Страница 2 из 5
БЛАВАТСКАЯ. Очень плохо. Ты знаком с Йейтсом?
АРМИТЕЙДЖ. Поэтом Йейтсом? (ЙЕЙТС берет книгу и что-то показывает ЭЛИЗАБЕТ). Нет. Я восхищаюсь его творчеством, но мы не встречались.
БЛАВАТСКАЯ. Очень достойный человек, хотя где-то и глуповат. У него тоже нет денег. Он тебе что-нибудь даст, а потом ты принесешь эти деньги мне. Это мы называем перераспределением богатства. Йейтс сказал Элизабет, что я – доктор Джонсон в юбке.
АРМИТЕЙДЖ. Это комплимент.
БЛАВАТСКАЯ. Нет, он хотел сказать, что я толстая, уродливая, напыщенная старая лицемерка, которой, однако, иногда свойственны глубокие мысли и стервозное чувство юмора. Ты думаешь также. Меня ты видишь или крестьянкой, или цыганкой.
АРМИТЕЙДЖ. Я вижу в вас уверенную в себе женщину.
БЛАВАТСКАЯ. Ну-ну. Йейтс думает, что я – шарлатанка, но все равно мне верит. Не остается ничего другого, как любить этого глупца. Ты думаешь, я – шарлатанка?
АРМИТЕЙДЖ. Нет, конечно.
БЛАВАТСКАЯ. Лжешь ты неплохо, и, хотя не красавчик, ты определенно не испорчен жизнью. Американцы вызывают у меня грусть. Новая страна с нехваткой призраков. Для появления призраков нужны многие сотни лет резни и самой обычной жизни. Конечно, они стараются изо всех сил, отдаю им должное, но Европу им никогда не догнать. В Европе лучшие призраки. Американцы приезжают в Европу, чтобы утолить свою жажду по части призраков. И одеваться они не умеют. Я их жалею. (Внезапно кричит). ЭЛИЗАБЕТ! (АРМИТЕЙДЖ подпрыгивает). Не волнуйся. Я зову Элизабет. Ты видел в гостиной маленькую черную собаку, когда шел сюда?
АРМИТЕЙДЖ. Да, думаю, да. Ваша?
БЛАВАТСКАЯ. Это дьявол. Он шпионит за мой. Жаждет знаний, как и ты. Вчера ко мне зашла женщина, в такой нелепой шляпе, чтобы сказать, что по ночам к ней в постель приходит ее умерший муж. Я ответила, что она может считать себя счастливой, потому что в мою постель по ночам никто не приходит. Она согласилась, но пожаловалась, что пахнет он, как труп. И вонь эта ужасная. Я указала, все мужчины так пахнут. От него воняет еще хуже, вздохнула она. В загробную жизнь он не верил и разлагается, как труп, но приходит к ней. Мы – те, во что верим. Запиши это, еще станешь Босуэллом. (Вновь кричит). ЭЛИЗАБЕТ!
ЭЛИЗАБЕТ (отходит от ЙЕЙТСА к БЛАВАТСКОЙ, очень красивая, выдержанная молодая женщина). Да, мадам?
БЛАВАТСКАЯ. Принеси нам этого отвратительно чая, который ты завариваешь, хорошо, милая?
ЭЛИЗАБЕТ. Разумеется. (С интересом смотрит на АРМИТЕДЖА).
БЛАВАТСКАЯ. Ой, это Дэвид как-то там. Эрмитаж?
АРМИТЕЙДЖ. Армитейдж.
БЛАВАТСКАЯ. Еще один искатель Бога или чего-то, может, истины, а на самом-то деле он ищет ТЕБЯ! Элизабет – танцовщица, из города, знаменитого своим пердежом.
ЭЛИЗАБЕТ. Бостона.
БЛАВАТСКАЯ. Нет, речь не о нем. Она, конечно, дурочка, но должна признать, я питаю к ней нежные чувства. Мой вам совет, дети, не переходите к сексу слишком быстро, это дурной знак. (ЖЮЛИ активно флиртует с ДОУСОНОМ). Слишком долго с этим тянуть – тоже дурной знак. И секс – дурной знак. Но отсутствие секса – это самое худшее, так что без него никак не обойтись. Принеси чай, моя курочка. К твоему возвращению он будет здесь. (ЭЛИЗАБЕТ, слегка сконфуженная этими комментариями, улыбается АРМИТЕЙДЖУ и уходит. Он смотрит ей вслед, завороженный ее красотой). Ответ – да.
АРМИТЕЙДЖ. Да – на что?
БЛАВАТСКАЯ. Да, ты ей понравился. И да, прикоснись к ней, и тебе не поздоровится. И да, ты к ней прикоснешься, будешь дураком, если не прикоснешься, жизнь коротка. А теперь переключись и сними карты для мадам Блаватской.
АРМИТЕЙДЖ. Это карты таро?
