Кислород

Ничего подобного Феникс, не удивленный, подсознательно — да и сознательно, собственно, тоже — догадывающийся, что подобный вопрос рано или поздно — а учитывая, что речь шла о Джеке Поте, то, разумеется, раньше некуда — непременно последует, не хотел. Нет, нет и еще раз определенно нет.

Стараясь не поддаваться на провокацию, не срываться на детские сцены и банально не вестись на закинутый крючок, который так и подмывало сдуру проглотить, шумно вдохнул, выдохнул; механический левый глаз, сведенный пульсом особенно тонких да шатких нервов, бессильно искривился, дернулся.

— Спасибо, конечно, за приглашение, но я уж как-нибудь воздержусь, — с просквозившим оттенком шаткого раздражения буркнул он, из последних сил стараясь держать себя в руках, в то время как этому чертовому Джеку хотелось хорошенько да от души врезать — с размаху, в нос или в глаз кулаком, чтобы заткнулся и прекратил домогаться пошлыми взрослыми шуточками.

— Что, вот так радикально? Даже предложение моё не обдумаешь, малыш? А ведь оно, если ты еще не просек, эксклюзивное — знаешь, как долго я ни с кем не был, а? Если ты думаешь, будто я какой-нибудь повеса, который с радостью всунет в любую подвернувшуюся дырку, то ты глубоко заблуждаешься, мальчик мой. Я совсем не такой. И никогда не полезу трогать того, кто мне так или иначе не приглянулся, — мужчина печально вздохнул, поерзал на голой заднице. С укором поглядев на снова отвернувшегося детеныша, досадливо чертыхнулся, начиная отрезвленно понимать, что светить — по крайней мере, сейчас — ему ничего не светит, покамест возбуждение за просто так сходить не собиралось, оставаясь чинить изнывающий дискомфорт. — Именно с тобой, юноша, я отчего-то очень и очень надеюсь на взаимность, чтобы ты знал. Ты мне нравишься и своих претензий я на тебя оставлять не собираюсь, даже если ты продолжишь меня отвергать и дальше. В конце концов, думаю, у тебя не останется иного выбора, кроме как сдаться и принять меня всего.

Четырнадцатый, признаниями этими насквозь прошитый, до горловины вспоротый, испуганно и потрясенно вздрогнул, вместе с тем мрачно да предупреждающе поглядев на резко прекратившего улыбаться человека: теперь тот сидел каким-то подобранным, выпрямившимся, напряженным, и лицо его выглядело утомленным, серым, внезапно куда более возрастным, чем мальчику обычно представлялось…

Впрочем, мнения он своего не переменил всё равно.

— Хватит уже, — угрюмо да ломко отрезал, вкладывая в голос всё то, что, как желалось надеяться, что-то там до лохматого балбеса донесет. — Ни разу не смешная шутка и слышать я её больше не хочу. Либо говори о чём-нибудь другом, либо уж давай, пожалуйста, помолчим.

Пот, с несколько секунд безответно пронаблюдавший за ним, очерчивая внимательным взглядом каждый вдох и каждое нервное, конвульсивное да замкнутое движение, к ударившему в голову недоумению, стыду и сладковато-тошнотворному кружению, сообщил, заставляя невесть каким аморальным образом всецело поверить в постно да пресно произнесенные слова:

— А я и не шутил, малыш. Более того, никогда прежде не бывал настолько серьезен. Но раз уж ты пока слишком юн, чтобы участвовать во взрослых беседах, то так и быть, на некоторое неопределенное время я свои посягательства отложу, — сказав это, он приподнялся, подтянул к себе невзрачную тряпицу, наброшенную на монитор, которой прикрывался прошлой ночью. Накинул ту себе на колени, закрывая заметно бросающийся в глаза неудовлетворенный стояк, и, тихо чертыхнувшись да поморщившись, не слишком радостно поинтересовался: — Так тебе будет легче?

Уинд, почувствовавший себя с какого-то дьявола до липкой дряни виноватым, разбито поглядел на стену, позаламывал себе, не зная, куда те пристроить, беспокойно снующие туда-сюда пальцы; чертово нагнетающее напряжение, выбравшееся из-под кровати, ухватило за горло, придушило, дернуло за волосы, косматыми прядками тянущиеся к вздыбленным голым лопаткам. Затем, оставив в покое замученного седого мальчишку, перебралось на Джека, мазнуло по его лицу, свило вокруг шеи плотную удушливую петлю…

И, тут же оказавшись схваченным да стиснутым не привыкшими так легко поддаваться смуглыми пальцами со смеющимся бронзовым налетом, было затолкнуто обратно под ворчливо скрипнувший матрас: желтоглазый, который взрослый и совсем не такой идиот, каким виделся самому себе Феникс, обид держать не стал и, натянуто хмыкнув да наигранно потерев друг о друга ладони, беззлобно проговорил:

— О другом, так о другом, мальчик. Устраивать с тобой молчанок я ни в коем случае не хочу, так что давай и впрямь сменим тему да наконец-то с тобой пожрем, что скажешь? Жду не дождусь увидеть, какой захватывающий дух сюрприз они приготовили для нас на сей раз.

