Страница 16 из 20
Фемиду тяготил статус «бывшей жены». Она не понимала, что нашел Зевс в жестокой и самовлюбленной Гере, но волю Бога оспаривать глупо и бессмысленно. Зато у Фемиды есть три прекрасные дочери! И она не позволит никому навредить девочкам!
Фемида зажала нить между пальцами:
– О Великий Зевс! Это же нужно было только придумать! Наградить человечку взаимоисключающими качествами! Умная и красивая! Да где же это слыхано! Да с таким «дуэтом» можно много бед нагородить. История Елены тому примером.
Фемида задумалась, все так же удерживая нить в пальцах. Что же теперь делать? Отменить волю богинь не в её силах. Вот разве что слегка подкорректировать:
– Честность и стремление к справедливости! Вот тебе мои дары, смертная!
Довольно улыбнувшись, подхватив весы, которые Богиня уронила на пол, когда занималась чужой судьбой, поправив на глазах повязку, Фемида, как и две её предшественницы, покинула пещеру.
Она прошла всего лишь в полуметре от Зевса, давно занявшего наблюдательный пункт у старой оливы и ожидающего, когда же уйдут его женщины.
Мужа своего Фемида, занятая мыслями о неотложных делах, не заметила.
Зевс вошел в пещеру ни от кого не скрываясь.
Громко окрикнул дочерей, которые подбежали к отцу, улыбаясь и ожидая похвалы за проделанную работу.
Но похвалы не последовало. Отец сурово смотрел на Мойр и хмурился:
– Как это понимать? Почему вы позволяете вмешиваться в людские судьбы всем, кому не лень?
Мойры что-то начали лопотать, оправдываться тем, что сегодня день такой суматошный. Они все еще не могли взять в толк, на что сердиться отец.
Зевс указал на веретено, над которым полдня колдовали Богини:
– Я вот об этом!
Мойры охнули. Прижали ладони к щекам.
Еще утром тоненькая тусклая, готовая вот-вот оборваться ниточка, стала прочной, шелковистой, переливающейся жемчужным цветом с оттенком серебра.
Зевс, как еще недавно его женщины, ухватил пальцами нить. Закатил под лоб глаза:
– Если бы не был Верховным Богом, возопил бы: О Боги! Как сможет жить смертная с таким набором качеств?
Мойры смотрели на отца, не в силах что-либо понять.
– Подумайте сами, – обратился Зевс к дочерям:
– Умная, красивая, справедливая и честная! Какому человеку под силу этот «коктейль» качеств? Не каждому Богу он по силам, что уж говорить о смертных. Её, такую, растопчут, уничтожат, попытаются низвести до своего уровня все, кто захочет, – Зевс тяжело вздохнул.
Мойры испугано смотрели на отца:
– Что же теперь делать?
– Что делать – что делать. Я почем знаю? Начудили ревнивые бабы-дуры, а мне теперь думай, как исправлять, – указательным пальцем Зевс потер лоб:
– Вот разве что это, – Верховный Бог сжал нить покрепче:
– Мой дар тебе, смертная, стойкость! Какой бы сложной и тяжелой не была ситуация, ты её преодолеешь!
Нить в руках Бога замерцала, словно покрылась тонкой плёнкой из воска. Зевс довольно улыбнулся, подмигнул дочерям:
– Вот теперь порядок. Внимательнее будьте. Только мне позволено изменять судьбы смертных, а не всем, кому не лень.
Мойры согласно кивнули.
Уже выходя из пещеры, Зевс обернулся:
– Какое имя у человечки?
Лахесис прикоснулась пальцами к конусу, крикнула вслед уходящему отцу:
– Виктория!
– Победа, значит. Ну-ну. Посмотрим, – ответил Зевс уже скрывшийся в зарослях олив.
Часть вторая. Вика
Глава первая
Всех, приезжающих погостить в Город у Моря, очаровывает красота и изысканность его Центра, приводит в восторг богатство архитектуры, обилие исторических памятников.
Умиляет мягкий ненавязчивый Фонтан, с его частными домами, утопающими в зелени садов, круглый год, обдуваемый морским бризом.
Даже невзыскательная Молдаванка привлекает внимание, навевая воспоминания о рассказах Бабеля и всем известном Мишке Япончике. Это то, что Город спешит продемонстрировать своим гостям, чем он гордится и что выставляет напоказ.
