Песочный человек

Я вышла из кабинета, с силой хлопнув дверью. Звук оглушил меня.

Ноги мои стали непослушными, мягкими, какими-то ватными и я боялась упасть в обморок. Хотя я никогда не падала в обмороки.

Я села в машину и осторожно повела ее на Чистые Пруды. Сейчас я соберу все свои вещи из квартиры Озоновского, не оставлю ни одной мелочи, типа помады, заколки, шпильки или сережки, и увезу все эти вещи к себе домой. В деревню. Да, да, в подмосковный деревенский дом, оставленный мне отцом в наследство.

… Когда в кабинете Озоновского, в его квартире на Чистых Прудах, я достала из верхнего ящика стола билет в Париж на завтрашний вечер, бумажку с адресом школы, я вдруг разрыдалась. Я рыдала так горько как, наверное, Золушка рыдала перед кучей золы, смешанной с чечевицей, в тот вечер, когда шел бал во дворце…

Мне казалось, что вся моя жизнь разбилась. Вдребезги. И из-за чего? Из – за кого? Из –за Песочного человека? А еще я подумала, что Озоновский, возможно, догадывался о моих фантазиях и все равно занимался со мной любовью. Эта мысль была еще более отвратительна. Ладно, саму себя я всегда успокаивала тем, что это бред и ерунда. А Озоновсикй? Он – то к этому вон, оказывается, как серьезно относился! Ужас! Я внушала себе, что люблю Озоновского, а Песочный человек – это нервное расстройство, разлад от того, что меня не любят в Академии… И вот сейчас… Я считала Озоновского предателем, предателем вдвойне, и у меня болело сердце. Оно так болело, что готово было разорваться в моей глупой груди. Я испугалась, что умру, и позвонила Ритке. Сквозь рыдания я крикнула:

– Рит, скорее ко мне, в квартиру Озоновского! Мне плохо, Рит!

– Еду, еду уже, не умирай, – отреагировала подруга и бросила трубку.

*** *** ***

3 глава.

Мы накупили еды и вина и со всеми моими вещами поехали в деревню. Машину вела Ритка, а я сидела на заднем сидении. Потом мы заехали ко мне в квартиру в Медведково и стали собирать с Риткой вещи, которые мне были необходимы или просто нужны, или просто важны… Не думаю, что Ритка была рада перспективе ночью снова оказаться в деревне, но что не сделаешь ради подруги, которой так плохо… Мы носили в багажник машины охапками мою одежду, книги, косметику, постельное белье…

… Наконец, мы оказались в деревне…

Мы долго расставляли мои вещи на нужные места. Собирали мне чемоданы. Вернее, один чемодан на колесах и дорожную сумку… Долго готовили. Долго накрывали стол. Долго пили.

Под утро мы решили поспать. Легли. Ритка повздыхала и спросила:

– Ты его любишь, своего Озоновского, Марусь?

– Люблю, Рит, – соврала я. Так было легче.

– А зачем ты от него ушла?

– А зачем он отправил меня черт знает куда неизвестно зачем и почему? – А вот это уже правда. Зачем?

– Может, он больной?

– Может быть.

Я вздохнула. Я не лучше. Как представлю, что оказываясь в постели, мы оба знали про Песочного человека… Получался секс втроем с человеком – фантомом. Жуть. Я поежилась.

– И что, ты его не простишь? – с ужасом спросила Ритка.

– Посмотрим, что будет в Париже. Я должна понять, зачем Озоновский отправил меня туда.

– Слушай, а может, зря ты так расстраиваешься? Ты же едешь ни куда-то, ни к кому-то неизвестному, а к сыну Озоновского. Он, должно быть, тоже хорош собой, соблазнителен, ктому же, молод.

– Ты пьяная.

– Не до такой степени, чтобы не понимать, что говорю. И что тебе предлагаю. – Ритка мне подмигнула.

– Фу! – скривилась я. – Это старо, как мир. Такая банальщина, что даже скулы сводит от скуки. Выбор между отцом и сыном.

– А зачем выбирать?

– Рит, сейчас я тебе врежу, – покраснела я от досады. Прямо в больную точку ткнула!

– А я что? Я же не предлагаю тебе шведскую семью и групповой секс.

– А что предлагаешь? По понедельникам и средам – отец, в остальные дни недели – сын. Так, что ли?

– Ну…

– Думай, что несешь.