Четырнадцатый, к тому моменту начавший походить на потерявший в красках да тональностях рваный призрак, худо-бедно, но попытался оживиться, отчаянно стараясь выбросить произошедшее из памяти да сфокусироваться на чём угодно, только не на запахе впитавшегося в простыню липкого неуюта. Голодное бурчание ввалившегося в кости желудка и некоторый извращенный ажиотаж, похожий на игру в сомнительную лотерею, выигрыша в которой как такового не водилось, подтолкнули, отрекшись от всего прочего, потянуться к пакету, ощупать тот, напороться на как ни в чём не бывало подмигнувший звероватый взгляд — что ни странно, не жадничающий или сердящийся, а вполне искренне да по-человечески поддерживающий.

— Ты у нас сегодня герой, — объяснил, нисколько не покривив душой, Джек. — Если бы не ты — и дальше продолжали бы куковать в нашей чудной маленькой пустыньке накрывающей смерти. Так что и в ужине ты первопроходец. Но давай договоримся сразу: если вдруг найдешь внутри пакета что-нибудь ходячее да моргающее — не швыряйся слишком уж далеко; хотя бы постарайся сделать так, чтобы я сумел это догнать, пока оно еще будет в поле досягаемости, пристукнуть и подать обратно к столу.

— Не стану я ничего никуда швырять, вот увидишь, — птенчик выглядел уверенным, целеустремленным и очень, просто-таки очень воинственным — вовсе не тем испуганным надломленным ребенком, что увиделся было Джеку в первые минуты их обманчивого торопливого знакомства. — Что бы ни оказалось в пакете, единственное место, куда я им зашвырну — это исключительно мой желудок. Черта с два я просижу помирающим с голода еще одни проклятущие сутки…

Вскрыв сверток, помогая себе зубами, бравадный всколоченный малец тихонько ругнулся, принял крайне серьезный вид, запустил было внутрь руку…

Правда, в решительный момент отчего-то передумав, будто и впрямь напугавшись сгоряча оброненного предостережения, высунул, нервно передернувшись, ту вон, вместо этого хватаясь за нижние оквадраченные углы и принимаясь тормошить содержимое распахнутого мешка над расстеленной постелью, в результате чего наружу высыпалась горстка непонятных железных тюбиков с завинченными крышечками, связка продолговатых и подозрительных темных яиц и пара длинных ярко-красных морковин. Последним, долго не соглашаясь отлипнуть от хрусткого бумажного днища, выкатился этакий бронебойный кирпичик ужасающе-страшного…

— Кажется, нам с тобой попался даже хлебушек, ты только посмотри, — задумчиво поглядывая на кирпич, хмыкнул извечно приходящий к странно-странным выводам психопат-Джек. Где он углядел этот чертов хлеб — Уинд в упор не соображал, а тот вот, преспокойно протянув руку, подцепил тяжелый прямоугольник двумя пальцами, с осторожностью поднес к носу, принюхался и, поморщившись, подтвердил: — Ну да, точно, хлеб. Как я и думал. Правда, малость подпорченный да изрядно переживший свой срок. И с чем-то там еще неинтересно-животным замешанный. Но поднимите руку те, кто ожидал другого? Никто не ожидал? Вот и я, собственно, о том же.

— Да в каком, черт возьми, месте ты его видишь?! — провыл растрепанный, разозленный, не поднявший руку, хотя, кажется, очень и очень хотевший, мальчишка, прожигая и Джека, и паршивый булыжник, и морковку, и безымянные тюбики тухлым замыленным взглядом. Он-то надеялся — как последний идиот, не осмеливающийся в том признаться, надеялся, — будто внутри окажется хоть что-то относительно съедобное, а не очередная аморальная дрянь, не подлежащая никакому определению. — Как ты можешь утверждать, что это — хлеб, когда всё, что вижу я, это какой-то гребаный уродливый кирпич, которым впору кого-нибудь зашибить, но никак его не есть?! Откуда ты только берешь эти нездоровые продуктовые идеи?!