Ну а как же иначе? По-другому быть не может, да и не должно.
Скажите на милость, какая нормальная хозяйка начнет показывать гостю захламленную кладовку или увитый паутиной чердак? А уж тем более, разомлев от восторга гостей после осмотра ухоженного цветника и сада, отведет ничего не подозревающего посетителя в самый дальний угол двора, и начнет демонстрировать ему компостную кучу?
В этом плане города мало чем отличаются от людей.
Есть у них и свои дымные кухни, и свои, спрятанные от чужих глаз, чердаки и кладовки, и, конечно, ямы для сброса всякого ненужного хлама.
Районы, которыми Город хвастаться не спешил, выставлять напоказ не собирался. Нечего там, особо, демонстрировать, нечем гордиться.
Ну а визитёры… их ждет роскошная изысканная гостиная – Центр, прекрасно декорированная комната для гостей – Фонтан, да в конце-концов, уютная веранда – Люстдорф. Вот и пусть себе отдыхают, хозяйку нахваливают, а по углам шастать нечего.
В Городе у Моря, как и во всех других годах, была своя «кухня» – рабочая Пересыпь, начинающаяся сразу за Пересыпьским мостом.
Как будто кто-то отгородил, отрезал этим мостом район заводов от Центра.
Казалось, вот еще пару метров тому, совсем рядом, гремит духовой оркестр в Горсаду.
Вон за тем поворотом вальяжно раскинулось старинное здание медина.
Но кто-то, как японской ширмой, отгородил от посторонних глаз «кухню» Города.
Всего несколько шагов, и все становится другим.
Даже воздух другой. Не мягкий и пряный, напитанный ароматом моря, а сухой, резкий, заполненный запахом разогретого метала, цементной пыли и нефти.
Были «летние кухни» – Заставы, Первая и Вторая, не уступающие Пересыпи по количеству фабрик и заводов, но все же немного отличающиеся уже хотя бы тем, что жители этих районов стремились хоть как-то украсить свой быт и свои дома, высаживая вокруг них «почти Фонтанские» сады. Что, впрочем, мало улучало качество воздуха удаленных от моря рабочих районов.
Были свои «кладовки» – Ближние и Дальние Мельницы, о существовании которых, даже проживший много лет в Городе человек, знал только по их именам, ни разу там не побывав. Да и зачем? Зачем досконально изучать то, что тебе не нужно? Лежит себе «всякое» за плотно запертой дверью – вот и пусть лежит, никому не мешает. Разберем и изучим, если будет в том нужда. А пока – ну его.
Был свой «чердак», причем не один – Ленпосёлок и Слободка. Вроде и все там хорошо, и сложено все нужное в хозяйстве, но нужное так, на потом. И уж тем более, не для демонстрации посторонним.
Ну и конечно, была у Города своя «компостная куча», своя «выгребная яма» – район, который был известен если не всем, то многим под прозвищем «Палермо».
Слепленные кое-как домишки поражали взгляд своей убогостью: четыре стены и крыша. И это все. Большего хозяева от своих жилищ и не требовали. Лишь бы ветер со всех сторон не дул и с неба не капало. Заросшие бурьяном и чертополохом огородики, которые когда-то, давным-давно, пытались приспособить для выращивания овощей, но вскоре забросили, потому как был у Палермо свой, очень доходный и оберегаемый от вторжения чужаков, бизнес.
Палермо торговал наркотиками.
В ассортименте Палермо была наркота на всякий вкус и на всякий кошелек.
Здесь мог найти, чем «поправиться» ощутивший прелести ломки приверженец морфия, случайно оказавшийся вдали от спасительной дозы.
Тонконосый кокаинист, закатив истерику в одном из домишек, отведенный к тому, кто «в теме», находил свою спасительную дорожку.
Приверженцы герыча редко забредали в Палермо, но уж коль с ними приключалась вот такая беда – остаться без очередной порции, убивающего не по дням, а по часам, яда, ну что ж, для него тоже отыщется нужный пакетик с порошком.
Но не эти «изыски» были основным источником дохода Палермо.
Посёлок варил «ширку».
Тот, кто по какой-то причине не мог или не хотел варганить вонючее варево, забивал гильзы «Беломора» «планом», держал в углах комнат мешки с маковой «соломкой».