Страница 52 из 54
Сидя на спине тарна, я ждал, не зная, погибну ли я Огненной Смертью, исчезну ли вспышкой голубого пламени, как голубая коробка в горах Нью-Хэмпшира.
– Умри Огненной Смертью, – повторил старик, снова ткнув в меня пальцем. На этот раз его жест был менее величественным, скорее истеричным и отдавал патетикой.
– Вряд ли кто-нибудь знает волю Царствующих Жрецов, – сказал я.
– Я вынес девушке смертный приговор, – дико закричал старик. – Убейте ее! – приказал он аритам.
Никто не двинулся. Тогда, прежде чем кто-нибудь успел остановить его, он выхватил меч из ножен убийцы и бросился к Талене, занеся его обеими руками над головой. Его вера в Царствующих Жрецов явно пошатнулась, глаза наполнились безумием, он что-то вопил.
– Нет! – воскликнул один из Посвященных. – Это запрещено!
Но безумный старик, не обращая не него внимания, занес меч над девушкой. В то же мгновение его как бы охватил голубой туман, и затем, к всеобщему ужасу, он вспыхнул голубым пламенем. Но даже вскрика не вылетело из пылающей массы, только что бывшей человеком, и через минуту пламя исчезло так же таинственно, как и появилось. Ветер сдул с крыши пепел.
Раздался неестественно спокойный голос Па-Кура.
– Это дело решит меч.
Я соскочил с тарна и выхватил меч из ножен. Говорят, Па-Кур – лучший фехтовальщик Гора. Далеко внизу начали стихать крики боя. Посвященные исчезли с крыши.
Один из аритов сказал:
– Я иду с Марленусом.
– И я, – сказал другой.
Па-Кур, не отрывая глаз от меня, указал на них мечом:
– Уничтожьте этот сброд.
Мгновенно люди Па-Кура напали на аритов, но те мужественно встретили атаку. Их было в три раза меньше, чем врагов, но я знал, что они сумеют постоять за себя.
Па-Кур осторожно приближался ко мне, уверенный в своем превосходстве, но, как и следовало ожидать, не желая оставлять мне никаких шансов.
Мы встретились у тела Талены, и наши мечи скрестились раз, другой, третий. Па-Кур, не раскрываясь, сделал выпад, следя, как я своим мечом парирую удар. Он сделал еще одну попытку, и, кажется, удовлетворился результатом. Он стал методично изучать меня, используя меч, как врач использует стетоскоп, прижимая его то к одной области, то к другой. Однажды я резко ответил на его выпад, но Па-Кур легко парировал удар. Пока мы были заняты этими пробами, совершая как бы ритуальный танец, вокруг нас лязгали мечи Убийц и аритов.
Наконец, Па-Кур шагнул вперед за пределы досягаемости моего меча.
– Я могу убить тебя, – сказал он.
Я думал, что он прав, но это могла быть и хитрость, рассчитанная на то, что противник выйдет из равновесия, как шахматный игрок провоцирует противника на ненужный защитный ход и отнимает у него инициативу. Такая штука в шахматах может пройти лишь раз, но в схватке на мечах она эффективна.
Я ответил ему в том же духе:
– Как же ты можешь убить меня, если я не повернулся к тебе спиной?
Где-то в глубине нечеловеческого спокойствия могло лежать чувствительное тщеславие. Я вспомнил случай с самострелом и диском на Воске. Это тоже было тщеславие.
Огонек раздражения мелькнул в глазах Па-Кура и на его губах появилась язвительная улыбка. Он снова стал приближаться ко мне, но все так же осторожно. Моя ловушка не сработала. Но и его – если это была ловушка – тоже. Если это не блеф, то я скоро это узнаю.
Наши мечи снова встретились. Он начал так же, как в первый раз, с той же области, но с большей уверенностью и быстротой. Это заставило меня задуматься – нащупал ли он слабейшее место моей защиты, или же это был просто обманный маневр, чтобы отвлечь меня от действительно слабейшего места.
Так я размышлял, не сводя глаз с его меча. В подобных поединках можно попытаться разгадать противника, но нельзя предаваться размышлениям, они парализуют, делая человека легкой добычей. Я решил взять инициативу в свои руки. Если он победит, то победит сам, а не с помощью своей славы.
Я двинулся вперед, атакуя и больше раскрываясь, но в то же время тесня его назад своими ударами. Па-Кур хладнокровно отступал, дожидаясь, пока у меня устанет рука. Ненавидя его, стремясь убить, я одновременно восхищался им, восторгался его мудростью.
Когда моя атака закончилась, Па-Кур не стал нападать. Он явно хотел, чтобы я продолжил атаку. Скоро моя рука устанет и я не смогу противостоять его легендарной ярости.
В это время ариты, сражаясь за свой город, отбрасывали врага снова и снова, но снизу на крышу выходили все новые и новые убийцы. На место каждого убитого врага становилось трое новых. Было ясно, что поражение аритов – вопрос времени.
Мы продолжали сражаться. Я атаковал, он защищался. Тем временем Талена умудрилась сесть и наблюдала за нашим поединком. Ее вид и страх за меня удваивали мои силы, и впервые мне показалось, что Па-Кур уже отражает атаку не с прежней силой.
Внезапно раздался грохот, подобный раскату грома, и солнце закрылось огромной тенью, словно облаком. Мы отскочили друг от друга, чтобы посмотреть, что случилось. Во время боя мы забыли обо всем на свете. Я услышал радостный крик:
– Брат по мечу!
Это был голос Казрака.
– Тэрл из Ко-Ро-Ба! – послышался другой знакомый голос – голос моего отца.
Я взглянул наверх. Небо кишело тарнами. Тысячи огромных птиц, удары крыльев которых были подобны грому, спустились на город, который уже не был покрыт проволочной сетью. Вдалеке пылал лагерь Па-Кура.
Через рвы к мостам в город вливались реки воинов. В Аре люди Марленуса достигали главных ворот, и они медленно закрывались, отрезая гарнизон от орды. Орда, ошеломленная нападением, была неспособна к бою. Ее охватила паника. Многие тарнсмены Па-Кура летели прочь от города, спасая свои жизни. Орда намного превосходила нападавших числом, но не могла понять этого. Она видела лишь ряды организованных войск, устремившихся на них неожиданно с тыла, и вражеских тарнсменов, без помех опустошающих свои колчаны. Ворота закрылись и город не мог укрыть их, они были пойманы между стенами, загнаны, как скот на бойню, не в силах развернуться в боевые порядки.
Тарн Казрака приземлился на крышу, а за ним и мой отец. Позади Казрака, одетая как тарнсмен, сидела прекрасная Сана из Тентиса. Убийцы Па-Кура бросали мечи и снимали шлемы. Воины отца вязали их.