Страница 15 из 22
Владимир сперва считал города и порты, куда заходили корабли взять питьевой воды, потом перестал, голова шла кругом. Толмач по большей части бражничал с воеводами, Владимир приноровился подавать кувшин с вином, сладости, убирал грязную посуду, а сам жадно впитывал каждое незнакомое слово, сравнивал со своими, ловил речи бояр и ответные речи толмача, снова сравнивал, вникал в смысл, еще смутный, удивительный, обрывочный… Но разве кто-то возьмется обучать языку раба?
Однажды рано утром он выбежал наверх, ежась от утреннего ветерка, тоже странного и непривычного, ахнул, ухватился за канат.
Неправдоподобное лазурное море впереди словно бы обрывалось, закрытое торчащими как иглы рассерженного ежа мачтами кораблей. Паруса были спущены, черные мачты торчали, словно обугленные. Неужто на свете их может быть столько?
А дальше прямо из воды вырастали белоснежные горы, отвесные стены, настолько гладкие и чистые, что глаза лезли на лоб, отказываясь верить… И вдруг он понял потрясенно, эти стены сложили человеческие руки! Судя по всему, здесь сторожевые крепости, ромейские заставы богатырские. Наверху зубчики, едва заметно глядятся крохотные окна. Самую высокую сосну поставь на такую же, а потом еще и еще, и то не достанут даже до середины башен! Или местные боги здесь держали оборону от других богов?
Волны с тяжелым грохотом обрушивались на несокрушимое основание башен, что вырастали прямо из чистейшей воды. Когда наконец росский корабль приблизился к первой, Владимир с еще большим потрясением увидел сквозь прозрачнейшую воду, как стена из исполинских глыб опускается все ниже и ниже, куда человеку не донырнуть, не всякая рыба туда опустится, а тяжелые обтесанные ломти скал лежат ровненько, стена выглядит сплошной, волосок не просунуть между глыбами гранита… Или морские боги строили?
Рулевой, им был сам кормчий, лохматый мужик поперек себя шире, покосился на застывшего в изумлении мальчишку:
— Что, громом пришибло?
— Его… строил сам Род? — прошептал Владимир благоговейно.
— Я сам так думал. Ты рыжих муравьев видел?
— В лесу? — удивился Владимир, он не отрывал зачарованных глаз от исполинских стен. — Кто же их не видывал!
— Малы, а какие хоромы строят!.. Их лесные кучи еще выше. Ежели, конечно, сравнить их рост и рост ромеев.
Холодный насмешливый голос заставил Владимира захлопнуть глупо раскрытый рот. Он покачал головой:
— Мы же такое не строим…
— Откуда деревья в стране песка и камня? — хладнокровно заметил кормчий. — Потому и строят из того, что есть. А камень на камень можно громоздить и до неба… Буди старших!.. Вон уже гавань. Там башни еще повыше.
Владимир попятился. Глаза стали круглые, как у молодого совенка:
— Неужто могут быть еще выше?
Кормчий сплюнул через борт.
— Это собачьи конурки в сравнении с теми, что запирают вход в Золотую Бухту.
Когда Владимир сбегал вниз, оттуда уже плелись, хватаясь за стенку, зеленые и опухшие от морской болезни бояре. Они лечили ее неразбавленным вином, теперь на них было смотреть страшно. Правда, вид встающих из моря исполинских башен потряс даже их, только Добрыня напускал равнодушный вид, он-де уже третий раз в Царьграде, но Владимир подметил, что воевода хитрит. Царьград и есть Царь-град, наверное, даже ромеи из других городов тоже раскрывают рты на всю варежку.
— Царь городов, — сказал благоговейно боярин Волчий Хвост.
— Это пока только порт, — объяснил толмач тоном полнейшего превосходства. — Он весь мандракий, что означает загон для овец. Только в этом загоне сотни кораблей со всего света… Еще мой дед строил стены этого загона. Глубина в море была больше ста локтей, туда на кораблях возили каменные глыбы и скидывали в море, скидывали, скидывали… Камень брали на берегу, там раньше были горы. Больше года возили глыбы и сбрасывали в море. Гору источили норами, потом норы превратились в огромные пещеры, затем горы рухнули, их разобрали на глыбы и сбросили опять же в море, потом на месте гор образовались пропасти, но и оттуда поднимали глыбы неотделанного камня, грузили на корабли, вывозили в открытое море, сбрасывали. Наконец лучшие ныряльщики сообщили, что в глубине уже можно различить вершины подводных гор!.. Ну, а дальше, понятно, все было намного проще.
Владимир потрясенно смотрел на исполинские башни. Облака задевают острыми зубьями! Построить такие горы проще того, что внизу под водой? Какие же тогда там? И все это построили не боги? Так что же за люди живут в этих землях?
— Как они могли… Как могли сотворить такой город? Я уж думал, это Славен, столица вирия!!!
Добрыня, который сам жадно пил из всех кружек, как он это называл, то есть, учился у всех, подхватывал крохи знаний где мог, о Царьграде знал уже не меньше, чем о Киеве. Чтобы подлить масла в огонь, рассказал, что этот древний град, который зрят бояре, вовсе не древний, а построенный на развалинах старого разрушенного императором Константином, что жил всего-навсего полтыщи лет тому.
— Полтыщи? — у Волчьего Хвоста волосы встали дыбом. — А когда же тот… старый…
Добрыня, кичась своими широкими познаниями, начал рассказывать, как один из аргонавтов, внук самого Посейдона, возвращаясь из похода за золотым руном, ахнул при виде красивейшего места на берегу Пропонтиды. А так как доля добычи при нем уже была, награбил довольно, то решил там и поселиться. К нему примкнуло несколько искателей приключений, они помогли построить маленький городок. Помогли, разумеется, больше мечами и копьями, чем молотками и лопатами. Отважного аргонавта звали Византом, потому и городок назвали Византом.
Визант стал воротами из Европы в Азию. И обратно. Здесь сошлись дороги из Европы, Азии, Африки, отсюда со страхом цивилизованные народы смотрели в сторону степей, где на том берегу морского пролива показывались орды беспощадных скифов, а за их степью лежала еще более таинственная страна гипербореев, там зимой с неба падают белые холодные перья…
Этот городок быстро превращался в город, завел торговлю со всеми европейскими и азиатскими странами. Еще Визант вооруженной рукой собирал пошлину с проходящих через пролив кораблей. Правда, он же давал им и защиту. Царь Дарий, когда шел войной на скифов, по дороге взял Визант и разрушил до основания, жителей истребил, а уцелевших продал в рабство.