Страница 104 из 107
– Постараюсь. Спускаем, бойцы.
Капитана положили на холодную мостовую, прямо очень не хотелось, но было понятно, что так и надо. Земляков сделал укол, принялся разоружаться, кидать в кузов стволы и амуницию.
– Ждите, скоро буду. Тима…
– Все сохраним, уберем в сухость и целость.
– Именно. Всё, езжайте. Если что – сразу в Армейский отдел!
«Додж» выкатил за ворота и Тимофей сказал:
– Стой. Подождем пять минут, мало ли… Вдруг там чего-то не получится.
– Подождем, – согласился водитель.
Сидели в тишине, Тимофей набивал диск – поглядывал за ворота на заводские здания – там движения не наблюдалось. Закрыв крышку магазина, сержант Лавренко проверил оружие и сходил за ворота.
Пусто. Только валялся изящный перочинный нож. Не иначе как товарищ Земляков в заводской канцелярии тоже прибарахлился. Хорошо хоть не забыл в кармане. Тимофей забрал нож и вернулся к машине.
– Потеряли? – спросил Сергеев, глядя на сувенир.
– Угу. В следующий раз передам. Поехали, Сергеич.
У штаба полка встретили машины с прицепленными тяжелыми минометами – меняла позиции минометная артиллерия
– Продвигаемся всеж потихоньку, – пробормотал Сергеев. – Тима, спросить-то можно? Товарищ Иванов – что? Убило?
– Не, ранен. Но как оно обойдется, я не знаю.
– Ну, и то слава богу. Я уж думал… Тут ведь и не спросишь лишний раз.
– Да ну, ты уж совсем… Спрашивай. Как говорит командование: «умные вопросы можно задавать». Ответ на них получаем раз через десять, так никто и не обещал в полном курсе держать. Слушай, вода-то у нас есть?
– Чего ж нет? Я хоть и водитель тыла, но необходимости боя знаю.
Тимофей пил, поглядывал на кузов, доверху заваленный бумагами, узлами и ящиками. Порядком помятые и растрепанные, припорошенные снегом, солидного впечатления они не производили. Нужно как-то подсушить и упаковать поприличнее. Наверное, какие-то правила и наставления на этот счет имеются, но таким тонкостям товарища Лавренко пока не обучили.
12 января продолжались бои за кладбище Керепеси, и здесь, и у Народного парка, контратаки противника достигли частичного успеха. У Артиллерийских казарм удалось окружить немецко-мадьярскую боевую группу. В Буде, южнее Орлиной горы, наши наконец прорвали оборону противника. Попытка атаковать вдоль набережной Лагимаманьоша к успеху не привела.
Люфтваффе произвело 17 транспортных вылетов для снабжения окруженной группировки (два «юнкерса» сбито). За сутки нашими войсками занято 126 кварталов.
Севернее Секешфехервара танки противника остановлены, продолжаются тяжелые бои.
18. Эпилог
Тогда старший лейтенант Земляков прибыл в Будапешт ровно через двое суток. Остатки оперативной группы успели перенести бумажную добычу в контору, самые мокрые документы Тимофей развесил на веревке, остальное разложили поаккуратнее. Хлопотное дело – бумаг, как ни крути, уйма, некоторые чертежи и кальки сугубо неформатного калибра, вообще не знаешь, как их пристроить.
Убитых бойцов опергруппы похоронили вместе с погибшими связистами. Могила была, наверное, временная, в сквере рядом с разбитым памятником и сожженной венгерской самоходкой. Сержант Лавренко тщательно записал координаты, на всякий случай включил в донесение в Москву. Как и когда после войны будут переносить захоронения, Тимофей представлял смутно, но как-то обмолвились-намекнули об этом факте командировочные офицеры, нужно учитывать.
Три десятка прекрасных картонных коробок удалось добыть в разбитом книжном магазине, остальную трофейную документацию решили упаковать в снарядные ящики – набрали совсем новеньких, изнутри свеже-чистых, пахучих. Жора выбивал перегородки из ящиков, педантичный Сергеев собирал ровные пачки бумаг, сам Тимофей пытался сортировать документы по датам и хоть какой-то общей «внешней направленности». Получалось так себе – наполовину угадывать приходилось. Да еще часовых опергруппа меняла почаще: погоды установились холодные, по слухам, на Дунае уже встал вполне надежный лед…
– Здравствуйте, товарищи канцеляристы! – раздалось от двери.