БЛАВАТСКАЯ. Ты думаешь о ней голой, так? Не отрицай этого, я читаю мысли. Для этого никакого таланта не требуется. Мужчины, сын мой, прирожденное зло. Женщины, однако, должны с этим работать. К счастью, у большинства получается. Элизабет только пытается добиться успеха. Она вегетарианка и танцует, как принцесса эльфов. К сожалению. Не как танцовщица. Это не раздражает, она мастеровитая. Лишь немного печалит. Молодой человек на этом этапе ее жизни, возможно, пойдет ей на пользу, а может, еще больше собьет с толку. Все зависит, полагаю, от молодого человека. До тебя доходит смысл моих слов?
АРМИТЕЙДЖ. Насколько нравственен наш разговор?
БЛАВАТСКАЯ. Нравственен? Ты смеешь усомниться в нравственности мадам Блаватской? Да я обедала с царицей и вычесывала вшей из бороды Распутина! Ты абсолютно прав. Она покажет тебе Лондон, познакомит с Йейтсом. Отнесись к ней по-доброму, это все о чем я тебя прошу. Она слишком много времени проводит с этими психически больными чудиками, которые приходят на сеансы. Для нее это не так и здорово. Ты более нормальный, из Айовы.
АРМИТЕЙДЖ. Огайо. Город называется Армитейдж. В честь одного из моих предков. Тогда-то давно он назывался Троя. Итальянская часть до сих пор так называют, но название…
БЛАВАТСКАЯ. Ага. Молодой человек из Трои. Парис приходит в Лондон.
АРМИТЕЙДЖ. Парис?
БЛАВАТСКАЯ. Ерунда. Малые архитипические отголоски. Нет, Елена – толстая, старая женщина. Перебор для мифологии. А вот и она. Полагаю, мозги у тебя не куриные. Я на тебя надеюсь.
ЭЛИЗАБЕТ (возвращается с чаем). А вот и мы. Не обожгитесь.
БЛАВАТСКАЯ. Американцы не умеют подавать чай.
ЭЛМЗАБЕТ. Вы тоже.
БЛАВАТСКАЯ. Это правда. Только глупые англичане знают, как это делается. Это их эквивалент элевсинских мистерий. Мне гораздо проще с Йейтсом, который ирландец и крайне неуклюж. И я люблю цыган. Знаешь, Элизабет, когда у меня болела нога, та цыганка вспороло живот живой собаке, чтобы обернуть ею мою ногу.
ЭЛИЗАБЕТ (не поведя бровью). Помогло?
БЛАВАТСКАЯ. Отвлекло от боли. Она была очень мудрой женщиной. Но потом я добилась ее ареста. Я люблю собак. Собаки одушевленные. Прошу меня извинить, мне надо подготовиться к чтению карт.
АРМИТЕЙДЖ. А как вы к этому готовитесь? Какая-то форма медитации?
БЛАВАТСКАЯ. Что я делаю, так это иду в другую комнату и писаю. Этот чай творит черт знает что с моей мочевой системой. Но, если тебе нужны чаинки, приходится идти на жертвы. Элизабет, развлекай этого молодого человека. (Уходит, подмигнув АРМИТЕЙДЖУ).
ЭЛИЗАБЕТ. И что вы думаете о нашей мадам Блаватской?
АРМИТЕЙДЖ. Я думаю, она обожает потешаться над молодыми людьми.
ЭЛИЗАБЕТ. Это в какой-то степени проверка. Если вы доказываете, что у вас есть чувство юмора и сила духа, то ее выдерживаете. Вы учились в семинарии?
АРМИТЕЙДЖ. Почему? Я надел воротник задом наперед?
ЭЛИЗАБЕТ. К нам много таких приходит. Я их знаю.
АРМИТЕЙДЖ. И какие они?
ЭЛИЗАБЕТ. Или опьяненные Богом, или сбитые Богом с толка. Я оскорбляю ваши чувства?
АРМИТЕЙДЖ. Разве это имеет значение?
ЭЛИЗАБЕТ. Только, пожалуйста, не обижайтесь. Она таких притягивает, вот и все. Большинство уже не в себе, с чувством юмора у них совсем плохо, и она окончательно сводит их с ума. Это грустно, но и так забавно. Она не враждебна к невинности, ей невинность нравится, но она ненавидит умственную упертость. Как и умственную мягкость. Она предпочитает гибкий и понимающий юмор разум. Она любит мистера Йейтса, потому что он веселый, энергичный, скептический и невинный одновременно. Еще она любит меня. По крайней мере, я думаю, что любит. Иногда сказать трудно.
АРМИТЕЙДЖ. Вы думаете, она сведет меня с ума?
ЭЛИЗАБЕТ. Надеюсь, что нет. У вас такие прекрасные грустные глаза. Может, самую чуточку безумные. Толика безумия божественна, хороша для искусства. На самом деле, я не знаю, прошла ли я проверку, потому что, боюсь, я безнадежно здравомыслящая. Меня это очень тревожит. И я, похоже, ничего не могу с этим поделать. Я мечтаю, чтобы кто-нибудь научил меня быть безумной, хотя бы временно. Может, вы? Нет, я так не думаю. Почему вы ушли из семинарии? Из-за малодушия? Похотливости? Нет, не из-за похотливости. Только не обижайтесь.
АРМИТЕЙДЖ. Я решил, что в таком месте мне его точно не найти. Вот и отправился на поиски.