– Я себе этого совершенно не представляю… Ты же рассталась с Озоновским…

– Дело совсем не в этом. Просто странно, и все. Сергей даже не сказал, как зовут его сына. Назвал его страшным человеком, потом сказал, что он не страшный, словом, не помню уже, зла я была до ужаса, но Сергей явно нес какую-то чушь. И мне даже стало жаль его сына. Тоже мне, папаша! Такой хороший отец, что за пять лет я не узнала даже имени сына! Не видела ни единой его фотографии! И в академии об этом не знают! Ну и фрукт, оказывается, Озоновский! Кого я любила, Рит? Пять лет вместе, а я совсем не узнала своего любовника!

– Так уж и совсем…

– Может, все – сплошное притворство? О человеке можно узнать все, если ты знаешь, какой он отец. Озоновский – даже не отец. Значит, он ужасный человек.

– Ну, не знаю…

– В Париж полечу назло!

– И пожалеешь сыночка, – хихикнула Ритка.

– Дура, – обиделась я.

– В любом случае, ты заинтригована, – не обиделась Ритка.

– Конечно… Ладно, давай спать. Я же вечером улетаю. Мы завели будильник?

– Мы завели все будильники и поставили таймер на телевизоре.

– Тогда спокойной ночи.

– Спокойного утречка. Слушай, Маш, а тут классно. Ты теперь будешь жить в этом доме?

– Да.

– Ты же говорила, что тебе тут одной будет страшно.

– А теперь у меня есть отец и сын, чего бояться?

– Маш, я серьезно. Что с тобой случилось?

– Просто… Понимаешь, Рит… Для меня сейчас нет ничего страшнее, чем предательство Озоновского. И эта безлюдная, деревенская местность сейчас очень мне подходит. Мы одинаковые. Я сейчас вписана в эту местность, а в Медведкове – как инородное тело.

– Да… Давай спать…

– Ты не поняла, Рит?

– Постольку – поскольку. Ты вообще слишком сложная для меня.

– И почему мы подруги?

– Так это же интересно!

– Дура ты, Рит.

– Сама такая.

И мы уснули.

… Во сне я видела грязное, серое Парижское метро и Песочного человека с усиками и тростью. Он стоял в толпе и был как бы над ней, словно нависал, как туча. Он говорил одними губами мое имя и звал меня. А потом я вдруг услышала его голос – глубокий, низкий, и этот человек сказал что-то по – французски, но я не поняла. Я не знаю французский язык.

… Ритка трясла меня за плечо… Я открыла глаза.

– Что?.. Что случилось?

– Давай собирайся, надо в аэропорт прибыть пораньше.

– Зачем? – зевнула я.

– Просто нужно, и все. Это аэропорт.

– Вот именно. Самолеты там постоянно опаздывают. Тем более, в Париж.

– Почему? – удивилась Ритка.

– Откуда я знаю? Просто предполагаю. Там сейчас такое творится… Кто, вообще, туда летит, а?

– Ты, например.

– Я лечу в Парижскую католическую школу.

– Ну, может туда летит священник на стажировку. В эту самую твою католическую школу.

– Ага. Очень смешно. Слушай, сколько сейчас?

Я пошарила руками, нашла мобильный, посмотрела на дисплей.

– Так времени-то еще… Можно было еще часок поспать со спокойной совестью. Зачем ты меня разбудила?

– Ну… Это ты меня разбудила…

– Я?!

– Ты все звала во сне песочного человека…

– Кого? – Я икнула. – Какого человека?

– Откуда я знаю? Ты говорила: « Песочный человек, песочный человек, забери меня»…

– Жуть! – вскрикнула я.

– Жуть, – поежилась Ритка. – Поэтому-то я тебя и разбудила. Слушай, а кто это такой? Что за человек? Человек из песка? Это опять какая-то легенда, которую ты позабыла мне рассказать?

– Ну… Есть такой мифический персонаж. Он навевает сон. И приходит во сне.

– Жуть!

– Но мне кажется, этот человек просто представляется мифическим персонажем. На самом деле все гораздо глубже.

– Что? – Ритка смотрела на меня во все глаза, как говорится. Еще подумает, что я с катушек съехала. Я и сама иногда так думаю.

Я тоже поежилась. Я – то знала, Песочный человек – это тот человек, который разрушил мое недавнее плавное и беззаботное существование, чего Ритке знать необязательно. Действительно, жуть. Я, оказывается, рвусь к нему во сне и хочу, чтобы он меня забрал. Куда? Брр-р! И все из-за этого Озоновского! И он, кстати, не звонил. Даже не отправил СМС. Как есть предатель.