По линии взлёта

Я ещё тщательнее осматриваю особу. Белое гипюровое платье плавно следует за изгибами её тела. Не слишком короткое, но и не длинное. На изгибе локтя и на юбке ткань неожиданно разделяется на мелкие лоскутки, словно их кто-то порезал.

В голове закрутились винтики. Где-то я уже его видел. Вспомнить бы, где именно. Или на ком.

- Ха, - бесшумно выдыхаю я, когда осознание накрывает меня.

Девчонка тем временем немного запрокинула голову, сильнее стиснула микрофон. Короткий вдох. Судьи задерживают дыхание, словно боятся, что она сейчас посыплется. Готов поставить все свои деньги, что она не сорвётся. Голос у неё поставлен профессионально и за большие деньги.

Она допевает, после чего все присутствующие начинают аплодировать: даже команду дать не успели. В ушах загудело. Её губы растягиваются в улыбке, раздражая. Я выгибаю бровь дугой. Девчонка смотрит на меня, ведь я единственный не присоединился к овациям. И не собираюсь этого делать.

- Потрясающе! – восхищается дамочка в жюри. – Это именно то, что нам нужно!

- Да ну? – не выдерживаю я, готовый плеваться ядом. – Правда именно то, что нужно?

- Тебе что-то не понравилось? – Она удивленно взмахивает накладными ресницами.

Что-то? Да, есть что-то, что меня дико взбесило!

- Чем ты отличаешься от остальных? – спрашиваю резко и в лоб, отчего девчонка немного поддаётся назад. – Что отличает тебя от тех ребят, что сидят за кулисами?

- Я… - начинает и обрывает. Её голос уже не такой чистый. К нему примешивается хрипотца. И от напускной скромности не остается и следа. Щеки её вспыхивают, а во взгляде слишком быстро промелькнула вражда. Я заметил её лишь потому, что смотрел на неё, не моргая.  – Я не…

- Хочешь, я тебе скажу? – Дерзко откидываюсь на кресло, поднимаю вверх её анкету, чтобы все видели бумагу у меня в руках. – Абсолютно всем.

Девушка приподнимает брови, затем хмурится, не зная, как она должна отреагировать. Глаза кажутся потерянными: она силится понять, комплимент это или нет.

- Ты училась в лучшей музыкальной школе страны, - начинаю я, уже не скрывая ехидства. Эта девчонка зацепила за самое больное, сама того не осознавая. – Если кто не знает, я просвещу, - обращаюсь к полному залу. - Учиться там очень дорого. Только избранные, - специально выделяю это слово, - могут позволить обучение в этой грёбаной школе. А Лора, - киваю на девчонку на сцене, уже покрывающуюся алыми пятнами, - проучилась там пять лет.

 По залу прошлась волна негодования. Да, присоединяйтесь ко мне!

- Не вижу в этом ничего предрассудительного! – вспылил мой сосед: видимо, понравилось ему юное тело.

- А кто из вас, - я обратился ко всем трём судьям, - на начальном этапе вашей карьеры мог позволить себе платье от Валентино?

Девушка на сцене сделала идеальное «о» своими губами. Интересно, они накаченные?

Да-да. Я знаю, что это дизайнерское платье, и знаю, сколько оно стоит. Год назад я сам купил точно такое же для Снежки, на её отчётный концерт. Она блистала в нём.

А сейчас это платье вызывало во мне совсем другое чувство. Хотелось сорвать его с этой богатенькой, пусть и сладкоголосой девицы. Она принялась нервно переступать с ноги на ногу, переплетя пальцы и крепко их стиснув.

- Так что, - продолжил я, из последних сил сдерживая агрессивный настрой, - Лора Ви стоит на лестничный пролёт выше остальных участников. И взять её – это значит поступить нечестно по отношению к тем, кто сейчас нервничает за кулисами; к тем, у кого от этого кастинга зависит вся жизнь.

- Для меня тоже! – неожиданно отреагировала Лора, хотя я уже было подумал, что она язык проглотила. – Для меня тоже важен этот проект! И это несправедливо, не брать меня только из-за того, где я училась.

Она нервно вдохнула, зло посмотрела на меня, сузив глаза.