Тимофей увидел старшего лейтенанта Землякова, с ним еще каких-то офицеров, и на всякий случай подал команду «смирно!».
– Вольно, – разрешил высокий майор. – Амнистия по работам вам пришла. Сейчас живо порядок наведем.
– Свежие силы из Москвы переброшены, – намекнул Земляков. – Специалисты! Вот товарищ майор командует.
– Мы немного знакомы, – рискнул признаться Тимофей.
Майор – в смысле, тогда капитан – помнился по госпиталю. Все-таки не так часто ордена вручают, запоминаешь подробности. Тогда этот офицер генерала сопровождал, весь такой блестящий и парадный. Сейчас сугубо полевой, зато уже майор.
– Точно, – московский майор крепко пожал руку. – Вручал награду с удовольствием, был уверен, что не последнюю, что и подтвердилось. Но об этом потом, пока к делу.
Все мигом закрутилось. С майором прибыла группа спецов – такие волки по бумажным делам, что аж глазам не верится. И аж два переводчика! Рассортировывали, упаковывали, опечатывали, – только шуршало и шелестело.
Документации на немецком языке имелось немного, Земляков часа за триуправился, кивнул «выйдем».
Вышли на лестничную площадку.
– И как? – не удержался Тимофей.
– Да нормально. Капитана привели в порядок, еще лежачий, но порывается работать. Товарищ Иванов эвакуировался очень точно, длань ему присобачили на место, пальцы вроде шевелятся, но полностью ли восстановится – только время покажет.
– Что, неужели быстро так?! – не поверил Тимофей.
– Да как сказать. Немного лишнее выболтаю, но ты скоро нюансы все равно узнаешь. У нас двадцать дней прошло, я там и сам в госпиталь угодил, – с досадой признался штабной переводчик.
– Да где ж вас задело?
– Угу, «задело». Простыл нелепо. Все ржут: «самострел соплями». А у меня, между прочим, никакого насморка, только кашель был. По подозрению в карантин и влетел. У нас там, понимаешь ли, типа эпидемии. Пока тест взяли, пока перепроверили…
– Понятно.
– Вот чего тебе, Тима, понятно? Нам там еще и самим ничего не понятно.
– Я про "понятно" в общих чертах. Напрасно вы в одной гимнастерке бегали.
– В общих, это да. Не май месяц. Пока в палате грелся-лечился, специалисты успели толком подготовиться и коррекцию командировки провести. Жор и Иванов тебе горячий привет передают. Иванову, балбесу, конечно стыдновато за тот подвальный миг…
– Зачем вы про него так говорите? Понятно же, не в себе человек был. Я бы без руки тоже подумал насчет стрельнуться.
– Подумывать можно о чем угодно, а задание нужно до конца доводить. Так нас учили. И вообще, Тимофей Артемович, – зловеще зашипел Земляков – разговор у нас сугубо неофициальный, можешь ты меня хотя бы сейчас не на «вы» и не по званию будешь именовать?
– Могу. Просто…
– Не скромничай. Ты нюансы службы четко различаешь. За то тебя и ценят. Генерал отдельно упомянул, что тов. Лавренко «не забудет». Особых наград не светит, ты уже по другой линии идешь.
– Понял. Как и ты…
– Именно. Не скажу, что это обстоятельство чрезвычайно осчастливливает, но кто-то должен. Зато безработица нам явно не грозит. Еще и лечат усиленно, – Земляков фыркнул и раскрыл полевую сумку. – Но не будем о грустном. Вот обещанное…
Портреты… Тимофей с восторгом смотрел на свой лик, упакованный в прозрачный тонкий пластик. Нет, здорово все же умел отображать Павло Захарович. А еще портрет Нероды, самого Землякова, даже шоферов Норыча и Сашки есть…
– Себя я самонадеянно присоединил. Все же сослуживцы, буду рад украшать стену вашей домашней гостиной. Водителям потом отдашь, домой передадут.