок, прежде чем ему придется бежать. Нужно использовать любую возможность, чтобы узнать больше о враге, напомнил он себе, подавляя порыв.

“У тебя есть имя?- вместо этого спросил он.

“Я привыкла, - ответила женщина, пожимая плечами. “Я давным-давно перестал вспоминать об этом. Вместо имени у меня есть цель.”

“И что же это такое?”

- Он меняется в зависимости от места и времени. Однажды я предупредила богатого купца о необходимости отравить его брата. Однажды я шепнула одной королеве о предательстве, которое окружало ее, чтобы ее двор покраснел от крови ее знати. Я убедила генералов обречь свои армии на гибель, а священников-на проклятие своих просителей. И сегодня, брат, я говорю тебе, ясно и честно, чтобы ты отдал детей, или ты и все остальные, съежившиеся в этой куче камней, умрут такой медленной и мучительной смертью, какую я только смогу организовать. И... - она замолчала, облизывая языком губы, прежде чем приоткрыть их, обнажив зубы, окрашенные в красный и желтый цвета. - Я приберегу худшие мучения для сестры с льняными волосами. Ты когда-нибудь мучил красивую женщину, брат? Должен сказать, что это действительно захватывающий опыт.”

- Не надо! - Приказал себе Соллис, от ярости Его руки судорожно сжались. Каждое ее слово ценно. - Но почему?- спросил он, позволив своему гневу окрасить его тон. “Что вы хотите от этих детей?”

“О, разве это не очевидно? Женщина подняла брови в притворном удивлении. “Я хочу увезти их подальше от этих варварских горных дикарей, чтобы они могли расти в прекрасном дворце и наслаждаться жизнью в мире и комфорте в течение всех своих дней.”

Внезапность, с которой все остатки юмора исчезли с ее лица и осанки, была шокирующей, как будто вуаль была сорвана, чтобы показать пустое, невыразительное здание, почти такое же неподвижное, как животные, которыми она командовала. - Хватит болтать, - сказала она уже другим голосом, более глубоким и властным. К тому же изменился и ее акцент: благородная интонация сменилась чем-то, что говорило о далекой стране. Соллис принял бы это за Воларийский акцент, если бы не диссонирующие нотки, которые окрашивали каждое слово, словно два языка говорили одновременно. - Дайте мне то, что я хочу, - сказала она, - или я обещаю вам, что выполню все ваши угрозы.”

- Сомневаюсь, - ответил Соллис. - Элст, зачем тебе понадобилось вести переговоры? Если твои силы так велики, почему бы просто не прийти и не забрать их? Или там есть что-то, чего ты боишься?”

Женщина на мгновение перевела взгляд на протянутую руку, а затем снова посмотрела на Соллиса. Мертвенно-бледное лицо решительно дернулось, оскал то появлялся, то исчезал с побелевших и потрескавшихся губ. Соллис гадал, не сошла ли она с ума и не находит ли слов, но знал, что то, что мучило эту женщину, выходило далеко за рамки простого безумия.

Решив, что он узнал все, что собирался, Соллис повернулся и пошел обратно к выходу. - Кроме того, - сказал он. “Мне достоверно сообщили, что я не должен здесь умирать.”

- Пророчество?!- Это слово было произнесено пронзительным, почти визгливым тоном. Соллис продолжал идти, поддерживая устойчивые ворота, отказываясь поворачиваться. “Это ложь, жалкий тупица! женщина закричала ему вслед, и голос ее был почти детским от ярости и отчаяния. - Знай же, что бы ни сказала тебе эта сука, это ложь! Ты умрешь здесь, Брат!”

Соллис устремил взгляд на простор, испытывая некоторое облегчение от вида своих братьев на стене, по обе стороны от которых стояли изгнанные клинки, каждый лук был готов к бою. Женщина продолжала разглагольствовать, пока он шел, ее разнообразные угрозы переходили в едва понятный лепет.

“Я заставлю тебя смотреть... когда я разорву сестру от преисподней до шеи ... я, блядь, заставлю тебя смотреть - ”

Затем наступила тишина. Соллис остановился, когда обличительная речь женщины оборвалась, оставив лишь слабый стон горного ветра. Подняв глаза, он увидел, что его братья и Лонак опустили Луки и обменялись озадаченными взглядами. Когда он повернулся, то увидел пустой берег реки и увидел лишь слабое темное пятно, когда последний из зверей поднялся на вершину холма и исчез из виду.

“Ты, должно быть, был ужасно убедителен, брат, - окликнул его Оськин, и в его голосе послышались неуверенные нотки оптимизма.

- Нет, - ответил Соллис, продолжая свой путь. “Я не был.”

8

Ворота были опечатаны за несколько часов до наступления темноты. Под руководством Фель-ахкима камни были сложены достаточно высоко, так что наверху оставалась лишь небольшая щель в несколько дюймов. Затем он использовал пять железных контрфорсов, чтобы закрепить барьер на месте, используя болты, извлеченные из разрушенных первоначальных ворот, чтобы прикрепить ржавые кронштейны к стене с обеих сторон.

- Он выдержит?- Спросила Веркела, с сомнением глядя на сооружение.

“Против атакующих зверей-да, - ответил строитель. Соллис заметил, как он старательно сохранял нейтральный тон, не выказывая ни уважения, ни презрения, хотя последнее светилось в его глазах достаточно ясно.

“Так будет лучше, - сказала она ему с пустой улыбкой. “Ты можешь остаться здесь на всю ночь, чтобы убедиться. Если она упадет, то и ты тоже.- Она махнула рукой в сторону трех воинов-Лонаков неподалеку. - Вы все, оставайтесь с ним.”

“Меня больше волнуют стены, чем ворота, - тихо сказал Соллис, когда они поднялись на парапет. “Ты же видел, как обезьяны без труда добрались до вершины башни, да еще и молча. Они, скорее всего, проигнорируют ворота и просто взберутся на стены, ошеломив нас своей массой.”

“Надеюсь, ты собираешься предложить решение, брат, - сказала Веркела.

- Огонь, - ответил Соллис. - Зажгите факелы вдоль всех стен и бросьте горящие фашины, когда начнется атака. Если мы увидим, как они атакуют, наши стрелы срубят их прежде, чем они успеют подняться.”

“Я видел, как взрослая обезьяна получила шесть стрел, прежде чем соизволила замедлить свой бег. И среди них есть не только обезьяны. У лака примерно по двадцать стрел в каждой. Они не продержатся долго, если эта тварь пошлет всех своих тварей против нас сразу.”

Услышав негромкое вежливое покашливание, они обернулись и увидели стоящую рядом сестру Элеру. “У меня есть кое-что, что может помочь, - сказала она, протягивая фарфоровую банку размером с яблоко.

“Что это такое?- Спросил Соллис, подходя ближе, когда Элера сняла крышку с банки. Содержимое оказалось зеленой пастой, которая издавала слабый цветочный аромат, когда Соллис наклонился ближе, чтобы понюхать ее.