- Хорошо, - соглашаюсь. – Но у меня также есть претензии и к твоему исполнению. – Вот сейчас я придираюсь, но не могу же я позволить богатенькой кукле попасть в проект, который, возможно, сможет дать старт такому парню, как я. Претензия? Вижу, как в её голове кружится это слово, словно она старается понять, что оно значит. – Твое исполнение сухое.

- Сухое? – эхом отражает Лора.

- Голос хороший, но исполнение скучное.

Я врал. Да, я бы хотел увидеть больше индивидуальности, нежели канона. Но если бы на её месте оказалась обычная девчонка, я бы даже попросил её спеть ещё раз.

Только для меня. За закрытыми дверями. Где я смог бы не только слушать, но и любоваться её большими темными глазами и пухлыми губками…

Так. Стоп!

POV Вили

- Я против твоего участия в этом проекте, - жестко говорит парень. И его слова звучат как приговор.

Всё мое тело словно пылает. Я пытаюсь посмотреть в глаза остальным судьям. Тем, на кого я всегда ровнялась, но они прячут от меня свои глаза. А он не прячет.

Его голубые глаза сверкают. Волосы падают на лоб, он не откидывает их назад, хотя они ему мешают. Он стиснул зубы, отчего его скулы напряглись.

Спортивная фигура и многочисленные татуировки спрятаны под свитшотом. Я могу видеть только одну – маленькую птичку на шее. Это могло бы показаться милым, если бы красовалась на шее другого парня.

Как у такого козла могла быть такая внешность? Это что, закон подлости? Как у героя романа Оскара Уайлда «Потрет Дориана Грея», красивая оболочка и гнилое нутро?

Не дать быть семи пядей во лбу, чтобы понять - судьи не собираются спорить с этим мудаком, ведь за ним буквально стоит армия поклонниц, готовых раздербанить шоу в комментариях.

Мудак. Впервые это слово прозвучало в моей голове, и оно как раз применительно к этой звезде. И почему он мне так нравился раньше? Как же мне сейчас стыдно, ведь я гоняла его песни сотни раз в своем плеере. Прав был Захар. Думаю, такой жестокий человек правда мог бросить друга, перешагнуть через него, чтобы стать популярным.

Моё исполнение скучное? Сухое? Как он смеет так говорить? И как он посмел сделать выводы о моей жизни, даже не узнав меня? Я тоже могла бы разреветься на камеру, рассказывая миллионам о своей трагичной жизни, как это сделали другие участники. Но я не стала и не жалею об этом.

- Увы, вы не станете участником нашего проекта, - говорит ведущий, и в его голосе я слышу сочувствие.

- Лучше попроси своего папочку вложиться в тебя ещё раз. – Этот голос теперь будет преследовать меня в кошмарах. - Пусть купит тебе песню, снимет клип…

Папочку?

Словно удар под дых. Я больше не слышу его, поэтому не знаю, что ещё он предлагает мне сделать. Рука дергается вверх, чтобы коснуться того места, где было больнее всего. Но боль быстро заструилась по венам. Казалось, заболело везде.

Я поспешно развернулась, чтобы вся страна не увидела моих слёз. Надеюсь, они вырежут эту сцену из эфира. Не хватало еще опозориться.

За сценой я ускорилась. Дышать было трудно. Я не могла вдохнуть, словно что-то застряло в лёгких. Я знала, что это. Это вдребезги разбившиеся мечты и надежды.

Я не слышала слова поддержки, которые мне кричали участники, не чувствовала их рук, дружеских похлопываний. Сейчас мне никого не хотелось видеть.

Злой жизненный сарказм. У меня ведь и так никого не было. Даже позвонить некому, чтобы рассказать или пожаловаться.

Пошёл ты в жопу, Гай Биго!

Дядя Миша вчера сказал, что в жизни все возвращается. Буду молиться Богу, чтобы к тебе это вернулось в десятикратном размере.

Хватаю чемодан, несусь прочь от съемочного павильона. Выйдя из здания, прислоняюсь к холодной стене. Куда дальше?

Ноги сами двигаются к супермаркету. В кармане меньше ста рублей. Долго я на них не протяну.

Стучу в дверь супермаркета, надеясь, что сегодня смена дяди Миши. Он не обязан мне помогать, но эта соломинка, за которую я ухватилась. Утром он помог мне вымыть голову, чтобы на кастинге я выглядела более-менее сносно. И пусть после мыла мои волосы выглядели даже хуже, чем до помывки, мы ведь пытались.

Дверь открыл другой охранник.